В подвале под квартирой Аксельрода размещается главная экспедиция «Искры». Заведует цюрихской экспедицией Максим Литвинов, будущий народный комиссар иностранных дел, а в то время известный как участник нашумевшего побега группы «искровцев» из киевской тюрьмы. «Официальный адрес “Искры”, – пишет Литвинов в своих “Воспоминаниях”, – был в Цюрихе, где мы условились встретиться с товарищами по побегу. Прибываем туда первыми, но не проходит и десяти дней, как приезжают остальные… На время моего “отсиживания” за границей мне предложили взять на себя заведование цюрихской “явкой” “Искры” и экспедицией. Как известно, “Искра” сначала издавалась и печаталась в Мюнхене, а затем в Лондоне, но по конспиративным соображениям это держалось в секрете, и официальным местопребыванием редакции “Искры” считался Цюрих… “Искра”, “Заря” и другая литература по выходе из печати немедленно доставлялись из Лондона в Цюрих, откуда рассылались по почте заграничным подписчикам и организациям и тайными путями переправлялись в Россию. Цюрихский адрес служил также “явкой” для желавших лично связаться с редакцией и организацией».
Революционерами становятся и дети Павла Борисовича Аксельрода, учившиеся в Цюрихском университете. Так, например, в доносе от 28 декабря 1897 года о дочери Аксельрода Азеф сообщает: «У Аксельрода есть взрослая дочь Вера, которая, воспитавшись в революционной семье, жаждет во что бы то ни стало очутиться в России для революционной деятельности. Для осуществления этой своей мечты В. Аксельрод намерена обвенчаться с А. Гуревичем, дабы иметь возможность вместе с ним легальным путем пробраться в Россию». Вера действительно выходит замуж за инженера и социал-демократа Абрама Гуревича и посвящает жизнь «освобождению рабочего класса». Сын Александр, учившийся в политехникуме на инженера, знакомится со студенткой из России, Марией Покровской, приехавшей после окончания московской гимназии в Швейцарию изучать химию – «сейчас нужно изучать химию, чтобы делать бомбы». После свадьбы Мария участвует в семейном предприятии – тоже переворачивает бутылки с кефиром, а в 1911 году Александр с женой уезжают в Россию. В Швейцарию молодые Аксельроды вернутся в 1918 году, спасаясь от революции.
Город в начале века прочно находится в руках марксистов. Виктор Михайлович Чернов, теоретик и лидер самой многочисленной русской политической партии эпохи революций, будущий председатель Учредительного собрания, приехав на берега Лиммата, ощущает себя как в пустыне. «Первым этапом в моей поездке за границу, – читаем в его воспоминаниях “Перед бурей”, – был Цюрих, где я и днем с огнем не мог найти себе политических единомышленников. Шел 1899 год. В цюрихской русской колонии преобладали молодые социал-демократы, совершенно завороженные своим – на мой вкус, очень упрощенным – марксизмом». Очень скоро он покидает «скучный Цюрих» и перебирается в Берн, где находит кружок близких ему социалистов-революционеров.
Но, конечно же, так просто студентов Цюрихского университета и политехникума эсеровские ораторы не отдают марксистам. Сюда постоянно приезжают лидеры партии социалистов-революционеров вербовать среди молодежи новых членов. Часто бывает в Цюрихе, например, Екатерина Брешко-Брешковская. Все мемуаристы вспоминают, что на ее выступления студенты валили толпами. «Бабушка» напишет об этом времени: «Я настойчиво доказывала молодежи, что пора ей взяться за реальную работу, за пропаганду усвоенных ею идей среди крестьян и рабочих. <…> И вот начался отлив из-за границы на родину молодых людей обоего пола, началась усердная перевозка ими литературы социалистов-революционеров – и книжки “В борьбе обретешь ты право свое” рассыпались щедрой рукой по градам и весям России. Одни, набравшись знания и указаний, ехали в глухие места родины, другие вливались оттуда сотнями в Швейцарию и Париж, чтобы в свою очередь почерпнуть из источника живой воды…»
Тот факт, что все или почти все цюрихские студенты, возвращаясь на каникулах в Россию, везут с собой запрещенную литературу, не является, разумеется, неожиданностью для полиции. В одном из донесений из Цюриха Азеф сообщает: «Вот теперь, в июле, начнется разъезд студентов, и положительно всякий будет везти. Отсутствие провалов (за малыми исключениями) делает всякого смелым, и он везет. Если может Вам помочь образец чемодана, то я могу Вам прислать…»
Евно Азеф является частым гостем Цюриха. Так, 5 июня 1902 года Азеф сообщает в Департамент полиции: «Мое пребывание в Цюрихе и Берне дало мне следующие, вполне установленные факты: партия социалистов-революционеров выделила террористическую организацию, которая приняла название боевой организации». Интересно, что, являясь руководителем эсеров-боевиков, Азеф вкладывает в общее дело свои 500 рублей, которые он записывает в счет издержек. Расходы на основание БО исправно возмещаются агенту охранкой. Донесение из Цюриха от 2 октября 1903 года Азеф заканчивает просьбой ускорить высылку задерживаемого жалованья на цюрихский почтамт до востребования: «Деньги эти прошу переслать мне телеграфным переводом Zürich postlagernd, так как я остаюсь без денег. Пожалуйста».
Одна из видных фигур среди немногочисленных цюрихских эсеров – Иван Иванович Мейснер, участник народовольческого движения, приговоренный в 1887 году к смертной казни, замененной каторгой на Сахалине. Через Японию он бежит в Америку и оттуда в Швейцарию, где поселяется в Цюрихе. Азеф в одном из донесений сообщает о своей встрече со «старым террористом, который считается очень способным химиком, изобретшим в свое время взрывчатые конверты, которые он и вздумал разослать, но неудачно. С Мейснером меня в Цюрихе специально познакомили, и я нахожу, что это очень опасный человек, у него действительно масса идей в направлении применения химического своего знания к террористической борьбе. Мейснер готов всецело работать для партии социалистов-революционеров. Гоц, Чернов и другие заграничные социалисты-революционеры нашли необходимым немедленно воспользоваться работой Мейснера и сообщили об этом в партию, и для переговоров думают прислать сюда Гершуни».
Фактическим учредителем партии вместе с Азефом являлся Григорий Гершуни, врач-бактериолог по образованию и «тигр революции» по призванию.
Г.А. Гершуни
В 1900 году минский пропагандист арестован и доставлен в Москву, но отпущен на свободу под честное слово Зубатовым. За порядочность жандарма Гершуни отплатит тем, что встанет во главе Боевой организации эсеров. В 1903 году он снова арестован, его приговаривают к казни, замененной вечной каторгой. Из Сибири Гершуни бежит через Дальний Восток в 1907 году, «пролетев, – по выражению Чернова, – метеором по Америке и собрав мимоходом для партии значительную сумму денег». Созданную им организацию Гершуни застает в кризисе: разбирается дело Азефа, на которого пало обвинение в предательстве. Чернов: «Гершуни не ждал проку ни от каких разбирательств: ничего, кроме разглашения партийных секретов, они не дадут. Есть только одно простое, честное и радикальное средство. Он, Гершуни, вместе с Азефом, доверие к которому у него было безгранично, возьмет на себя большое дело. Или оно им удастся – и тогда все слухи сами собой умрут, или оба на этом деле погибнут – и тогда, каким бы уроном ни была эта двойная гибель для партии, всё же имя ее будет очищено от кошмарного навета…» Другой известный деятель партии социалистов-революционеров, Владимир Зензинов, в своих мемуарах «Пережитое» так передает слова заболевшего на каторге Гершуни: «Единственный способ, – говорил он, – покончить с этими слухами, это после моего выздоровления организовать центральное дело (против царя). Оно всё равно уже поставлено на очередь. В нем должны принять участие я и Иван. И когда мы оба погибнем, честь Ивана в партии будет восстановлена».
Ни организовать «центральное дело», ни восстановить честь агента охранки Гершуни уже не удастся. О его конце Чернов пишет: «Гершуни жил, сговаривался с Азефом, готовился работать вместе с ним. Но смерть уже стерегла его. Он явно таял: упадок сил, высокое давление крови, сердцебиение, высокая температура и т. п. Финляндские врачи теряли голову: симптомы неведомой болезни становились всё тревожнее. Были приняты экстренные меры: его отправили за границу, в славившуюся своими медицинскими знаменитостями Швейцарию. Гершуни едва согласился на это, и то лишь под условием, что уезжает на самое короткое время – набраться сил и спешно вернуться на арену ожидающей его настоящей борьбы. А оттуда нас как громом поразила страшная весть: Гершуни в госпитале! У Гершуни несомненная, со страшной быстротой прогрессирующая саркома легких!» Гершуни умирает в цюрихском госпитале после тяжелой агонии в ночь с 16 на 17 марта 1908 года. Тело его перевозят для захоронения в Париж, на кладбище Монпарнас.
Молодежь, стоящая вне политики, представляет в эти годы скорее исключение. Молодые люди, не читающие социал-демократические или народнические издания, вызывают тревогу даже у родных. «В Цюрихе мы много занимались Рихардом Вагнером. В аудиториях Высшего технического училища я слушала лекции профессора Зайчика о “Кольце Нибелунгов”», – вспоминает художница Маргарита Сабашникова-Волошина в книге мемуаров «Зеленая змея» и пишет дальше о своем брате Алексее, студенте политехникума: «Как и многие молодые люди тех лет, он одно время увлекался Оскаром Уайльдом. Прочитав “De Profundis”, написанную в тюрьме, он повторил путь поэта – начал читать Евангелие. Очень характерно для той эпохи то, что моя мать всё это считала ненормальным. Она требовала, чтобы он обратился к психиатру Монакову, который в то время жил в Цюрихе. Психиатр предостерег его от Евангелия как от “нездорового чтения”. Очень типично для русских, что тот же самый доктор Монаков, тогда выступавший столь рьяным последователем атеизма, позднее написал книгу, содержащую чудесные мысли о существе Христа».
За спасение брата любимой берется поэт Максимилиан Волошин. Молодые люди решают, что надо «выйти из себя», чтобы ощутить «духовность мира», и отправляются пешком из Цюриха на Сен-Готард. «Вернулись они в жалком виде – усталые и оборванные, – пишет Маргарита Сабашникова. – Удалось ли им “выйти из себя” – не знаю; но духовность мира они, во всяком случае, не нашли».