Редкий из путешественников, бывавший в этих местах, не поднимался на Риги. Чтобы увидеть знаменитую панораму, открывающуюся с вершины горы, Жуковский в 1821 году, «вооружившись длинною альпийской палкою, полез по крутому всходу на высоту Риги». Поэт рассказывает дальше о своих впечатлениях: «На высоте я застал захождение солнца, хотя облака покрывали небо, но зрелище, которое я видел, было великолепно». Закат солнца в Альпах наводит Жуковского на следующие размышления: «Видя угасающую природу, приходит мысль, что душа и жизнь есть что-то не принадлежащее телу, а высшее; пока они в нем, по тех пор и красота; удалились – формы те же, но красоты уже нет; ничто так не говорит о смерти в величественном смысле, как угасающие горы».
Поэт ночует в гастхаузе на Риги-Штафель (Rigi Staffel), а на следующее утро встречает рассвет на Риги-Кульм (Rigi Kulm). Жуковский был так потрясен увиденной картиной, что дает себе слово на обратном пути еще раз подняться сюда, что и сделает.
Связанные с подъемом переживания вдохновляют в 1838 году Константина Аксакова на написание стихотворения «Путешествие на Риги».
Греч в 1841 году жалеет, что возраст и состояние здоровья не позволяют ему снова, как во время его прежнего путешествия по Швейцарии, подняться на вершину: «Но читатели мои ничего не потеряли оттого, что я не взбирался на Риги-Кульм: этих зрелищ никакое перо не опишет!»
Тютчев в письме Эрнестине в августе 1854 года вспоминает Риги-Кульм, «к вершине которого ты, по-видимому, навсегда почувствовала такое же влечение, как и я».
Толстому столь любимое туристами место, разумеется, не понравилось, хотя и он в 1857 году ночует в здешней гостинице и встает в три утра, чтобы встречать восход, но его внимание больше занимает грязная кровать с клопами.
В том же году попытку увидеть горную панораму предпринимает знаменитый историк Николай Костомаров, но безуспешно: «Когда мы начали подниматься уже к самой вершине Риги, нас покрыло густое облако, и, достигши вершины, мы ничего не могли видеть. У построенной там гостиницы встретил я целый табор путешественников-англичан обоего пола, приехавших сюда за тем же, за чем и я, так же, как и я, обманутых в своих надеждах».
На Александра Ивановича Кошелева, поднявшегося на Риги год спустя, вид альпийского заката производит такое неизгладимое впечатление, что известный славянофил решает остаться здесь еще на день: «Я предполагал, полюбовавшись закатом и восхождением солнца, отправиться на следующий же день обратно в Люцерн». Но повторного представления природы снова оказывается недостаточно – он остается еще на один день. «Такие мои решения повторялись несколько раз; и только на восьмой день и не без искреннего глубокого сожаления оставил я вершину Риги».
Англичане на вершине Риги ожидают восхода солнцаВ 1859 году во время своего совместного путешествия по Швейцарии видом с Риги восхищаются русские ученые Сеченов и Менделеев.
Приезжают на Риги и цюрихские студенты. Кулябко-Корецкий вспоминает, как «ездили на Риги-Кульм любоваться восходом солнца с вершины горы, с которой на половине горизонта тянется сплошная цепь снежных вершин в 200 километров протяжением, от Монблана до Глерниша и Тёди, а на другой половине горизонта расстилается вся низменная и холмистая Швейцария с ее городами, деревнями, реками и всеми 12 озерами».
Чайковский в 1873 году поднимается уже не пешком с альпенштоком в руках, но по железной дороге особой конструкции, построенной для привлечения туристов. Композитор записывает в дневнике: «Поездка на Риги-Кульм – удачная. Железная дорога изумительна. Насилу на наше счастье нашли мы в переполненном отеле комнату. Вставать было тяжело. Холод пронзителен, и после восхода солнца я чувствовал себя скверно».
Вершина Риги становится местом завязки действия «русского» романа Альфонса Доде «Тартарен в Альпах»: у брата революционерки Сони после сибирской ссылки больные легкие, и молодые люди едут в горы. К ним присоединяется и влюбленный француз.
Студентом в 1897 году приезжает с товарищами на Фирвальдштетское озеро и Мстислав Добужинский. «Мы решили пройти пешком по знаменитой дороге Axenstrasse от Fluehlen до Brünnen и в жаркий день с чемоданами за плечами и с альпенштоками пустились в дорогу – прогулка взяла почти целый день. Наутро поднялись по довольно страшной воздушной дороге, вися над пропастью, на Rigi Kulm, и там, в чистом воздухе этих горных высот, я долго валялся на траве, слушая перезвон коровьих колокольчиков. Спутники мои ушли искать какие-то тропинки, я же пытался рисовать и втискивал в мой маленький альбом необычную перспективу пропастей и горные пространства без горизонта. Что-то новое открывалось моему глазу художника… Мы добрались до большой казарменного типа гостиницы на вершине горы, чтобы рано утром полюбоваться оттуда на знаменитый восход солнца над панорамой Альп, но, вставши, увидели только белую стену тумана и перед нею на террасе спины англичан, закутанных в пледы, неподвижно сидящих на складных стульях. Как нам говорили, они упрямо дожидались зрелища уже несколько дней».
М.В. ДобужинскийНе везет и Бунину, приехавшему сюда во время своего первого путешествия по Швейцарии поздней осенью 1900 года. Туристический сезон уже закончился, горная железная дорога остановилась. В письме брату, написанном на вершине Риги-Кульма 18 ноября, Бунин рассказывает: «И вот мы пустились, не колеблясь, на ногах. Вышли в 12 и 51/2, часов шли без остановки вверх… Страшно трудно. На горах – глубокая осень видна; леса в туманах дымятся, туманы вверху в ущельях налиты сумраком. В половине второго вступили в облака, и озера внизу пропали. Что за тишина, какой туман! А леса стоят в нем, и лиственные деревья тихо роняют коричневые листы. Пар от нас мокрых, как мыши, валил, как от лошадей. Туман, то есть густота облаков, всё росла. Прошли через мост над страшной пропастью. В три часа вступили в снега. Около четырех пришли в занесенный снегами, чуть видный пятнами в тумане отель, перекусили на самую скорую руку – и дальше. Зубчатая дорога, полузанесенная снегом, идет точно в небо. И всё глуше и дичее становилось. Помню, стояли на одном обрыве, – какой там туман был внизу. Чем ниже – всё темнее. Так что в глубине – точно сепия налита. <…> Вспомнил я Россию, север. И наконец – Риги-Кульм, высота более двух тысяч метров. Все три гигантских отеля на этом конусе пусты, занесены снегом и едва видны в тумане. В главном нашли комнату, внизу в столовой для прислуги – печка, три швейцарки, налитые кровью. Обсушились, поели. И проводили долгий вечер на этой высоте, в мертвой пустоте. Идем спать». На следующий день Бунин дописывает: «Спали в шапках, я в пиджаке, под ногами грелка. Проснулись в 7 ч. – туман, растет иней. Вышли из отеля – в двух шагах ничего не видно. Подымается метель. Сидим внизу, ждем, не прорвет ли туман. Жаль вида, – отсюда видны все Бернские Альпы!» И.А. Бунин
Разумеется, у писателей ничего не пропадает – впечатления от зимних швейцарских гор найдут отражение у Бунина в его «Маленьком романе». Знаменитую же картину Бунин увидит почти через сорок лет. «В 1937 году, – пишет Муромцева в “Жизни Бунина”, – мы с Иваном Алексеевичем провели несколько дней в швейцарском курорте Вегесе. Из Вегеса он доплыл на пароходе до Фиснау и поднялся, только не пешком, а по зубчатой дороге на Риги-Кульм и наконец увидал во всей красе панораму Бернских Альп».
По другую от озера сторону Риги расположено местечко Гольдау (Goldau), известное тем, что в начале XIX века обвал горы уничтожил эту деревню вместе со всеми жителями. Впечатления от увиденных последствий этой катастрофы находим в «горной философии» Жуковского, которую поэт излагает в письме своему воспитаннику, будущему императору Александру II. Повторим еще раз вывод Жуковского: «На этих развалинах Гольдау ярко написана истина: “Средство не оправдывается целью; что вредно в настоящем, то есть истинное зло, хотя бы и было благодетельно в своих последствиях; никто не имеет права жертвовать будущему настоящим и нарушать верную справедливость для неверного возможного блага”».
У подножия Риги и самого края Фирвальдштетского озера расположился Кюсснахт (Küssnacht), о котором Александр Тургенев восклицает: «Кюснахт, какое имя в истории Швейцарской!» Гольдау
Автор «Хроники русского» приезжает сюда по следам героя легенды. «Басня или быль о Телле ожила в душе моей, особливо, когда из Кюснахта я прошел в так называемую hohle Gasse, где Телль подстерег Гесслера и где на большой дороге сооружена избавителю каплица, на фронтоне коей картина, изображающая смерть Гесслера… За сею капеллою начинается вид Цугского озера. Я ехал по берегу к деревеньке Immensee… И в осеннем убранстве окрестности озера прелестны! Там, где оно оканчивается, лежит местечко Арт: из Арта была та девица, которой брат убил бургхофта, ее обесчестившего. Дома старинные, исписанные библейскою и швейцарскою историею, фигурами Телля, Винкельрида и прочих героев Швейцарии… Кстати о Шиллере: чем более видишь Швейцарию, чем более знакомишься с ее стариною, тем более удивляешься верности картин, характеров, изображению нравов в трагедии Шиллера “Вильгельм Телль”. История шапки, перед которой Телль не хотел снять своей, также вся вымалевана на домах». Посещает Тургенев и место, где некогда жил наместник Габсбургов: «Мальчишка проводил меня к развалинам замка Гесслера, на горе стоящего и никому более не страшного». Интересно, что вид швейцарских крестьянских домов напоминает путешественнику далекую родину, Тургенев, например, упоминает «Мерлишахен, истинно швейцарскую деревеньку, коей строения похожи на красные русские избы».
На живописном мысе, далеко выдающемся в Фирвальдштетское озеро, лежит деревня Хертенштайн (Hertenstein). Неудивительно, что эти роскошные места выбирали для проведения каникул русские революционеры. Так, в 1915 году, когда кругом в Европе идет мировая война, здесь отдыхает чета Зиновьевых. В то же время по другую сторону озера, в Зеренберге (S