{887}. Не удалось точно установить, как расходовались эти средства. На сегодняшний день известна судьба лишь около 9 млн. марок: приблизительно половина этой суммы пошла большевистскому правительству, а остальное — его противникам, главным образом антибольшевистскому Временному правительству Сибири, находившемуся в Омске, и казачьему атаману П.Н.Краснову, которого выделял среди остальных антибольшевистских лидеров кайзер[152].
Основным препятствием, мешавшим немцам вступить в контакт с антибольшевистской оппозицией, служил Брест. Никакая политическая группировка, кроме большевиков, не подписала бы такого договора, и даже у большевиков были в этом вопросе разногласия. Как заметил Мирбах, несмотря на ужасное положение, сложившееся в советской России, ни один русский, не принадлежащий к большевикам, не воспользуется в борьбе с их режимом немецкой помощью ценой принятия условий Брестского договора. Иначе говоря, чтобы завоевать поддержку антибольшевистских сил, Германия должна была согласиться на существенный пересмотр договора. По мнению Мирбаха, оппозиция могла бы примириться с потерей Польши, Литвы и Курляндии, но ни за что не отдаст Украину, Эстонию и, возможно, Ливонию{888}.
Деликатную задачу ведения переговоров с оппозицией под носом у ЧК и агентов Четверного согласия Мирбах поручил Рицлеру. Контакты Рицлера ограничились в основном так называемым Правым центром — сформированным в середине июня небольшим кружком консерваторов, в который вошли уважаемые политики и генералы, убежденные в том, что большевизм представляет для национальных интересов России более серьезную угрозу, чем Германия, и готовые ради свержения режима пойти на союз с Берлином. Они делали вид, что имеют крепкие связи в финансовых, промышленных и военных кругах, но в действительности серьезных союзников у них не было, ибо подавляющее большинство политически активных граждан России считали большевиков порождением Германии. Главным действующим лицом Правого центра был А.В.Кривошеин — министр земледелия при Столыпине, патриот и честный человек, который мог бы стать приемлемым главой назначенного Германией российского правительства, хотя, как типичный чиновник старого режима, был более склонен подчиняться приказам, чем их отдавать. В деятельности центра принимал участие также генерал А.А. Брусилов — герой известной наступательной операции 1916 года. Кривошеин через посредников проинформировал Рицлера, что его группа готова свергнуть большевиков и располагает для этого достаточными военными средствами, но, чтобы начать действовать, хочет заручиться активной поддержкой Германии{889}. Условием такого сотрудничества должно было стать согласие Германии внести изменения в Брестский договор. Вступая в переговоры с русской оппозицией, немцы относились к ней без всякого уважения. Мирбах считал монархистов «лентяями», а Рицлер с презрением говорил о «стонах и хныканье [русской] буржуазии, взывавшей к немецкому порядку и немецкой помощи»{890}.
Иоффе прибыл со своей миссией в Берлин 19 апреля. Немецкие генералы, справедливо полагая, что советские дипломаты будут заниматься главным образом шпионажем и подрывной деятельностью, требовали, чтобы советское посольство размещалось в Брест-Литовске или в каком-нибудь другом городе вдали от Германии. Но верх взяла позиция министерства иностранных дел, и Иоффе получил старое здание посольства Российской империи по Унтер ден Линден 7, которое немцы ухитрились сохранить в течение всей войны абсолютно нетронутым. Теперь над крышей его взвился красный флаг. Вслед за этим Москва открыла также консульства в Берлине и Гамбурге.
Первоначально штат посольства состоял из тридцати человек, но он все время рос и к ноябрю, когда отношения между Россией и Германией были разорваны, составлял уже сто восемьдесят человек. Кроме этого, Иоффе привлекал к работе немецких радикалов, которые переводили советские пропагандистские материалы и вели подрывную деятельность. Он постоянно поддерживал телеграфную связь с Москвой; часть его сообщений немцы перехватили и расшифровали, но основной их массив до сих пор остается неопубликованным[153].
Советское дипломатическое представительство в Берлине не было обычным посольством: это был скорее аванпост революции в глубине вражеской территории, и основной его функцией стало содействие революционным процессам. Как сказал впоследствии один американский журналист, деятельность Иоффе в Берлине являла «совершенство вероломства»{891}. Судя по характеру этой деятельности, перед ним стояли три задачи. Прежде всего он должен был нейтрализовать немецких генералов, которые стремились сместить большевистское правительство. Он достиг этого, апеллируя к интересам деловых и банковских кругов и предложив для обсуждения проект соглашения, дающего Германии неслыханные экономические привилегии в России. Второй его задачей была поддержка революционных сил в Германии. Третьей — сбор разведывательных данных о внутренней ситуации в стране.
Иоффе вел революционную работу с поразительной наглостью. Расчет строился на том, что немецкие политики и бизнесмены, будучи крайне заинтересованы в экономической эксплуатации России, убедят правительство закрыть глаза на нарушения им дипломатических норм. Весной и летом 1918 года он сосредоточился главным образом на пропаганде и наладил сотрудничество со Спартаковской лигой, составлявшей левое экстремистское крыло Независимой социалистической партии. Позднее, когда Германия уже распадалась, он начал ссужать деньги и поставлять оружие для разжигания возникавших очагов социальной революции. Независимые социалисты превратились по сути в филиал Российской коммунистической партии и согласовывали все свои действия с советским посольством: однажды из Москвы в Берлин прибыла официальная делегация, чтобы приветствовать съезд этой партии{892}. Для ведения такой работы Иоффе получил из Москвы 14 млн. немецких марок, которые поместил в банк Мендельсона и расходовал по мере необходимости[154].
Иоффе открыл отделения советского Берлинского информационного бюро в целом ряде городов Германии, а также в нейтральной Голландии, откуда пропагандистские материалы просачивались в средства массовой информации стран Четверного согласия{893}.
Вот как в 1919 году Иоффе с гордостью описывал свои достижения на посту советского представителя в Берлине:
«Более десятка лево-социалистических газет направлялись и поддерживались полномочным представительством… Совершенно естественно, что даже в своей информационной работе полномочное представительство не могло ограничиваться только «легальными возможностями». Информационный материал далеко не исчерпывался тем, что попадало в печать. Все вычеркивавшееся цензурой, и все то, что не предоставлялось туда, так как заранее можно было предположить, что не будет пропущено ею, тем не менее нелегально печаталось и нелегально распространялось. Очень часто приходилось прибегать к способу использования парламентской трибуны: материал сообщался членам рейхстага от фракции независимых, которые использовали его в своих речах, и таким образом он все же в печать проникал. В этой работе нельзя было ограничиться только русскими материалами. Полномочное представительство, имевшее превосходные связи во всех слоях германского общества и своих агентов в различных германских министерствах, было и в немецких делах информировано гораздо лучше германских товарищей. Получаемые им сведения полномочное представительство своевременно сообщало последним, и таким путем многие махинации военной партии заблаговременно становились достоянием гласности.
Конечно, в своей революционной деятельности российское посольство не могло ограничиться только информацией. В Германии существовали революционные группы, которые во весь период войны вели подпольную работу. Более опытные в такого рода конспиративной деятельности и имевшие большие возможности русские революционеры должны были работать, и действительно работали, заодно с этими группами. Вся Германия была покрыта сетью нелегальных революционных организаций; сотни тысяч революционных листков и прокламаций еженедельно печатались и распространялись как в стране, так и на фронте. Германское правительство упрекало русское в ввозе агитационной литературы в Германию и с энергией, достойной лучшего применения, разыскивало эту контрабанду в курьерском багаже, но ему никогда не приходило на ум, что то, что ввозилось через русское посольство в Германию из России, составляло только песчинку в море в сравнении с тем, что печаталось при помощи русского посольства в самой Германии».
Таким образом, заключает Иоффе, «в подготовке германской революции российское посольство все время работало в полном контакте с германскими социалистами»{894}.
Кроме того, оно служило каналом распространения революционной литературы и средств для финансирования подрывной деятельности в другие европейские страны. Через него шли непрерывным потоком дипкурьеры (по подсчетам немцев, от ста до двухсот человек), доставлявшие почту в Австрию, Швейцарию, Скандинавские страны и Нидерланды. Некоторые из этих «курьеров», достигнув Берлина, исчезали из поля зрения{895}.
Немецкое министерство иностранных дел часто получало от военных и гражданских властей протесты, касающиеся этой подрывной деятельности