{762}. Протопопов был намерен предотвратить это.
27 января, на следующий день после появления прокламации, все руководители Рабочей группы были арестованы и заключены в Петропавловскую крепость. Протопопов проигнорировал возмущение деятелей промышленного комитета, полагая, что подавил в зародыше революционный переворот, запланированный на 14 февраля. (Месяц спустя, освобожденные рабочими, руководители Рабочей группы проследовали незамедлительно в Таврический дворец и помогли организовать Петроградский Совет.)
После ареста Рабочей группы Николай попросил бывшего министра внутренних дел Н.А.Маклакова составить проект манифеста о роспуске Думы. Выборы новой Думы — пятой — предполагалось перенести на декабрь 1917 года, то есть почти на год{763}. Слухи об этом вызвали чрезвычайное волнение в Думе{764}.
Во избежание беспорядков в Петрограде в связи с открытием Думы Протопопов вывел Петроградский военный округ из подчинения Северного фронта, главнокомандующий которого, генерал Н.В.Рузский, подозревался в симпатиях к оппозиции. Новым командующим военного округа был назначен атаман уральских казаков генерал С.С.Хабалов{765}.
Эти меры возымели желаемый результат. Арест Рабочей группы и строжайшие предостережения Хабалова заставили отменить демонстрацию 14 февраля в поддержку Думы. Но при всем том 90 тыс. рабочих Петрограда в этот день бастовали и провели мирную манифестацию в центре столицы{766}.
Между тем управление страной забуксовало. Совет министров практически бездействовал, так как его члены под тем или иным предлогом перестали приходить на заседания, и даже Протопопов не появлялся{767}. И в этот, наиболее опасный для монархии момент был обезглавлен департамент полиции: генерал П.Г.Курлов, личный друг Протопопова, которого министр пригласил занять пост директора, натолкнулся на сильнейшее противодействие со стороны Думы и, прослужив короткое время в качестве управляющего, был вынужден уйти, даже не дожидаясь замены{768}. Шеф Особого отдела полиции, занимающегося контрразведкой, — И.П.Васильев писал впоследствии, что при Протопопове его отдел не получал никаких особых поручений{769}. Оппозиция открыто смеялась над запретом правительства на проведение митингов и собраний. Военная цензура в январе 1917 года тоже не действовала, потому что издатели газет и журналов не утруждали себя отсылкой предварительной копии в Цензорский комитет{770}.
Но Протопопова, черпавшего беспредельный оптимизм в ежевечерних общениях с духом Распутина, все это не волновало{771}.
ГЛАВА 8ФЕВРАЛЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
Вслед за двумя сравнительно мягкими зимами пришла необыкновенно суровая зима 1916/1917 годов: в Петрограде в первые три месяца 1917 года средняя температура была 12 градусов ниже нуля в сравнении с 4 градусами в то же время прошлого года. В феврале 1917 года температура падала в среднем до 14 градусов. В Москве было еще морозней: до 16,7 градуса ниже нуля{772}. Холода стояли такие, что крестьянки не решались пускаться в путь на городские рынки. Железнодорожные пути заметало гигантскими сугробами, и не хватало рук расчистить эти заносы. Даже локомотивы в такую стужу выходили из строя, и иногда приходилось часами их растапливать, чтобы создать давление. Суровые погодные условия усугубили тяжкую транспортную проблему. На тридцатый месяц войны большая часть подвижного состава была сильно изношена и выведена из строя. К середине февраля 1917 года в России действовало лишь три четверти от довоенного железнодорожного оборудования, и из этого числа большая доля стояла на приколе из-за суровых погодных условий: зимой 1916/1917 годов 60 тыс. вагонов, груженных продовольствием и топливом, не могли сдвинуться с места из-за снежных заносов — а это составляло одну восьмую всего грузового состава{773}.
Нарушение снабжения имело катастрофические последствия для северных городов, в особенности для Петрограда. Запасов хлеба в столице, по-видимому, было достаточно. По словам генерала С.С.Хабалова, командующего округом, 25 февраля на городских складах было 9 тыс. тонн муки — количество, более чем достаточное на несколько дней жизни города{774}. Однако из-за нехватки топлива простаивали пекарни. Приблизительно в двадцатых числах февраля по городу поползли слухи о том, что правительство собирается ввести норму на хлеб по фунту на взрослого человека. Началась паническая закупка, опустошавшая булочные до последней крошки{775}. Образовались гигантские очереди, нередко люди стояли всю ночь напролет на жгучем морозе, чтобы оказаться первыми, когда утром откроются хлебные лавки. Люди были раздражены, и часто в толпе вспыхивали ссоры и драки. Даже сотрудники полиции жаловались на то, что им нечем кормить свои семьи{776}. Одновременно из-за топливного кризиса останавливались заводы. 21 февраля закрылся Путиловский завод. Десятки тысяч праздных рабочих хлынули на улицы.
Ничто лучше не иллюстрирует отстраненность правительства от реальности, чем решение царя в этот напряженнейший и сложнейший момент отправиться в Могилев. Он намеревался провести там неделю для совещаний с генералом Алексеевым, только что возвратившимся в Ставку после лечения в Крыму. У Протопопова это решение не вызвало никаких сомнений. Вечером 21 февраля он уверял государя, что беспокоиться не о чем и он может ехать со спокойным сердцем в уверенности, что тыл в надежных руках{777}. К вечеру следующего дня царь уехал. А две недели спустя он уже вернулся как частное лицо — «Николай Романов», и под конвоем. Безопасность столицы была вверена весьма некомпетентным людям: военному министру генералу М.А.Беляеву, поднявшемуся на эту высоту по ступенькам военной бюрократической лестницы и получившему среди коллег прозвище «мертвая голова», и командующему округом генералу Хабалову, профессиональный опыт которого не выходил за рамки канцелярий и военных академий.
Внезапно погода в Петрограде переменилась и температура, поднявшись до 8 градусов выше нуля, не опускалась уже до конца февраля{778}. Горожане, так долго просидевшие взаперти из-за стужи, высыпали под ласковые лучи солнца. На фотографиях, запечатлевших события февральской революции, можно видеть веселые лица людей и ясное небо. Сюрпризы погоды сыграли немалую роль в исторических событиях тех дней.
На следующий день после отъезда царя в Ставку в Петрограде начались беспорядки, которые уже не стихали до падения монархии.
Во вторник, 23 февраля (8 марта), был Международный женский день. Процессия, организованная социалистами, прошла по Невскому к Городской думе — с требованиями женского равноправия, а заодно и хлеба. Повсюду на улицах можно было встретить казаков; толпы зевак рассеивала полиция.
Одновременно рабочие (по различным свидетельствам от 78 до 128 тыс. человек) объявили забастовку протеста против нехватки продуктов{779}. Однако день прошел сравнительно спокойно, и к шести часам вечера улицы приняли нормальный вид. Власти, хотя и не были подготовлены к демонстрации такого размаха, все же сумели обойтись без применения оружия. Губернатор Петрограда А.П.Балк и Хабалов делали все возможное, чтобы избежать столкновений с народом, опасаясь внести политическую ноту в пока еще чисто экономические волнения. Охранка, однако, докладывая о событиях, имевших место 23 февраля и на следующий день, отмечала, что казаки отказывались входить в столкновение с толпой. Подобные наблюдения сделал и Балк{780}.
Атмосфера отягощалась нападками на правительство, прозвучавшими и под сводами Таврического дворца, где с 14 февраля проходили заседания Думы. Февральская революция разворачивалась на фоне несмолкающей трескотни антиправительственных речей. И повели наступление на власти все те же, уже знакомые нам лица: Милюков, Керенский, Чхеидзе, Пуришкевич — обвиняя, требуя, угрожая. Их поведение в некотором смысле было не менее безответственно, чем поведение Протопопова и тех сановников, которые отнеслись к волнениям как к провокации жалкой кучки агитаторов.
24 февраля ситуация в Петрограде обострилась. Теперь на улицах было уже порядка 160–200 тыс. рабочих, частью бастующих, частью предоставленных самим себе из-за локаута, объявленного на их предприятиях. Испугавшись настроений рабочих окраин, расположенных за Невой, власти выставили кордоны на мостах, ведущих к центру города. Но рабочие легко обошли это препятствие, переходя Неву по льду. Катализатором волнений стала радикальная интеллигенция, в основном так называемые межрайонцы, то есть социал-демократы, ратующие за объединение большевиков и меньшевиков и выдвигавшие программу с призывом к немедленному прекращению войны и к революции{781}. Их лидер Лев Троцкий в это время находился в Нью-Йорке. Весь день проходили стычки между полицией и демонстрантами. Кое-где толпа громила магазины, творила иные бесчинства