Непрерывный отдаленный гром артиллерийской стрельбы, непрерывные споры делегатов… Так, под пушечный гром в атмосфере мрака и ненависти, дикого страха и беззаветной смелости рождалась новая Россия.
Левые эсеры и объединенные социал-демократы поддержали предложение Мартова. Оно было принято. Какой-то солдат объявил, что Всероссийский исполнительный комитет крестьянских Советов отказался прислать на съезд своих делегатов; он предложил отправить туда комиссию с формальным приглашением. «Здесь присутствует несколько крестьянских депутатов, — сказал он. — Предлагаю предоставить им право голоса». Предложение принимается.
Слово попросил капитан Харраш. «Политические лицемеры, возглавляющие этот съезд, — страстно кричал он с места, — говорят нам, что мы должны поставить вопрос о власти, а между тем этот вопрос уже поставлен за нашей спиной еще до открытия съезда! Расстреливается Зимний дворец, но удары, падающие на него, заколачивают гвозди в крышку гроба той политической партии, которая решилась на подобную авантюру!» Общее возмущение».
В ночь падения Временного правительства военный министр отправил следующее послание в Генеральный штаб (Ставку) в Могилев:
«Ставка. Можете ли вы дать нам отчет о положении дел в Петрограде в данный момент?
Военный министр. Ситуация следующая: Невский проспект вплоть до Мойки открыт для движения, но от Мойки до Зимнего дворца занят солдатами и матросами… которые постепенно приближаются к дворцу справа и слева. Все остальные улицы открыты… Железнодорожные станции заняты мятежниками, и их пикеты патрулируют улицы, задерживая всех, у кого нет соответствующих документов. Вокруг Смольного института, где расположен штаб мятежников, стоят броневики… В общем на улицах тихо, день прошел без всяких столкновений, и толпы… проявляют удивительное равнодушие к тому, что происходит. В городской думе заседает Комитет спасения революции. Он состоит из представителей Думы и той части ЦК Советов, которые, порвав с большевиками, оставили Смольный институт. Мятежники обеспечивают в городе порядок; в нем нет ни беспорядков, ни погромов какого-либо вида…
Без сомнения, план мятежа был разработан предварительно. Воплощается он в жизнь с большой точностью и решительностью. У Комитета спасения революции в настоящее время нет сил, на которые он может положиться, но он возлагает надежды на войска, которые подойдут с фронта…
Сначала мятежники не проявляли решительности, и лишь позже, когда увидели, что им не оказывают сопротивления… (предложение не окончено).
Ставка. Где сейчас члены Временного правительства?
Военный министр. Час назад они были в Зимнем дворце, а сейчас арестованы…»
8 ноября сэр Джордж Бьюкенен, британский посол, предпринял прогулку по городу. Он обратил внимание на последствия грабежей, которые предыдущим днем видел Рид:
«Сегодня после полудня я вышел, чтобы посмотреть, какие повреждения нанесены Зимнему дворцу продолжительной бомбардировкой в течение вчерашнего вечера, и, к своему удивлению, нашел, что, несмотря на близкое расстояние, на дворцовом здании было со стороны реки только три знака от попадания шрапнели. На стороне, обращенной к городу, стены были изборождены ударами тысяч пулеметных пуль, но ни один снаряд из орудий, помещенных в дворцовом сквере, не попал в здание. Интерьеру здания значительные повреждения были нанесены солдатами и рабочими, которые грабили или ломали все, до чего могли только дотянуться.
Вечером к моей жене пришли два офицера-инструктора женского батальона и умолили ее сделать попытку спасти женщин, защищавших Зимний дворец, которых после того, как они сдались, отправили в одну из казарм, где солдаты обращаются с ними с крайней жестокостью. Генерал Нокс (британский военный атташе) сразу же отправился в штаб-квартиру большевиков в Смольном. Его требование немедленного освобождения женщин сначала было отвергнуто на том основании, что они отчаянно сопротивлялись, дрались до последнего, пуская в ход гранаты и револьверы. Тем не менее, благодаря его твердости и настойчивости, приказ об их освобождении был наконец подписан и женщины были спасены от той судьбы, которая неминуемо ждала бы их, останься они на ночь в этих казармах».
Социалист-революционер Сорокин также сделал вылазку 8-го числа, чтобы продолжить репортажи в своей газете «Дело народа».
«На следующий день я вышел, чтобы встретить своих несчастных помощников. Положение дел было просто ужасным. На углу Знаменской и Бассейной я натолкнулся на толпу солдат, грабивших винный магазин. Уже предельно пьяные, они орали: «Да здравствуют большевики! Смерть министрам-капиталистам!» В другом месте — та же самая сцена. Огромные толпы солдат, матросов и рабочего люда разграбили винные погреба Зимнего дворца. Битые бутылки под ногами, крики, вопли, стоны, ругательства в чистом утреннем воздухе. Многие из тех, кто попал в погреба, не могли выйти из-за давления тех, кто рвался в них. Погреба были полузатоплены вином из разломанных бочек и разбитых бутылок, и многие просто утонули в потоках вина.
Оказавшиеся в осаде министры не были убиты. Их доставили в Петропавловскую крепость, где они присоединились к царским министрам. Но судьба женщин оказалась еще хуже, чем наше воображение было способно себе представить. Многие были убиты, а те, кому удалось избежать смерти, были жестоко изнасилованы большевиками. Некоторые из этих женщин в военной форме претерпели такие страдания, что скончались в мучениях (как позже выяснилось, это преувеличение). Некоторые из чиновников Временного правительства были убиты с садистской жестокостью.
О, Свобода, какие преступления, какие невыразимые преступления свершаются во имя твое!
О Керенском поступали какие-то неопределенные новости. Состоялась встреча Центральных комитетов партий социалистов-революционеров и социал-демократов, и были предприняты определенные усилия для организации сил кадетов из военных училищ.
В редакции я написал первую статью о завоевателях, прославив их как убийц, грабителей, разбойников и насильников. Несмотря на протесты моих коллег и даже наборщиков, я подписал статью полным именем. «Пусть остается, — сказал я. — Всех нас так или иначе ждет смерть». Откровенно говоря, моя статья имела такой успех, что нам пришлось трижды допечатывать тираж. Но пока мои друзья воздавали ей хвалу, толпы на улицах и даже в частных домах все росли, и в них откровенно господствовало беззаконие. Число убийств, нападений, грабежей, особенно винных магазинов, все возрастало. Жажда напиться была так велика, что толпы не останавливала даже угроза смерти в их стремлении немедленно «национализировать» лавки с зельем. Отчаявшиеся горожане готовились защищать свои дома. К вечеру в нашу редакцию вломилась вооруженная компания с намерением арестовать всех редакторов. К счастью, присутствовал только Лебедев, бывший министр военно-морского флота в кабинете Керенского, и ему удалось скрыться через заднюю дверь. Мои друзья упросили меня не проводить эту ночь дома, и я решил последовать их совету. Кроме того, я согласился изменить внешность и с этой целью перестал бриться. Многие делали то же самое: бритые мужчины обрастали бородами, а бородатые брились.
Следующий день не принес никаких новостей о Керенском, но мы слышали о стычке около Гатчины и о гибели всех кадетов петроградских военных училищ. Эти юные герои сражались как львы и, по крайней мере, погибли, как истинные патриоты. Все закрыто — школы, банки, конторы. Угроза голода все нарастает».
8-го числа в Смольном институте Ленин спокойно занимался формированием правительства большевиков. Были назначены народные комиссары в наиболее важные министерства; все они были большевиками. Ленин предложил всем воюющим сторонам немедленно начать мирные переговоры и издал декрет о национализации земли. Рид рассказывает:
«Ровно в 8.40 оглушительная волна радостных возгласов возвестила о появлении президиума, в составе которого был и Ленин — великий Ленин. Невысокая коренастая фигура с большой лысой головой, крепко сидящей на плечах. Небольшие глаза, курносый нос, широкий рот и тяжелый подбородок; он был чисто выбрит, но уже начала пробиваться щетина той его бородки, с которой его знали в прошлом и будут знать впредь. Костюм был поношен, а брюки длинноваты для него. Невозмутимый, как подлинный идол толпы, он пользовался такой любовью и уважением, как мало кто из лидеров в истории. Странный народный вождь — вождь лишь в силу интеллекта; бесцветный, без чувства юмора, бескомпромиссный и беспристрастный, без живописных пороков — но обладающий мощным умением объяснять простыми словами сложные идеи, анализировать конкретные ситуации. И это в сочетании с умом, с огромной интеллектуальной смелостью…
… И теперь Ленин, сжимая край трибуны, своими маленькими прищуренными глазами обвел толпу, перед которой он стоял в ожидании, пока не кончатся перекаты оваций, которые длились несколько минут. Когда они кончились, Ленин произнес простые слова: «А теперь мы приступим к созданию социалистического порядка!» И снова оглушительный рев толпы.
«Первое — принятие практических мер для установления мира… Мы предложим мир народам всех воюющих стран на основе условий Советов — без аннексий и контрибуций — и право народов на самоопределение. В то же самое время в соответствии с нашими обещаниями мы опубликуем все секретные договоры и откажемся от них… Вопрос войны и мира настолько ясен, что, думаю, могу без преамбулы зачитать проект Обращения к народам всех воюющих стран…»
Когда он это произнес, его большой рот, похоже, растянулся в улыбке; голос был хриплый — но в нем не было ничего неприятного, он стал таким после многих лет ораторских выступлений — и звучал спокойно и монотонно, как бы давая понять, что может говорить едва ли не вечность.
…Чтобы подчеркнуть весомость своих слов, он немного наклонился вперед. Никаких жестов. И тысячи лиц перед ним в полном обожании смотрели на него.
(Затем Ленин зачитывает обращение.)