. С сентября Россия снова со сверхъестественной быстротой покатилась к развалу и хаосу.
Одновременно с новым поражением русских войск на фронте во всей стране развернулось широчайшее антибольшевистское движение, которое почти полностью смело большевистские комитеты и печатные агентства. В провинции советская власть перешла в руки патриотических элементов, здоровых и конструктивных, преданных делу обороны и национального возрождения. Число большевистских представителей в Исполкоме Совета и Петроградском комитете Всероссийского съезда Советов сократилось почти до нуля. Параллельно с исчезновением большевистского элемента из всего советского аппарата руководители Советов сами начали признавать, что такие Советы уже нельзя считать властным органом, а только переходным механизмом к новому хорошо организованному демократическому государству.
Новые законы, разработанные первым кабинетом Временного правительства и введенные в стране, обеспечили возможность самоуправления с помощью разветвленной системы земской и городской администрации, основанной на всеобщем равном пропорциональном избирательном праве, которое получили и женщины. В августе по новому закону были избраны двести городских дум, в конце сентября они действовали в шестисот пятидесяти из семисот российских городов. Одновременно, хотя не так быстро, продвигалась реорганизация земства на более демократических и очень широких принципах, учитывая особые условия управления в деревнях. Небывалое развитие кооперативных обществ, благодаря новому принятому Временным правительством закону, закладывало прочный фундамент строительства поистине демократического государства. Период примитивной деятельности безответственного пролетариата постепенно сменялся здоровым активным профсоюзным движением, которым большевики овладели лишь частично на крайнем правом фланге. Авторитет правительственных комиссаров в армии постоянно усиливался в соответствии с планом правительства слить комиссаров в некое соединение, преобразовав в систему комитетов, избиравшихся с марта, и перейти к нормальному командованию.
21 июля я подтвердил свой старый приказ о безжалостном применении вооруженной силы в любом случае нарушения субординации на фронте. Обратил внимание комиссаров и командования на декрет Временного правительства от 19 июля, запрещавший в рядах армии всякую агитацию против войны и правительства. Одновременно я телеграфировал в Ставку Верховного главнокомандующего распоряжение «разжаловать и отдавать под суд командиров за малейшие колебания в применении силы». 20 июля по моему приказу была арестована делегация Центрального комитета Балтийского флота, прибывшая в Петроград на помощь большевикам, готовясь арестовать министра юстиции Переверзева и товарища военного и морского министра Дударева. Было отменено принятое правительством сразу после формирования в начале революции правило не разоружать и не выводить из Петрограда части, принимавшие участие в вооруженном восстании, которое только дезорганизовывало и разлагало гарнизон. Военное командование отныне наделялось правом переформирования и отправки на фронт частей Петроградского гарнизона. 21 апреля единогласным решением Временного правительства был издан приказ о восстановлении на фронте смертной казни и военных советов. Одновременно правительство восстановило военную цензуру, предоставило Министерству внутренних дел право с согласия военного министра закрывать газеты, запрещать собрания, проводить аресты без обычного ордера, подвергать административному выселению из Петрограда лица, признанные угрожающими общественному порядку, наконец, принимать все необходимые меры для обеспечения обороны и безопасности страны.
Безусловно, такие решения далеко не всегда получали всеобщее одобрение. Укрепление административной власти революционного правительства вызывало у многих политиков, нисколько не симпатизировавших левым партиям, малоприятные воспоминания о жестокостях старого режима. Общественное мнение особенно беспокоили репрессивные меры в отношении прессы.
Естественно, все поддержали запрет большевистских листовок, особенно на фронте. Но закрытие двух крупнейших столичных газет, ультрарадикальной «Новой жизни» Максима Горького и ультраконсервативного «Нового времени», вызвало энергичные крики протеста во всех без исключения политических и литературных кругах. Пошли разговоры, будто Керенский хочет вернуть времена Плеве (ненавистного всем министра внутренних дел при Николае II, убитого в начале войны с Японией). Право ареста по административному распоряжению породило серьезные проблемы между Временным правительством (Милюковым) и представителями кадетской партии в момент нового министерского кризиса после большевистского мятежа.
Верные своей доктрине исключительной власти закона, либеральные юристы горячо возражали против «узаконенного правительством беззакония». Это не помешало той же самой стороне требовать от правительства отъявленного беззакония, а именно жесточайшей административной борьбы с большевизмом. Отчасти подобная непоследовательность объясняется тем фактом, что в то время (в августе 1917 года) ни одному левому революционеру больше не грозил арест или административная высылка, но правые уже начинали все громче и тверже поднимать голос за военную диктатуру[26].
Я становлюсь премьер-министром
На следующий день после моего возвращения с фронта, то есть 20 июля, князь Георгий Львов вышел из Временного правительства. Ситуация чересчур усложнилась для свойственного ему мягкого стиля руководства. На том же заседании кабинета, которое приняло его отставку, я был назначен министром-председателем с сохранением портфеля военного министра.
Сразу после отставки князя министерский кризис принял острый характер.
22 июля Исполком Всероссийского съезда Советов и Крестьянского съезда совместно опубликовал манифест к народу, объявив Временное правительство «правительством спасения Родины и Революции», предлагая солдатам, крестьянам, рабочим оказать доверие народному коалиционному правительству страны. В то же время общее собрание частей Петроградского гарнизона единодушно проголосовало за доверие «одному Временному правительству».
Но Временному правительству недостаточно было доверия революционных и демократических организаций. Предстояло объединить все живые силы страны, ибо только от этого зависело быстрое возрождение России. На оставшиеся вакантными в кабинете места после ухода трех министров-кадетов следовало подыскать людей аналогичных политических и общественных убеждений. В июле это было еще важнее, чем в апреле или мае. В тот момент вокруг партии конституционных демократов группировались и объединялись политические силы страны, представлявшие интересы собственников, высшего командования, старой бюрократии, даже аристократии. Не хочу здесь винить партию Милюкова, в прошлом очень много сделавшую для освобождения России, в «смене программы и переходе на службу реакции», по выражению большевистских демагогов. Идеология кадетской партии осталась неизменной, только ее человеческий контингент радикально менялся. Не забудем, что с исчезновением после революции партий, стоявших на правом фланге либерального центра, кадетская партия превратилась в правое крыло российского политического движения[27].
Понятно, что национальное правительство, стоя над любыми партиями, должно было иметь в своем составе ответственных представителей правого фланга общественного мнения в лице приверженцев этой группировки, занявших после мартовской революции откровенно республиканскую политическую позицию.
Представители социалистических партий и руководители Советов откровенно склонялись в пользу комбинаций, которые не предусматривали назначения кадетов на вакантные места во Временном правительстве после ухода князя Львова. С 20 по 26 июля критический вопрос оставался в подвешенном состоянии, так как в день своего назначения на пост председателя мне пришлось ехать на фронт. После моего возвращения из армии Деникина 27 июля все министры подали в отставку. Отставка in corpore[28] развязала мне руки для заполнения министерских вакансий.
Переговоры министра-председателя с центральными комитетами разных партий длились не менее десяти дней. Не прекращались споры по одним и тем же программным вопросам, шел бесконечный обмен письмами, велись торги, в ходе которых подчеркивались разные взгляды на партийные интересы. Все это лишь раздражало конкурентов, не продвигая дела. Вдобавок я, пользуясь якобы полной свободой выбора министров, непрерывно выслушивал ультиматумы разных партий и организаций, которые протестовали против одних кандидатов и рекомендовали других.
Положение довольно странное: взяв на себя в сложившейся политической ситуации всю тяжесть ответственности за судьбу страны, я даже не имел возможности свободно выбирать ближайших соратников, за которых мог искренне поручиться перед народом.
Дело еще более осложнялось тем фактом, что два соперничавших лагеря (буржуазия и демократы) независимо друг от друга решили оставить меня председателем Временного правительства, не желая видеть на этом посту другого кандидата. Все партии, вместе взятые, хотели работать со мной, что не мешало им каждой в отдельности диктовать мне условия, абсолютно неприемлемые для других. Торг за министерские посты вызвал неуклонно накалявшиеся споры. С другой стороны, продолжение министерского кризиса только усугубило бы и без того напряженную ситуацию в стране, особенно на фронте, где наступление германских войск пробуждало в людях чувство горячего патриотизма, естественное и здоровое, но проявлявшееся иногда в нежелательной для офицеров форме.
Было очевидно, что перед российскими политическими партиями, ни с одной из которых я полностью не соглашался, в каждой имея друзей и сторонников, надо раз и навсегда поставить следующую альтернативу: пусть берут на себя всю ответственность за судьбу страны, предоставив мне лишь относительную свободу делать то, что я считаю необходимым для блага страны, независимо от каких-либо партийных доктрин и интересов.