Вечером, в 10 часов 40 минут, Ленин, встреченный бурными аплодисментами, зачитал декреты о мире и о земле съезду. Они были легко приняты открытым голосованием.
Декрет о мире{554} был назван так по недоразумению, поскольку он, в сущности, был не законодательным актом, а воззванием ко всем воюющим державам немедленно начать переговоры для достижения «демократического» мира без аннексий и контрибуций, гарантирующего каждой нации «право на самоопределение». В нем говорилось также о необходимости отказаться от тайной дипломатии и опубликовать тайные договоры. До начала мирных переговоров Россия предлагала объявить трехмесячное перемирие.
Декрет о земле{555} был целиком позаимствован из программы партии социалистов-революционеров, дополненной на основе 242 наказов крестьянских общин, опубликованных двумя месяцами ранее в «Известиях Всероссийского Совета крестьянских депутатов»{556}. Вместо объявления национализации всей земли, — то есть передачи ее в собственность государства, как того требовала программа большевиков, — декрет объявлял ее «социализацию», то есть изъятие из сферы торговых операций и передачу в пользование крестьянским общинам. Все земельные угодья, принадлежавшие помещикам, государству, церкви и другим владельцам, не занятым сельским хозяйством подлежали конфискации без возмещения ущерба и передачи волостным земельным комитетам до тех пор, пока Учредительное собрание ЦР решит вопрос об их дальнейшем использовании. Однако частные земельные владения, принадлежавшие крестьянам, изъятию не подлежали. Это было беззастенчивым заигрыванием с крестьянством и плохо согласовывалось с земельной программой большевиков. Единственная цель этого декрета заключалась в том, чтобы завоевать поддержку крестьянства на выборах в Учредительное собрание.
Третий, последний, декрет, представленный делегатам, был «посвящен формированию нового правительства, получившего наименование Совет народных комиссаров, или Совнарком. Срок действия этого органа ограничивался созывом Учредительного собрания, который предполагался в следующем месяце. Поэтому, как и предыдущий орган исполнительной власти, Совнарком назывался также «Временным правительством»{557}. Возглавить правительство Ленин предложил Троцкому, но тот отказался[96]. Сам Ленин в кабинет входить не хотел, предпочитая действовать из-за кулис. «Сначала Ленин не хотел войти в правительство, — рассказывал Луначарский. — Я, говорит, буду работать в Ц.К. партии <…> Но мы говорим, — нет. Мы на это не согласились. Заставили его самого отвечать в первую голову. А то быть только критиком всякому приятно»{558}. Так Ленин стал председателем Совнаркома, оставаясь одновременно если не формальным, то фактическим руководителем большевистского ЦК. Новый кабинет имел такую же структуру, как и прежний, но в нем была добавлена одна должность — председатель (не комиссар) по делам национальностей. Все комиссары состояли в партии большевиков и подчинялись ее дисциплине. Левых эсеров пригласили участвовать в правительстве, но они отказались, потребовав, чтобы новый кабинет представлял «все силы революционной демократии», включая меньшевиков и эсеров{559}. В результате состав Совнаркома был следующим[97]:
Председатель — Владимир Ульянов (Ленин)
Народный комиссар внутренних дел — А.И.Рыков
Земледелия — В.П.Милютин
Труда — А.Г.Шляпников
По военным и морским делам — комитет в составе: В.А.Овсеенко (Антонов), Н.В.Крыленко и П.Е.Дыбенко
Торговли и промышленности — В.П.Ногин
Народного просвещения — А.В.Луначарский
Финансов — И.И.Скворцов (Степанов)
Иностранных дел — Л.Д.Бронштейн (Троцкий)
Юстиции — Г.И.Оппоков (Ломов)
Продовольствия — И.А.Теодорович
Почт и телеграфов — Н.П.Авилов (Глебов)
По делам национальностей — И.В.Джугашвили (Сталин)
Пост народного комиссара по железнодорожным делам временно остался незамещенным.
Существовавший до этого времени Исполком был объявлен распущенным, а на его месте создан другой: в его состав входил 101 человек, из которых 62 были большевики, а 29 — левые эсеры. Председателем его стал Каменев. В соответствии с ленинским декретом, Совнарком был подотчетен Исполкому, который, таким образом, представлял собой что-то вроде парламента, обладавшего правом вето по отношению к законодательным актам и правительственным назначениям.
В этот смутный период большевистское руководство всеми силами стремилось избежать впечатления, что оно присвоило себе преимущественное право на власть. Поэтому большевики настояли, чтобы все декреты, принятые Съездом, считались временными и подлежали утверждению, исправлению или отмене Учредительным собранием. Как пишет советский историк, «в дни Октября суверенность Учредительного собрания не отрицалась». Второй съезд Советов во всех своих постановлениях считался с Учредительным собранием и все свои основные решения принимал «впредь до его созыва»{560}. Поскольку в Декрете о мире не было ссылки на Учредительное собрание, Ленин, докладывая о нем съезду, пообещал: «Мы все предложения мира вынесем на заключение Учредительного собрания»{561}. Столько же условный характер носили меры, предусмотренные Декретом о земле: «Вопрос о земле, во всем его объеме, может быть разрешен только всенародным Учредительным собранием»{562}. Что же касается нового кабинета — Совнаркома, то в резолюции, написанной Лениным и утвержденной съездом, было сказано следующее: «Образовать для управления страной, впредь до созыва Учредительного собрания, Временное рабочее и крестьянское правительство, которое будет именоваться Советом народных комиссаров»{563}. Следовательно, новое правительство поступило вполне логично, подтвердив в первый же день своей работы (27 октября), что выборы в Учредительное собрание пройдут в назначенный срок — 12 ноября{564}. И, следовательно, разогнав Учредительное собрание в первый же день его работы, прежде чем оно смогло приступить к законодательной деятельности, большевики расписались в незаконности собственной власти с точки зрения определений, принятых ими самими.
В первые дни после переворота большевики стремились придать своим действиям видимость законности, так как не знали, что сулит им завтрашний день. Они не были гарантированы от того, что Керенский внезапно войдет в Петроград с войсками. В этом случае им потребовалась бы поддержка всего Совета. На открытые противозаконные действия они решились только неделю спустя, когда уверились, что никаких карательных экспедиций не предвидится.
Единственное вооруженное столкновение между войсками большевиков и правительственными войсками, попытавшимися овладеть столицей, произошло 30 октября в холмистой пригородной местности в районе Пулково. Казаков Краснова, раздосадованных отсутствием подкрепления, сбитых с толку большевистскими агитаторами и потерявших в результате три драгоценных дня в Царском Селе, удалось наконец убедить действовать. На реке Славянка 600 казаков сошлись с силами Красной гвардии, матросов и солдат, превосходивших их по крайней мере в десять раз{565}. Красногвардейцы и солдаты быстро бежали, но 3000 матросов не сдали позиций и простояли весь день. Потеряв своего полевого командира, казаки отошли в Гатчину. На этом возможности военного вторжения со стороны Временного правительства были исчерпаны.
В Москве дела у большевиков с самого начала пошли скверно. Это могло закончиться для них катастрофой, если бы представители Временного правительства действовали более решительно.
Московские большевики не подготовились к захвату власти, потому что стояли на позициях скорее Каменева и Зиновьева, чем Ленина и Троцкого: как сообщил 20 октября Центральному Комитету Урицкий, большинство московских делегатов были против восстания{566}.
Узнав 25 октября о событиях в Петрограде, большевики провели в Московском Совете резолюцию об образовании Революционного комитета. Но если в столице Совет был под контролем большевиков, в Москве на него смотрели как на подлинно межпартийный орган. Поэтому большевики пригласили к совместным действиям меньшевиков, эсеров и других социалистов. Эсеры отклонили предложение. Меньшевики согласились, но выдвинули несколько условий. Условия эти приняты не были, и меньшевики тоже вышли из игры{567}. По примеру петроградского ВРК, московский Революционный комитет выпустил в 10 часов вечера воззвание к городскому гарнизону, приказывавшее ему быть готовым к действию и выполнять только распоряжения, изданные или утвержденные Революционным комитетом{568}.
Первые шаги московский Революционный комитет предпринял утром 26 октября, послав двух комиссаров принять на себя командование Кремлем и раздать верным большевикам-красногвардейцам оружие из находившегося там арсенала. Солдаты охранявшего Кремль 56-го полка подчинились, введенные в заблуждение тем обстоятельством, что один из комиссаров был офицером их полка. Несмотря на это, большевикам не удалось захватить оружие, так как Кремль был вскоре окружен юнкерами, которые предложили им сдаться. Когда предложение было отклонено, юнкеры пошли на штурм, и несколько часов спустя (28 октября в 6 часов утра) Кремль был у них в руках. В результате силы правительства могли контролировать центр города.