Алексей и Джуди пересекли двор, Алексей открыл тяжелую, на пружине, парадную дверь интерната.
В просторном фойе, украшенном огромным портретом Ленина и транспарантом «ДА ЗДРАВСТВУЕТ ДРУЖБА НАРОДОВ!», сразу у входа было бюро. За ним сидел сухонький, жилистый мужичок лет пятидесяти пяти в старом армейском френче без погон. Перед ним был стакан чая и какая-то еда на тарелке. Мужичок поднял на вошедших глаза, утер рот ладонью.
– Че надо-ть? – настороженно спросил он.
– Я, дядя, мальца одного разыскиваю. Хочу, понимаешь, проведать, – улыбнулся Алексей.
– Разрешение Горсовета есть? – мужичок начальственно оперся руками о стол.
– Да нет! Я ведь только поглядеть на него хочу. Зачем же…
– Не положено! – отрезал мужичок и сел, подвинул к себе тарелку с едой.
– А кто здесь старший? Я бы хотел поговорить…
– Я старший! Сказал – не положено, значит – не положено! Очистите помещение! – мужичок опять поднялся со стула и, стуча деревянной культей, обошел стол и грозно приблизился к Алексею.
– Не кипятись, дядя! – Алексей внимательно вглядывался поверх мужчины в глубь коридора. – У вас сейчас что? Обед?
– Я сказал: очистить помещение! Не твоего ума дело, что у нас! Идите отсюда, кому говорю! Не то я щас быстро кого надо позову, с тобой по-другому поговорят!
В глубине отходящего от фойе коридора открылась одна из дверей и оттуда, держась за руки, стали выходить парами дети лет шести-семи. Головы мальчиков были одинаково коротко подстрижены «ежиком», у девочек – прямые черные волосы чуть прикрывали уши. Мальчики были одеты в теплые фланелевые куртки-кители серого цвета, девочки – в платья из такой же ткани. Бесшумно передвигая ногами в валенках, дети молча потянулись вдоль стены в глубь коридора, к лестнице на второй этаж. Странно было видеть этих тихих детей – словно это были не дети, а старички в доме престарелых. Высокая толстая женщина в широкой юбке и черном мужском пиджаке шла сбоку, зорко следила за ними, изредка прикрикивала сухим раздражительным голосом:
– Рамсур, возьми Фатиму за руку! Не верти головой, Максуд! Эй, впереди – держать строй!
Дети испуганно вздрагивали, послушно выравнивались.
– Слушай, батя! – торопливо зашептал Алексей. – Вот тебе полсотни! Не шуми, мне только поглядеть на него! Издалека мы приехали, всего на один день!
Мужичок заблестел глазами на протянутую полусотенную купюру с портретом Ленина, нерешительно спросил:
– А зачем тебе? Это ведь все черножопых дети?! Али согрешил с кем?
– Да, дядя, был грех! В Афганистане я служил, ну и сам понимаешь… Так мне поглядеть на него страсть как охота! Моя, как никак, кровь, видеть никогда не видал…
– Ну, я, парень, и хотел бы тебе помочь-то, да не знаю как! Здесь посторонним не положено быть! Да и как ты найдешь своего? Они ведь им всем другие имена дают!
– А ты мне, дядя, расскажи, кто тут бумагами заведует, – Алексей вытащил еще одну полусотенную, аккуратно сложил с первой, покрутил перед глазами ошалевшего от таких денег охранника. – Ты только скажи! А если что – будешь клясться, что я силой прорвался или в окно влез…
– Там в конце коридора «Отдел кадров», у них все бумаги на мальцов и содержатся. Валентина Терентьевна заведует. Очень строгая женщина, – мужичок, не отводя глаз от денег, в сомнении покачал головой. – Ты к ней с деньгами лучше не суйся! Сразу милицию вызовет! Да и я, парень, честно скажу, боюсь. Она меня в два счета с работы выкинет! А что я потом делать буду? У меня дома баба больная! – Он с усилием отвел все-таки глаза от денег.
– Не боись, дядя! Я все тихо сделаю… – Алексей сунул ему деньги в карман, доверительно похлопал по плечу: – Если что, дядя, ты здесь ни при чем! А я тебя ни в жисть не продам! Слово воина-интернационалиста! – и он быстро пошел по коридору.
Когда они открыли дверь «Отдела кадров», находившаяся в кабинете маленькая сухая женщина с гладко зачесанными назад короткими седыми волосами быстро повернула к ним лицо. Она стояла у открытого книжного шкафа и складывала туда книги. На столе горкой лежали какие-то папки с бумагами.
– Кто такие? – голосом, привыкшим к повиновению, громко сказала она. – Что вам здесь нужно?
– Мы… из гороно! С проверкой! – Алексей быстро закрыл дверь за вошедшей Джуди. Увидев торчащий ключ, повернул его дважды.
Женщина удивленно смотрела на вошедших.
– Из гороно? С рюкзаком?! А почему вы дверь закрыли?
– Так надо! – Алексей подошел к ней, осторожно взял за руку. – Вы не волнуйтесь, садитесь на свое место! Я этой штукой не хочу пользоваться, – он вытащил из кармана пистолет, – но если придется… то сами понимаете!
– Кто вы? – старуха сжалась в большом кожаном кресле, куда силой усадил ее Алексей. – Что вам нужно?
– Мне нужно знать, где находится один ребенок. Мальчик. Его привезли из Афганистана почти два года назад. А точнее – его вывезли из Афганистана в декабре 1984 года.
– А откуда вы знаете, что его привезли сюда? Есть еще другие интернаты, куда вывозят детей из Афганистана, – старуха постепенно приходила в себя.
– Я знаю. Летчик, который перевозил этих детей, сказал. А теперь давайте по-мирному договоримся, – Алексей присел перед старухой на стул, вытащил из рюкзака пачку денег, туго перетянутую бумажной банковской лентой, положил перед старухой на ее письменный стол. – Тысяча рублей, – сказал он. – Вы мне ребенка, и деньги ваши.
– Мерзавец! – презрительно сказала старуха.
Алексей молча полез в рюкзак, вытащил вторую пачку, положил рядом с первой.
– Две тысячи.
Старуха молчала, глядя на него с ненавистью.
Он вытащил из рюкзака еще две пачки.
– Четыре! Вы таких денег в руках никогда не держали!
Старуха вдруг дернулась вперед седенькой головой и громко плюнула Алексею в лицо.
Он отшатнулся, вскочил с искривленным от бешенства лицом и размахнулся рукой с пистолетом.
– Нет!! – закричала Джуди и рванулась к нему.
Но Алексей и сам опомнился, опустил руку, другой рукой вытер лицо и дрожащие от бешенства губы.
– С-с-сука! Партийная б…ь! – он шагнул к окну и одним рывком сорвал тяжелые старые портьеры, висевшие на хлипком деревянном карнизе.
С легким шумом посыпалась штукатурка. Старуха поднялась с кресла.
– Что ты делаешь, бандит?! Народное добро портишь!
– Заткнись, фашистка! – Алексей толчком отправил старуху обратно в кресло, схватил с ее стола какие-то бумаги, скомкал их в кулаке и сунул ей в рот. – Народное добро, падло! Вы это добро уже семьдесят лет портите! – и он стал быстро оборачивать портьеру вокруг старухи.
Та пыталась мычать, изворачивалась, но он туго спеленал ее с руками и ногами в кокон, затем выдернул телефонный шнур и этим шнуром привязал старуху к креслу.
Только после всего этого перевел дух, огляделся, подошел к высокому деревянному шкафу, открыл его. Внутри, на полках аккуратно стояли ряды тонких пронумерованных папок. Алексей взял несколько, торопливо перелистал первую… вторую… третью… и отшвырнул с ненавистью.
– Давай я помогу… – подошла к нему Джуди.
– Ты посмотри, что делают, суки! – показал он ей открытую папку – личное дело какого-то ребенка с его фотографией. – Мало того, что им имя и фамилию меняют, так им еще всем дни рождения изменили на 1 мая и 7 ноября! В пролетарские праздники! Ну, как тут найдешь?! – Он беспомощно оглядел полки с папками.
На самой верхней полке, с краю стояла толстая тетрадь в коричневом коленкоровом переплете. Джуди поднялась на цыпочки, сняла эту тетрадь, открыла. На первой странице ровным каллиграфическим почерком было написано:
«ЖУРНАЛ ПОСТУПЛЕНИЙ ДЕТЕЙ В ИНТЕРНАТ „СОЛНЕЧНЫЙ“ Пермского областного отдела народного образования».
– Ну-ка! Ну-ка! – заинтересовался Алексей.
В дверь кто-то тихо постучал, потом подергал за ручку.
– Валентина Терентьевна! Вы что – уснули там? Для вас уже давно обед накрыли! Остынет ведь! – раздался робкий женский голос. – Валентина Терентьевна, вы там? Детей уже спать уложили, вас ждем.
Алексей и Джуди замерли, посмотрели на старуху в кресле.
Но старуха, хотя и пробовала дергаться, спеленута была крепко. Тем не менее Алексей подошел к ней, зажал ладонью ее рот с бумажным кляпом.
За дверью кто-то повертел запертой ручкой, снова постучал. Не услышав ответа, неторопливо отошел.
Тем временем Джуди листала «Журнал поступлений». На каждой странице была дата прибытия в интернат группы детей и графы: «порядковый номер прибывшего», «новое имя», «вес», «примерный возраст» и «номер личного дела».
– На вес, как скот, детей принимают. Все остальное сами выдумывают, – зло усмехнулся подошедший Алексей. – Листай на ноябрь 84-го. А посмотри на эти имена! Половина пацанов – Назымы, как Назым Хикмет!.. Стоп! – остановил он ее руку на странице с записью «21 ноября». – У нее мальчишку забрали в ноябре, но дату я, конечно, не помню. «Примерный возраст»…
Алексей повел пальцем по графе примерного возраста.
– Есть! Шесть месяцев! – он перевел палец на имя и выругался: – Черт, это девчонка! Пошли дальше…
– Вот есть еще шестимесячный, а вот – семи, – показала Джуди на строки в конце листа. – Одного зовут Назым, а второго Муслим.
– Муслим – это в честь певца Муслима Магомаева. Посмотри, еще есть в ноябре мальчики?
Джуди перелистнула страницу, следующая запись была «3 января 1985 года».
– Ясно, – сказал Алексей. – Давай этих, номера их личных дел!
– 8411 дробь 19 – это Назым, – продиктовала Джуди, и Алексей тут же нашел на полке среди целого ряда папок папку с номером «8411/19».
– 8411 дробь 27 – это Муслим, – продолжала Джуди.
Алексей достал вторую папку, раскрыл их обе и огорченно стукнул папками себя по колену:
– Дохлый номер! – сказал он.
– Что такое? – спросила Джуди.
– Смотри, – он опять открыл обе папки и показал ей фото детей. С фотографий смотрели грудные младенцы, снятые целиком – крошечные сморщенные личики, коротенькие тельца. – Ну, как тут узнаешь? Им уже по три года сейчас! Все! Пошли отсюда! Хотя, подожди!