имя́ всего жа́ренова и па́ренова. — «Добродетельной, видно, хозяин, хорошо нас накормил! Слушай его во всём». — Проводил отца домой, хлеба ему на дорогу и всего положил.
Сын остается со-стариком; живёт год, живет и два и третьего на половину. — «Што ты меня не учишь никакому ремеслу? Это я и дома умею. Не будешь ты меня учить, я домой уйду; а если будешь учить, буду проживаться». — Доверил ему старик от семи комнат ключики: «Ну, Ваню́шка, к какому ремеслу заглянётся, тому и учись!»
Проводил старика, пошел по комнатам. В первую комнату зашел: денег медных навалена куча. Во вторую комнату Ваню́шка перевалился: тут тоже се́ребра кучи — не меньше того, как и меди. — «Экой богатой старик!» В третью комнату зашел — тут се́ребра груды. В четвертую комнату зашел — тут бумажных денег поленицы. — «Ну, что мне ремесло! если мне охапку денег даст старик, так тут мне никакого ремесла не нужно!» В пяту комнату зашел — тут насла́ты ковры, драгоценными камнями убра́ты, висят скрипки и гитары. — «Экой старик — забавник!» В шестую комнату зашел — наловлено всякого сословия разных птиц, поют разными голосами. Ваню́шка подивился: «надо жо налови́ть!»
Ванюшка ходит день и два по этим комнатам. Старик сказал: «Што, Ванюшка, к какому ремеслу ты обучаёшься?» — «А что мне, дедушка, ремесло. Если ты мне хорошу вязанку навяжошь денег — вот нам и не нужно ремесло!» сказал Ванюшка на это. — «Обучайся к чему-нибудь, к ремеслу к какому-нибудь!» — «Ну, ладно!»
Старик ушел на охоту, а Ванюшка взял ключи, пошел по комнатами. Дошел до седьмой комнаты. — Ах, дверь крепкая! до этой, комнаты [старик] Ванюшку не допушшает, а што-нибудь да там есть лучше. Увидел: на двере́ есть такой сучек. Взял он палочку-колотушечку, проколотил этот сучек. Видит: в комнате сидят три девицы, вышивают ковры драгоценными камнями.
Ванюшка крякнул. Девицы на это сказали: «Ванюшка, что ты к нам в гости не ходишь?» — «Я ишо молод, до вашей комнаты мне дедушко ключики не дает». — «Ну, мы тебя научим». — «Научите!» — «По вечеру старик придет, ты ему подай бокальчик — и два, и до трех — старику!..»
Старик приходит по вечеру. — «Ох, дедушко, ты каждой день ходишь, небось пристал?» — «Как жо, Ванюшка, не пристал?!» Ванюшка подал ему стаканчик и два, и до трех. — «Эх ты как меня разупо́лил! Ты перетряси перину мягку, подушки пуховы; одеялом соболиным приодень меня!» — «Ладно, ладно, дедко, лежи́сь!» Всё ему исправил это. Лёг он на левой бок. Ванюшка на его глядит, не спит. Переворотился на правой бок: на левом уху́ у его ключик от комнаты, у старика. Взял Ванюшка, снял тихонько ключик, пошел к девкам в комнаты.
Доходит, отворил комнату; стал, ништо с имя́ не говорит: онемел и стоит. Девицы сказали: «Што ты, Ванюшка? али мы хороши́?» — «Сколько ли у дедушки в комнатах хорошо, а вы мне показались ешо лучше!» — «Ну, Ванюшка, поди жо ты вот в эту комнату! В этой комнате есть комод. В этем комоде есть шкатулка; гляди: на верхней полочке ключик лежит. Отопри шкатулку: есть наши самосветные платья, ташши сюды!»
Ванюшка приташшил платьи, подает имя́. Они надели платья, взяли его под ташки (под пазухи, по-нашему) и пошли кадрелью плясать. — «Ванюшка, што — мы хороши? — «Я на вас здрить не могу: вы настолько хороши!» — «Хотя мы и хороши, только ты и видел нас!» — Пали они на пол и сделались пчелами. Ванюшка их потерял. Сял на лавку, замахал руками, заботал ногами — задурел: не ладно, видит, сделал. Отворил двери, они потом улетели от его — вылетели из хоромов.
Проснулся старик, схватился за левое ухо: ключика нет. Взглянул на Ванюшку: «Сукин сын! кто тебе дозволил с моего уха ключик взять?» — «Да кто дозволил? Я вчерась тебя поил вином — омманывал! Кто позволил? Они же научили меня, суки!» — Што ты наделал?! Я теперь должо́н их три года собирать!» — «А што тебе делать? — собирай!» — «Ты теперь три года жил, и ешо три года живи».
Старик отправился, Ванюшку оставил на три года дома. Старик приходит, приводит — через три года — всех трех девиц опять обратно. — «Вот прожил ты, Ванюшка, шесть годов у меня. Теперь ты в соверше́нных годах; я тебя женю теперь... А которую ты из их возьмешь?» — «Да хоть которую!» — «Да которую все-таки» — «Да вот хоть эту жо возьму»! — «Нет, эту не бери, вот эту возьми!» — Отвел ему дом особенной. Всего в дому довольно: «Вам навеки не прожить — говорит — тут». Отдал ему шкатулку, сказал ему: «Не отворяй, не надевай на ее платьё!»
Прожили они неделю. Пошла она х кобедне [к обедне]. Собралася в браурное платьё, надела шаль черную пуховую на себя. — «Эка собралась я теперь как умоле́нная монашка. Кабы хорошой муж, дал бы мне самосветное платьё! Люди-то бы посмотрели: эх, скажет, у Ванюшки женьшина-та хороша!» — Ванюшка вспомнил, что дедушка не велел; как полы́снет ее, она и с копылко̀в долой. — «Айда! мне ладно, а люди што хошь говори!»
Неделя проходит, старик к имя́ приходит в гости. — «Што, Ванюшка, поживаешь?» — «Спасибо, дедушка, поживаю хорошо». — «Теперь айда ко мне в гости: ко мне гости приедут». — Поблагодарил Ванюшка, сказал хозяйке: «Давай собирайся!» — «Сейчас айда́те: гости приехали!» Жена собралася в браурное платье, надела на себя черную пуховую шаль. — «Вот к дедушке приедут гости все из царского колена. Вот, кабы хорошой муж надел бы на меня самосветное платьё!..»
Забыл Ванюшка, вы́нял ключик, достал из шкатулки это платье. Надела она это платье скоро на себя; надела и поцеловала его. — «Ну, пойдем теперь!» — Вышли на улицу. Пала она на землю и сделалась она голубем и улетела от его. (Вот тебе и жена!)
Тогда он воротился в комнату, сял на лавку, замахал руками, забота́л ногами... Да хоть, сколько маши, никто не уймёт! Вышел Ванюшка на двор, набрал соломы охапку, напехал полну печь. Напехал и зажёг. Накрошил он сухарей, наклал в котомку и пошел жену искать: «Не пойду — говорит — в гости к старику один». Шел день до вечера, зашел в топучёё болото и огря́з до колена. Вышел на долину, сял на кочку, взял сухарик: сидит поедает с горя-то. — «Жди, отец! выучился Ванюшка! Сам не знаю, как выплестись отсюда! Сам не знаю, где живу!» Заплакал Ванюшка.
Соскочил Ванюшка, поглядел во все стороны,— увидел в одной стороне огонь. — «Знать-то, жители живут!» Ванюшка пошел на этот на огонь. Приходит: стоит избушка, на куричьей голяшке повёртыватся. — «Ну, избушка, стань по-старому, как мать поставила! — к лесу задо́м, ко мне передо́м». Зашел в эту избушку, разулся, разделся, лег на печку и лёжит по-домашнему.
Неоткуль взялась Яга-яги́шна: бежит, и лес трешши́т. Заходит в избу, разевает рот — хочет Ваню сьись эта Яга-яги́шна. Ванюшка сказал: «Што ты, старая сука, делаешь? В протчих деревнах так ли делают старухи? — А ты должна баньку истопить, выпарить, вымыть и спросить: где ты проживался?»
Старуха одумалась: затопила баню, выпарила, накормила ево. — «Где же ты проживался?» — «Я проживался шесть лет у дедушки в учениках: он споженил меня на малой дочери». — «Экой ты дурак! ведь ты жил у брата моёго, а взял племянницу мою. И она вчера была у меня на совете. Нашто ты надел на нее самосветное платьё? Она бы жила-жила у тебя, — не надевал бы — говорит — на нее!» — «Ты уж теперь меня, тетушка, научи, как к ей дойти!» — «Пойди, там ишо есть у меня сестра, поближе к ей живет, там она тебя научит».
Дала ему подарок лепёшку: «Будет лезть (ись его), так ты её в зубы тычь, етой лепёшкой!» Дала ему еще воронью косточку; он её в карман поло́жил. Опять пошел в путь.
Сказка об Иване-царевиче.
Шел день до вечера. Зашел в болото топучее — ночным быто́м. Огряз до колена в болоте, вышел на долину, сял на кочку, вынял сухарик, сидит, поедает. Соскочил на ноги. Увидел опять: огонек горит. «Знать-то там тетка моя живет!» Пошел на огонек. Избушка стоит на козьих но́жках, на бараньих рожках, повёртыватса. — Избушка, будет култыха́ться: время Ванюшке заходить. Зашел в избушку, по-домашнему разулся, разделся, лег на печку и лёжит.
Неотку́ль взялась Яга-ягишна: бежит, и лес трешшит. Заходит в свою хату. Прибежала и лезет на ево ись. — «Эх ты, старушка! в протчих деревнях так ли делают? ты должна добром обходиться». Тычёт ей лепешкой в зубы. «Вот что ты делаешь! ты бы должна баньку истопить, выпарить, накормить и спросить, куда путь кло́нит, где проживался?»
Одумалася старуха. «Ладно, от сестры ты гостинец принес, лепешку». Истопила баню, выпарила, накормила. — «А где же ты, милой друг, проживался?» — «Проживался я у дедушки шесть лет в учениках, он и споженил меня на малой дочери». — «Вот ты какой дурак! ведь ты жил у брата у моёго, а взял племянницу мою. Вчерась она у меня была на совете. Не надевал бы на нее самосветное платье — никуда бы она не ушла от тебя!» — «Нельзя ли как, тетушка, через тебя доступить к ей?» Дала она ему в подарок жар-птицыну косточку. — «Есть там моя старшая сестра; та тебе обскажет: она близко около ее живет... Она очень злая; дам я тебе ешо полотенцо; как лезти на тебя будет, ты ей хлешши по глазам!»
Пошел он. Шел день до ночи, зашел в топучее болото и огря́з до колена. Вышел на долину, сял на кочку, взял сухарик (ись захотел), сидит, поедает; съел сухарь, стал, поглядел во все стороны, увидал в одной стороне огонек. Пошел к огню. Избушка стоит на козьих рожках, на бараньих ножках, повертывается. — «Избушка, стань по-старому, как мать поставила: к лесу задо́м, к нам передо́м!» Заходит в избушку: никого нет, один фитилёк горит.
Неоткуль взялась Яга-яги́шна: бежит, и лес трешшит; прибежала, и лезет на ево ись. Он полотенцом ей по глазам хлёшшет. «Што ты, старая сука?!. Должна спросить: откудова ты и куды пошел? Вот как в протчих деревнях делают старухи-те: должна про меня баню истопить, выпарить!..» — «Ладно, ты принес от сестры полотенцо: признаю я тебя знакомым». Истопила баню, выпарила, накормила. — «Где же ты, мой друг, проживался?» — «У дедушки шесть лет в учениках проживался, он и споженил меня на малой дочери. Она от меня улетела!» — «Дурак ты дурак! вчерась она у меня на совете была. Не надевал бы на нее самосветное платье, никуда бы она не ушла от тебя!» — «Научи-ко ты меня, тетушка, как