Дыбенко взглянул на нас. «А! — сказал он, увидев Бакланова. — Не угодно ли вам, товарищ, отправиться в комендантское управление и принять там дела? Погодите, сейчас я напишу вам мандат».
Он подошел к машинке и принялся медленно выстукивать букву за буквой.
Вместе с новым комендантом Царского Села я отправился в Екатерининский дворец. Бакланов был очень возбужден и полон сознания своей роли. В том самом белом зале, где я уже был в прошлый приезд, мы застали нескольких красногвардейцев, с любопытством оглядывавшихся кругом, в то время как мой старый знакомый полковник стоял у окна и нервно кусал усы. Он приветствовал меня, словно без вести пропавшего брата. За столом у двери сидел француз из Бессарабии. Большевики велели ему оставаться здесь и продолжать свою работу. «Что мне было делать? — шептал он мне. — В такой войне, как эта, люди, подобные мне, не могут драться ни на той, ни на другой стороне, какое бы инстинктивное отвращение они ни чувствовали к диктатуре черни… Мне только жаль, что я нахожусь так далеко от моей матушки, оставшейся в Бессарабии!»
Бакланов официально принимал дела от старого коменданта. «Вот ключи от стола», — нервно сказал полковник.
Один из красногвардейцев перебил его. «А где деньги?» — резко спросил он. Полковник казался удивленным. «Деньги? деньги?.. Ах, вы говорите о денежном ящике!.. Вот он, в том самом виде, как я получил его три дня назад. Ключи?.. — Полковник пожал плечами. — Ключей у меня нет».
Красногвардеец улыбнулся хитрой улыбкой. «Ловко!» — сказал он.
«Откроем ящик! — сказал Бакланов. — Принесите топор! Вот здесь американский товарищ. Пусть он собьет замок и запишет, что окажется в ящике».
Я взмахнул топором, деревянный ящик оказался пустым. «Арестовать его, — злобно сказал красногвардеец. — Он за Керенского. Он украл деньги и отдал их Керенскому».
Бакланов не соглашался. «Нет, — ответил он. — Ведь до него здесь были корниловцы. Он не виноват».
«Черт побери! — кричал красногвардеец. — Говорю вам, он за Керенского! Не арестуете его вы, так арестуем мы! Мы отвезем его в Петроград и посадим в Петропавловку. Туда ему и дорога!» Остальные красногвардейцы поддержали его. Полковник печально взглянул на нас, и его увели…»
К 14 ноября Керенский и его небольшой казачий отряд были окружены и почти полностью разбиты. Даже те казаки, которые оставались с ним до конца, не удержались от искушения поинтриговать против него и поддались влиянию большевистской пропаганды, потому что Керенский с ужасом обнаружил, что они заключили соглашение с Дыбенко: в обмен на свою безопасность они передают Керенского большевикам. Почти чудом ему удалось скрыться из Гатчины и дальше — из России. Он оставил политическую сцену столь же мелодраматично, как возник на пике своей краткой карьеры в роли главы государства.
«Выхода не было. Никаких мер личной охраны я не принимал. Никаких подготовительных действий на случай выезда из Гатчины не делалось. Для вооруженной борьбы нас было слишком мало — менее десятка! Уйти из дворца невозможно, — построенное Павлом I в виде замкнутого прямоугольника здание имело только один выход, уже занятый смешанным караулом из казаков и матросов. Пока мы рассуждали, как выйти из этого тупика, как выскочить из этой ловушки, явился один из бывших служащих дворца с предложением помощи. По своим служебным обязанностям он знает тайный, никому не известный подземный ход, который выходит в парк за стенами этого дворца-крепости. Но чтобы пройти к этому тайнику, нужно ждать сумерек. Что же?! Если до этого времени ничего не случится, мы уйдем из западни этим таинственным путем. Ну а если… Я прошу моих спутников не терять времени и спасаться поодиночке сейчас же, кто как может.
Что же касается меня лично и моего юного адъютанта, лейтенанта Винера, который и в этот час решительно отказался покинуть меня, то свою судьбу мы разрешим очень просто. Мы остаемся здесь в этих комнатах, но живыми предателям не сдадимся. Вот и все! Пока ворвавшаяся банда матросов с казаками будет искать нас в первых комнатах, мы успеем покончить свои счеты с жизнью, запершись в самых дальних. Тогда, утром 1 ноября 1917 г., это решение казалось таким простым, логичным и неизбежным… Время шло. Мы ждали. Внизу торговались. Вдруг в третьем часу дня вбегает тот самый солдат, который утром принес нам весть о Дыбенко. На нем лица не было. Торг состоялся, объявил он. Казаки купили свою свободу и право с оружием в руках вернуться домой всего только за одну человеческую голову! Для исполнения принятого решения, т. е. для моего ареста и выдачи большевикам, вчерашние враги по-дружески выбрали смешанную комиссию. Каждую секунду матросы и казаки могли ворваться…
Соглашение между казаками и матросами, казалось, окончательно разрешило ситуацию, не оставив мне пути к спасению. Но случилось чудо!
В комнату вошли два человека, которых я никогда не встречал раньше и не знал, — солдат и матрос.
— Мы не можем терять времени. Надевайте вот это.
«Это» состояло из матросского бушлата, шапки и автомобильных очков. Бушлат был слишком короток для меня. Шапка — слишком мала и все время сползала на затылок. Этот маскарадный наряд казался мне смешным и опасным. Но делать было нечего. У меня оставалось всего лишь несколько минут.
— У ворот перед дворцом вас ждет автомобиль.
Мы попрощались.
Вместе — матрос и я — мы через заднюю дверь вышли из моей комнаты. За нами последовали еще два матроса.
Тихо и спокойно разговаривая между собой, они миновали пустой коридор, который показался бесконечным.
Наконец мы оказались на лестнице и спустились к единственному выходу, у которого уже стоял смешанный патруль из казаков и матросов. Единственная ошибка, один неверный шаг — и нас обнаружат. Все будет потеряно.
Но похоже, мы вообще не думали об этой возможности. Мы двигались почти автоматически, с предельной точностью соблюдая равновесие, словно отлаженные машины. Мы проскользнули в двери мимо стражи. И — ничего!
Мы прошли под аркой. Осмотрелись. Никого не видно. Автомобиля нет. Сначала мы не могли понять, что случилось.
Пошли дальше.
Куда? Мы не знали. Двигаться еще быстрее было просто невозможно.
— Произошла какая-то путаница, — сказали мои новые друзья.
— Давайте вернемся, — ответил я.
Мы развернулись.
Снова оказались под аркой. Осмотрелись. Теперь нас можно было заметить.
Через дверь, противоположную той, через которую мы вышли, вернулись во дворец. Она вела прямо к караульному помещению.
Издали до нас донесся приглушенный шум. Это матросы Дыбенко и казаки Краснова поднимались наверх арестовывать меня.
В этот момент мы встретились с тем нашим другом, который и сообщил, что автомобиль будет нас ждать у выхода.
— Произошла путаница: автомобиль ждет вас у выезда из города, у Египетских ворот.
Развернувшись, мы в третий раз прошли под аркой.
Этого уже было более чем достаточно. Часовой сделал шаг в нашем направлении. Но здесь под аркой стоял верный друг, офицер, помещенный здесь на случай возможной «необходимости». Он был весь в бинтах; лицо его и тело несли на себе военные шрамы. «Внезапно» он потерял сознание и упал на руки тому часовому — не помню, был ли это казак или матрос, — который подходил к нам.
Все взгляды устремились на этого офицера. Мы успели выскользнуть.
Мы прошли через город. Дорога была длинной. Постепенно мы убыстряли шаг. Встретили извозчика. Мы запрыгнули в коляску.
— Поехали!
Еще издалека мы заметили машину, стоящую у Египетских ворот. Казалось, что мы никогда не доберемся до них. Мы были напряжены от нетерпения. Наконец мы оказались у цели. Сунули в руки извозчика до смешного крупную купюру. Он удивленно уставился на машину, которая с головокружительной скоростью сорвалась с места.
Автомобиль был великолепен. Как и шофер, авиатор. Мы с фантастической скоростью мчались по шоссе в сторону Луги. Шофер оказался настоящим мастером. В машине нашлись ручные гранаты. В случае необходимости они полетят в наших преследователей.
Погоня началась через несколько минут после нашего бегства. Для всех во дворце было загадкой, как и куда я скрылся.
Несколько друзей во дворце приняли самое активное участие в подготовке. Наш солдат, водитель, человек, абсолютно мне преданный, сделал вид, что просто «разъярен» этим побегом. Он вызвался возглавить преследование. В моей собственной машине, которой я пользовался для поездок на фронт, он последовал по пути нашего бегства.
Остальные двинулись в другом направлении. Машина, которую вел мой «преследователь», была полна врагов. Но это его не беспокоило. На полной скорости эта прекрасная машина внезапно сломалась. Теперь нас было не достать.
Но мы этого не знали и мчались вперед. Но куда мы направляемся? Конечно же не в Лугу. У нас не было ни малейшего представления, что там происходило за последние несколько часов.
Поблизости в лесу оказалась небольшая крестьянская ферма. Обитателями его были простые честные люди, которые не интересовались политикой.
Они знали друга того моряка, с которым я покинул дворец, хотя не виделись с ним больше года. Мы присмотрелись к шоссе. В обе стороны не было видно ни души. Мы остановились, вдвоем выпрыгнули из машины и исчезли в густом лесу. А автомобиль проследовал дальше.
Издалека до нас донесся прощальный сигнал его рожка».
9 ноября, когда Керенский готовил контратаку против большевиков, в Москве, втором городе России после Петрограда, разразилось вооруженное столкновение между силами Временного правительства и большевиками. К 15 ноября большевики пришли к власти и в Москве. Находясь в постоянном движении, Рид сразу же после большевистского переворота кинулся из Петербурга в Москву:
«Вокзал был совершенно пуст. Мы зашли в помещение комиссара, чтобы сговориться об обратных билетах. Комиссар оказался мрачным и очень юным поручиком. Когда мы показали ему свои мандаты из Смольного, он вышел из себя и заявил, что он не большевик, а представитель Комитета общественной безопасности. Характерная черточка: в общей сумятице, поднявшейся при завоевании города, победители позабыли о главном вокзале…