[24].
Когда я в мае вскоре после своего назначения на пост военного министра прибыл в Ставку Верховного главнокомандующего, генералы Алексеев и Деникин (начальник Генерального штаба) представили мне меморандум с подробными сведениями о способах связи русских шпионов с высокопоставленными ответственными лицами в Германии.
В результате перед Временным правительством встала непростая задача провести расследование в указанном Ермоленко направлении, выследить агентов, служивших связующим звеном между Лениным и Людендорфом, и взять их с поличным с компрометирующими документами. При малейшей огласке дела, естественно, германский Генеральный штаб сменил бы способ связи с агентами в России. С другой стороны, при полной свободе печати, царившей в то время в стране, фактически не подлежавшей даже военной цензуре, сообщения Ермоленко стали бы всеобщим достоянием, стоило только им просочиться даже в самые надежные и ответственные политические круги. Поэтому Временное правительство осведомило об этом очень немногих министров.
Мы с генералом Алексеевым решили поручить все раскрытые Ермоленко дела украинских сепаратистов специальному отделу, подчиненному непосредственно Генеральному штабу, тогда как Временное правительство занялось выяснением вопроса о сношениях Ленина с германским Верховным командованием. Кроме князя Львова и меня, в дело были посвящены только двое министров: Некрасов, министр путей сообщения, и министр иностранных дел Терещенко. Задача была возложена именно на последнего, остальные предпочитали как можно меньше вникать в детали расследования. Терещенко взялся за необычайно сложное и трудное дело, на которое ушло много времени, но оно принесло сокрушительные для Ленина результаты. В ходе следствия полностью выявились его способы связи с Германией и личности посредников при переводе денежных сумм (Фюрстенберг-Ганецкий в Швеции, Козловский и г-жа Суменсон в Петрограде). Открылись также названия переводивших деньги банков (Дискон-то-Гезельшафт в Берлине, Нюа-банк в Стокгольме, Сибирский банк в Петрограде).
Арестованный во время июльского большевистского мятежа Козловский не стал отпираться перед документами, уличавшими его в получении из-за границы крупных сумм. Этот человек, пользовавшийся в свое время определенным уважением, в прошлом один из лидеров польской социалистической партии, бесстыдно заявил в оправдание, что с самого начала войны вместе с Ганецким и г-жой Суменсон занимался контрабандной торговлей, ввозя в Россию предметы дамского туалета.
Между тем со дня на день, 18–19 июля, в самый момент большевистского мятежа, в Петроград из Финляндии собирался приехать Ганецкий. На шведской границе российские власти должны были арестовать этого германско-большевистского агента в Стокгольме, имевшего при себе, как нам было хорошо известно, документы, неопровержимо доказывавшие факт сношений Ленина с германским Генеральным штабом. Дальше я расскажу, почему Ганецкого не арестовали, и колоссальные двухмесячные усилия Временного правительства (главным образом Терещенко) по разоблачению тайной подрывной деятельности большевиков закончились полным крахом. В данный момент, полностью сознавая свою ответственность перед историей, ограничусь цитатой из коммюнике, опубликованного прокурором Петроградского округа сразу после июльского мятежа, в составлении которого я лично принимал участие:
«Какими бы ни были их мотивы, Ленин со своими сподвижниками создали весной 1917 года внутри большевистской партии некую организацию с целью поддержки враждебных действий воюющих с Россией стран. Для этого упомянутая организация вместе с вражескими агентами стремилась к дезорганизации русской армии путем активной пропаганды среди населения и солдат, финансируемой враждебными державами».
Большевистский мятеж
Из вышесказанного напрашивается заключение, что борьба с большевиками была для Временного правительства непременным условием вооруженной борьбы с Германией и что, если бы Ленин не пользовался мощной пропагандистской, технической и материальной поддержкой, не имел в своем распоряжении германских шпионов, ему никогда не удалось бы погубить собственную страну.
При этом я не намерен снимать с Германии ответственность за гибель России. Во время мировой войны все воюющие страны не только применяли отравляющие газы и прочие способы физического уничтожения противника, но и вели в неслыханных доселе масштабах не менее убийственную пропаганду, которая тоже служила военным орудием, морально разлагали в тылу население подкупом. Опубликованные в Германии и Англии сведения в первую очередь свидетельствуют о полном пренебрежении нравственными законами общества ради деморализации противника, равно как и о том, что германская пропаганда в этом отношении нисколько не отличалась от союзнической.
В России и за рубежом Временное правительство упрекают в допуске в страну Ленина, проехавшего через Германию и не арестованного на границе. Но не надо забывать, что выбранный Лениным путь в Россию из Швейцарии нисколько не зависел от его сговора с Людендорфом. Сначала он собирался вернуться в Россию через Францию и Англию. Учитывая, что Ленин еще до революции получал германские субсидии, проезд через Германию безусловно должен был послужить первым предупреждением тем, кто понимал, что это означает. С другой стороны, как можно было не пускать его в Россию при бездействовавших в то время (в середине апреля 1917 года) таможенной и пограничной службах? Вопрос о въезде в Россию политических эмигрантов, прибывающих через Германию, обсуждался на заседании Временного правительства, когда премьер-министр князь Львов и военный министр Гучков категорически заявили о технической невозможности не пропускать их через российскую границу.
Даже если бы были такие возможности, Временное правительство, по всей вероятности, не воспользовалось бы ими, поскольку тогда вся страна категорически настаивала на праве политических эмигрантов по желанию возвращаться в Россию.
В данный момент, по прошествии многих лет, с трудом верится, что даже «Речь», главный печатный орган партии кадетов (Милюкова), сочувственно приветствовала приезд Ленина в Петроград, хоть и через Германию. «Лидер социалистов, теперь общеизвестный под именем Ленин, — писала газета кадетов, — должен появиться на сцене, и его ждет теплая встреча со стороны всех способных разделять его взгляды».
Большевики уже не могли сойти с пагубного пути, даже если бы мысль о России пробудила в Ленине, Зиновьеве и прочих какое-то подобие чести и совести. За каждым из них следили, каждым руководили агенты Людендорфа, и при первой попытке Центрального комитета большевистской партии отказаться от пораженческой политики германский Генеральный штаб сразу выделил неограниченные ассигнования на пропаганду «социалистической революции». Поэтому, говоря объективно, не шло никакой речи о примирении или союзе между большевиками и силами российской демократии. Открытая война между двумя этими противоположными лагерями оказалась столь же неизбежной, как война России с Германией на фронте. Фактически в самый момент перехода русских войск в наступление большевистский генеральный штаб пошел в наступление на революционную Россию в тылу у русской армии.
Приехав 15 июля на несколько дней в Петроград по неотложным делам, я увидел, что близятся самые серьезные и решающие события. За два месяца моих непрерывных поездок по фронту политическая атмосфера в Петрограде кардинально переменилась. В конце второго месяца своей деятельности первое коалиционное правительство переживало полный кризис. Три кадетских министра подали в отставку под официальным предлогом протеста против неоправданных, на их взгляд, уступок Временного правительства Украине. Однако настоящий повод заключался в якобы чрезмерной зависимости правительства от Совета в результате нарушения, по их мнению, коалиционного принципа равного представительства в кабинете буржуазии и социалистов и, соответственно, ослабления власти Временного правительства. Именно так Центральный комитет кадетской партии сформулировал проблему.
Весьма необоснованное недовольство кадетских министров не имело большого значения, и в более нормальных условиях, в более спокойной обстановке кризис бы легко и своевременно разрешился.
Но при всей своей незначительности министерский кризис с выходом буржуазных министров в отставку послужил большевикам прекрасным основанием для нового бунта под лозунгом «Вся власть Советам!».
16 июля поступило важное сообщение из армии Корнилова. Под перекрестным вражеским натиском 8-й армии пришлось оставить Калуш. На Западном фронте, где армия генерала Деникина перешла в наступление, тоже сложилась серьезная ситуация. Вынужденный непременно вернуться на фронт, я решил ехать в тот же день, 16 июля.
Когда я покидал столицу, на петроградских улицах замелькали грузовики, полные неизвестных вооруженных людей. Некоторые объезжали казармы, призывая солдат присоединиться к ожидавшемуся с минуты на минуту вооруженному восстанию. Другие рыскали по городу, разыскивая меня. Одна шайка проникла во двор Министерства внутренних дел и ворвалась на первый этаж, где находился кабинет князя Львова, откуда я только что вышел. Только мой поезд отошел от вокзала, как подкатил грузовик под красным знаменем с надписью: «Первая пуля — Керенскому».
На следующий день 17 июля, когда я осматривал линию фронта в сопровождении генерала Деникина и представителей армейского комитета, посыпались очень тревожные телеграммы. Беспорядки в Петрограде усиливались. Несколько полков открыто приняли в них участие. Другие, отборные, в том числе Преображенский, Семеновский и Измайловский, сохраняли «нейтральную» позицию в борьбе большевиков против Временного правительства. Кабинет министров собрался в штабе Петроградского военного округа. Таврический дворец, занятый Исполкомами Всероссийского съезда Советов и Петроградского Совета, заполнили восставшие солдаты и красногвардейцы. «Сознательные пролетарии» намеревались расправиться с несколькими представителями советского большинства (Церетели, Чхеидзе и прочими), отказавшимися содействовать полному переходу политической власти в руки Советов.