{302}. Моряки получили инструкции сразу после высадки на пирс возле Николаевского моста отправляться к Таврическому дворцу. Но когда они уже выстроились на набережной, посыльный большевиков сообщил, что приказ изменили и им надлежит отправляться к дому Кшесинской. На протесты присутствовавших там эсеров никто не обратил внимания, и эсерка Мария Спиридонова, собиравшаяся говорить перед моряками, осталась без слушателей. Вытянувшись в длинную колонну с военным оркестром во главе, с лозунгами «Вся власть Советам!», моряки пересекли Васильевский остров и по Биржевому мосту, через Александровский парк направились к большевистскому штабу. Там к ним обратились с балкона Я.М.Свердлов, Луначарский, Подвойский и М.М.Лашевич. Ленин, прибывший в дом Кшесинской незадолго до появления моряков, не выказал никакого желания выступить, что было ему несвойственно. Вначале он отказался появляться перед матросами, сославшись на плохое самочувствие, но потом дал себя уговорить и обратился к собравшимся с коротким приветствием. Он говорил, как «счастлив видеть то, что происходит, как теоретический лозунг, брошенный два месяца тому назад, о переходе всей власти Советам рабочих и солдатских депутатов, претворяется сейчас в жизнь»{303}. Даже эти осторожно подобранные слова не оставили ни в ком сомнения, что большевики осуществляли государственный переворот. С этого момента и вплоть до 26 октября Ленин больше публично не выступал.
Матросы отправились к Таврическому дворцу. Суханов так передает рассказ Луначарского о происходившем в штабе большевиков после их ухода: «Ленин в ночь на 4 июля, посылая в «Правду» плакат с призывом к мирной манифестации, имел определенный план государственного переворота. Власть, фактически передаваемая в руки большевистского Ц.К., официально должна быть воплощена в «советском» министерстве из выдающихся и популярных большевиков. Пока что было намечено три министра: Ленин, Троцкий и Луначарский. Это правительство должно было немедленно издать декреты о мире и о земле, привлечь этим все симпатии миллионных масс столицы и провинции и закрепить этим свою власть. Такого рода соглашение было решено между Лениным, Троцким и Луначарским. Это состоялось тогда, когда кронштадтцы направились от дома Кшесинской к Таврическому дворцу <…> акт переворота должен был произойти так. 176-й полк, пришедший из Красного Села, тот самый, который Дан расставлял в Таврическом дворце на караулы, должен был арестовать ЦИК. К тому времени Ленин должен был приехать на место действия и провозгласить новую власть»[55].
Матросы, предводительствуемые Раскольниковым, двигались вниз по Невскому. К ним присоединились низшие чины сухопутных и красногвардейцы. Впереди, по бокам и позади колонны ехали броневики. Люди несли полотнища с лозунгами, подготовленные большевистским Центральным Комитетом{304}. Когда колонна повернула на Литейный, в сердце «буржуйского» Петрограда, по ней были сделаны первые выстрелы. Колонна в панике рассыпалась во все стороны, ведя беспорядочный ответный огонь (некто, наблюдавший эту сцену из окна, сделал фотоснимок, ставший одним из редких фотосвидетельств насилия в русской революции). Когда стрельба прекратилась, демонстранты перегруппировались и вновь двинулись к Таврическому дворцу, но шли, уже не сохраняя строя, держа ружья наизготовку. К Совету прибыли к четырем часам пополудни и были встречены громким ликованием солдат Пулеметного полка.
Большевики привели к Таврическому дворцу путиловских рабочих (их численность оценивается по разным источникам в 11–25 тыс. человек)[56]. К толпе присоединялись рабочие с других фабрик, отряды военных, и постепенно она разрослась до нескольких десятков тысяч человек[57]. События происходили как бы стихийно, но вся масса жестко направлялась и управлялась большевистскими агентами, смешавшимися с народом. Милюков так описывал разворачивавшуюся перед дворцом картину: «Таврический дворец сделался настоящим центром борьбы. В течение целого дня к нему подходили вооруженные части, раздраженно требовавшие, чтобы Совет взял, наконец, власть. В 2 часа началось заседание солдатской секции, но оказалось, что из 700 членов собралось только 250 человек. Заседание не успело закончиться, когда (в 4 часа дня) зал потребовался для соединенного заседания Советов. Как раз к этому времени подошли к Таврическому дворцу кронштадтцы и пытались ворваться во дворец. Они требовали министра юстиции Переверзева для объяснений, почему арестован на даче Дурново кронштадтский матрос Железняков и анархисты. Вышел Церетели и объявил враждебно настроенной толпе, что Переверзева нет здесь и что он уже подал в отставку и больше не министр. Первое было верно, второе неверно. Лишившись непосредственного предлога, толпа немного смутилась, но затем начались крики, что министры все ответственны друг за друга, и сделана была попытка арестовать Церетели. Он успел скрыться в дверях Дворца. Из дворца вышел для успокоения толпы Чернов. Толпа тотчас бросилась к нему, требуя обыскать, нет ли у него оружия. Чернов заявил, что в таком случае он не будет разговаривать с ними. Толпа замолкла. Чернов начал длинную речь о деятельности министров-социалистов вообще и своей, как министра земледелия, в частности. Что касается министров — к.-д., то «скатертью им дорога». Чернову кричали в ответ: «Что же вы раньше этого не говорили? Объявите немедленно, что земля переходит к трудящемуся народу, а власть — к Советам». Рослый рабочий, поднося кулак к лицу министра, исступленно кричал: «Принимай, с. с, власть, коли дают». Среди поднявшегося шума несколько человек схватили Чернова и потащили к автомобилю. Другие тащили ко дворцу. Порвав на министре пиджак, кронштадтцы втащили его в автомобиль и объявили, что не выпустят, пока Совет не возьмет всю власть. В зал заседания ворвались возбужденные рабочие с криком: «Товарищи, Чернова избивают». Среди суматохи Чхеидзе объявил, что товарищам Каменеву, Стеклову, Мартову поручается освободить Чернова. Но освободил его подъехавший Троцкий: кронштадтцы его послушались. В сопровождении Троцкого Чернов вернулся в залу»[58].
Ленин тем временем без помех добрался до Таврического дворца, где и затаился, готовясь, смотря по тому, как сложатся события, либо принять власть, либо объявить всю демонстрацию стихийным взрывом народного негодования и исчезнуть. Раскольникову показалось, что он был доволен{305}.
События разворачивались не только у дворца. Пока толпы сходились к местоположению Советов, небольшие вооруженные отряды под руководством Военной организации оккупировали стратегически важные пункты. Шансы большевиков резко возросли, когда на их сторону перешел гарнизон Петропавловской крепости, числом до 8000 человек. Моторизованные отряды большевиков заняли типографии некоторых антибольшевистских газет; самая откровенная, «Новое время», была занята анархистами. Другие отряды взяли под контроль Финляндский и Николаевский вокзалы; на Невском и прилегающих улицах были установлены пулеметные гнезда, что отрезало штаб Петроградского военного округа от Таврического дворца. Один вооруженный отряд атаковал отделение контрразведки, в котором хранились материалы о сношениях Ленина с Германией{306}. Ни один из этих отрядов не встретил сопротивления. По мнению газеты «Наш век», в этот день Петроград перешел в руки большевиков{307}.
Все было подготовлено для формального переворота: по видимости — от лица Советов, в действительности — в пользу большевиков.
В преддверии этого венчающего события большевики отобрали делегацию «представителей» пятидесяти четырех фабрик, которые должны были обратиться в Таврический дворец с прошением о передаче власти Советам. Несколько делегатов прорвались в комнату, где заседал Исполком. Некоторым из них дали слово. Мартов и Спиридонова поддержали высказанное ими требование, причем Мартов заявил, что это воля истории{308}. В тот момент, казалось, восставшие готовы были захватить помещение Совета. Совет не мог противостоять этой угрозе: вся его охрана состояла из шести часовых{309}.
И все же большевики не нанесли последнего удара. Почему — из-за неорганизованности, нерешительности, или того и другого вместе, — сказать трудно. Б.В.Никитин объясняет неспособность большевиков в тот момент взять власть плохой подготовкой: «Восстание произошло экспромтом, оно не было подготовлено, что видно положительно из всех действий противника. Полки и большие отряды не знали своих ближайших задач даже на главном пункте. Им говорили с балкона дома Кшесинской: «Идите к Таврическому дворцу, возьмите власть». Они пошли и, пока ждали обещанного дополнительного приказания, ряды их смешались между собой. Наоборот, 10–15 человек на грузовиках, броневики, маленькие команды на автомобилях сохраняли полную свободу действий, имели господство в городе, но также не получили конкретных задач, чтобы захватить опорные пункты, как вокзалы, телефонные станции, продовольственные магазины, арсеналы, все двери которых были открыты настежь. Улицы заливались кровью, но руководства не было…»[59].
Однако по здравом размышлении становится ясно, что большевики потерпели неудачу вовсе не из-за недостатка сил или плохой подготовки: современники событий в один голос уверяют, что город можно было взять голыми руками. Скорее, причиной послужило то, что «верховный главнокомандующий» в последнюю минуту занервничал. Ленин попросту не мог прийти ни к какому решению; по словам Зиновьева, бывшего с ним бок о бок все эти дни, он постоянно размышлял вслух, пора или не пора «попробовать», и в конце концов решил, что не пора