Здание на Шпигельгассе летом 1971 года было почти полностью перестроено, так что памятная доска прикреплена к новой стене средневековой постройки. И окружение сейчас выглядит много приветливей, чем в 1917-м, несколько домов напротив снесли, и образовался скверик.
Ресторан «Церингерхоф» напротив Центральной библиотеки (“Zähringerhof” am Zähringerplatz, угол Mühlegasse/Zähringerstrasse, сейчас Hotel “Scheuble”) тоже имеет отношение к русской истории. Это место сбора отъезжающих в знаменитом «пломбированном» вагоне. Хозяин ресторана Хубшмид (Hubschmid), член социал-демократической партии, предоставил помещение русским товарищам для проведения организационного совещания и прощального обеда. 9 апреля к 11 часам здесь собираются все приехавшие в Цюрих из других городов ночными и утренними поездами. Ленин под аплодисменты зачитывает собравшимся эмигрантам на русском языке свое «Прощальное письмо швейцарским рабочим». Каждый подписывается, что ознакомлен с условиями проезда. «В 2 часа 30 минут от ресторана “Церингерхоф”, – напишет Платтен, – к цюрихскому вокзалу двигалась маленькая группа эмигрантов, в чисто русском снаряжении, с подушками, одеялами и пожитками».
Банхофплац, привокзальная площадь. Здесь в «Венском грандкафе» (“Steindls Wiener Grand Cafe´”) Ленин в 1900 году проездом из Женевы в Мюнхен записал после встречи с Плехановым «Как чуть не потухла “Искра”?» – тяжелые впечатления о своем разочаровании в марксистском кумире, и вот спустя семнадцать лет снова тот же вокзал.
«Ленин ехал спокойный и радостный, – вспоминает отъезд из Цюриха Луначарский. – Когда я смотрел на него улыбающегося на площадке отходящего поезда, я чувствовал, что он внутренне полон такой мыслью: “Наконец, наконец-то пришло то, для чего я создан, к чему я готовился, к чему готовилась вся партия, без чего вся наша жизнь была только подготовительной и незаконченной”».
Эмигранты уезжают скорым поездом № 263 из Цюриха через Бюлах на Шафхаузен, отправление с третьего пути в 15:20. В этом поезде для русской группы в 32 человека забронированы два вагона третьего класса до Шафхаузена, там предстоит пересадка в немецкий вагон.
Среди провожающих – верные швейцарцы, члены кружка, группировавшегося вокруг журнала «Фрайе югенд» под руководством Вилли Мюнценберга.
Не обходится и без «зайца». Место в вагоне среди отъезжающих самовольно занимает Оскар Блюм, врач-революционер, заподозренный в связях с охранкой. Еще в ресторане «Церингерхоф» было наскоро произведено голосование: 14 голосами против 11 группа решила не брать его с собой в Россию. Блюм отказывается выходить из вагона. Хараш, эмигрант-журналист, писавший по русским вопросам в «Нойе Цюрхер Цайтунг», вспоминает: «Вдруг мы увидели, как Ленин сам схватил этого человека, успевшего пробраться в вагон немного раньше назначенного времени, за воротник и вывел его с ни с чем не сравнимой самоуверенностью обратно на перрон».
Упорный Блюм вернется всё же в Россию, но возвращение кончится для него на революционной родине тюрьмой.
Торжественная минута слегка омрачена – среди провожающих находятся не только друзья. «Помню, на Цюрихском вокзале, – пишет в своих мемуарах Зиновьев, – когда мы все сели уже в вагон, чтобы двигаться к швейцарской границе, небольшая группа меньшевиков и эсеров устроила Владимиру Ильичу нечто вроде враждебной демонстрации».
Немецкий атташе Шюлер (Schüler), сопровождающий группу до Готтмадингена (Gottmadingen), в своем докладе записывает, что когда поезд тронулся, «отъезжающие вместе с оставшимися друзьями запели “Интернационал”, в то время как остальные кричали: “Провокаторы! Немецкие шпионы!”»
«Владимир Ильич пытался скрыть овладевшее им внутреннее волнение под веселой шуткой и непринужденной беседой с провожающими, – вспоминает последние минуты перед отъездом большевик Сергей Багоцкий. – Но мысли его уже далеко от Цюриха. Частое поглядывание на часы говорит о том, с каким нетерпением ждет он момента отъезда. Наконец раздался последний свисток паровоза, и поезд медленно покинул вокзал под дружное “ура” провожающих».
С третьей партией эмигрантов, которой руководит Роберт Гримм, глава циммервальдского движения, отправляется на родину и Маргарита Сабашникова-Волошина, оставившая в своих воспоминаниях некоторые подробности организации отъезда: «Приятельница из Дорнаха написала мне, что скоро из Цюриха через Германию и Швецию отправляется в Петербург экстерриториальный поезд для тех, кто выступал против войны. Два таких поезда с эмигрантами уже отправлены. Я пошла по указанному адресу. “Есть ли у вас заслуги перед революцией?” – спросили меня. “Нет, насколько я знаю”. – “Тогда вы не можете ехать”. В огорчении я ушла, но тотчас же вернулась и сказала: “Я вспоминаю: у меня есть заслуга перед революцией, если вы сочтете это заслугой. Пользуясь знакомством с генерал-губернатором Джунковским, я смогла освободить нескольких политических заключенных из тюрьмы”. Ссылка на генерал-губернатора Джунковского была в данном случае, может быть, не очень уместна, но этим людям было важно включить в состав уезжавших несколько частных лиц, не принадлежавших к партии и могущих оплатить свой проезд. Так мои заслуги были признаны. <…> Швейцарский социалист Гримм ехал с нами в поезде в качестве представителя нейтральной страны».Для революционной русской эмиграции незаметным осталось пребывание в Цюрихе 1917 года двух русских художников – Алексея Явленского и Марианны Веревкиной. Они перебираются в город на Лиммате из Сен-Пре, местечка в кантоне Во, где пережидали мировую войну.
В Цюрихе, который в те годы был центром интеллектуальной и культурной жизни эмиграции из всех воюющих стран, Веревкина и Явленский оказываются в самом эпицентре интеллектуального брожения – завсегдатаи «Одеона», где собирается мировая элита искусства и литературы того времени, они вращаются в кругу дадаистов, шумно объявивших о рождении в Цюрихе нового искусства.
Кафе «Одеон»В это же кафе «Одеон» (Limmatquai, 2), известными посетителями которого были Джойс, Цвейг, Эйнштейн и многие другие знаменитости, захаживает, кстати, во время своего пребывания в Цюрихе в 1914 году Троцкий, не лишенный «гуманитарных» интересов.
Явленский и Веревкина часто посещают кабачок «Вольтер» в переулке Шпигельгассе, поскольку многие дадаисты являются их знакомыми еще по Мюнхену, но сами в дадаистских бесчинствах участия не принимают – сказывается возраст, обоим уже под шестьдесят.
В декабре 1916 года на Банхофштрассе, 19, в своей галерее устраивает выставку произведений Веревкиной покровитель дадаистов Коррей (Corray). В Цюрихе Явленский начинает свою знаменитую серию мистических голов, в частности, пишет здесь «Галку» – как он называет свою будущую покровительницу Эмми Шейер за черные волосы. Шейер так нравится это русское слово, что она берет себе имя русской птицы вторым именем.
Пребывание Явленского и Веревкиной в Цюрихе продолжается не больше года. В конце 1917-го Явленский заболевает свирепствовавшим тогда по всей Европе гриппом, и врачи советуют ему переселиться по ту сторону Альп. В апреле 1918 года художники переезжают в Аскону.
С отъездом политэмигрантов в Россию жизнь русской колонии теряет свой колорит. Послереволюционная эмиграция обходит Цюрих стороной. Основная волна идет через Прагу, Берлин и дальше на Париж.
По-прежнему сюда приезжают лечиться. Уже в 1910-е годы Цюрих получает международную известность как центр психоанализа, в частности, благодаря тому, что в психиатрической больнице «Бургхёльцли» (“Burghölzli”) практикует ученик Фрейда Карл Юнг. Интерес к открытиям венского профессора у русских развился уже до Первой мировой войны до такой степени, что Фрейд в 1912 году писал, что в России «началась, кажется, подлинная эпидемия психоанализа».
Психоаналитики Вены и Цюриха с удовольствием на протяжении многих лет вели богатых русских пациентов. Так, в августе 1904 года в цюрихскую лечебницу попадает дочь состоятельного торговца из Ростова-на-Дону Сабина Шпильрейн. Девушка из России становится первой психоаналитической пациенткой Карла Юнга. В письме своему учителю Фрейду Юнг сообщает: «Я сейчас лечу Вашим методом истеричку. Трудный случай, 20-летняя русская студентка, больна в течение 6 лет».
Пережив личную драму – доктор и пациентка влюбляются друг в друга, – Сабина решает посвятить свою жизнь психоанализу и в течение нескольких лет работает и учится в «Бургхёльцли». В 1911 году она защищает докторскую диссертацию и пишет ставшую знаменитой статью «Разрушение как причина становления». Позже Фрейд повторит основные выводы Шпильрейн в работе «По ту сторону принципа удовольствия» и отдаст должное коллеге из России: «Сабина Шпильрейн предвосхитила значительную часть этих рассуждений». Юнг будет считать, что идея инстинкта смерти принадлежит его бывшей пациентке и ученице и что Фрейд попросту ее себе присвоил.
После короткого пребывания в Берлине Сабина снова возвращается в Швейцарию и живет сначала в Лозанне, потом в Женеве, где работает практикующим психоаналитиком в Психологическом институте профессора Клапареда. Всё это время, с 1909 по 1923 год, она – постоянный корреспондент Фрейда и Юнга, оставаясь своеобразным посредником между ними после их разрыва. В 1923 году Сабина едет в большевистскую Россию, где под покровительством Троцкого создаются поначалу благоприятные условия для развития психоанализа. «Дорогая фрау доктор, – писал ей в Женеву Фрейд, – я получил Ваше письмо и думаю, что Вы правы. Ваш план ехать в Россию кажется мне лучше, чем мой совет отправиться в Берлин. В Москве Вы сможете заниматься серьезной работой… Сердечно Ваш Фрейд».
Увы, активная работа советских психоаналитиков по мере продвижения к социализму сворачивалась и становилась опасной. Открывшиеся психологические научно-исследовательские институты и журналы скоро закрываются, и начинаются аресты. Попадают в тюрьму брат и отец Сабины. Сама она уезжает в свой родной город Ростов-на-Дону, где работает на полставки врачом в школе. Племянница рассказывает о последних годах знаменитого психоаналитика, превратившегося в опустившуюся старуху: «Была она, как все вокруг считали, безумно непрактичной. Одевалась она только в то, что кто-то ей давал. Она была похожа на маленькую старушку хотя она была не такой старой. Она была согбенная, в какой-то юбке до земли, старой, черной… Было видно, что она сломлена жизнью». Во время оккупации немцами Ростова Сабина Шпильрейн будет расстреляна вместе со своими