В МОСКВЕ, в одном кабаке пили три пьяницы вина, и вот когда они пропилиша, у них опохмелиться не по што. Потом шидят они, загорюнилишь, и вот один из них говорит: «Ех, братцы, мне бы деньги, я бы своим рукам маштер был!» — А другой его спрашивает: «Какой же бы ты ма́штер был?» — «Я бы — говорит — пошол на базар, купил железа, например, жделал бы роту солдат, поставил бы их во фронт, и они бы стали у меня проделывать».
Другой сидит и говорит: «И мне деньги, и я бы своим рукам ма́штер был!» — Ну его спрашивают товарищи: «Какой же ты мастер бы был?» — «Я бы пошол на базар, купил сукна, безо всякого размеру сошил оммундировку, и на кого бы ни надел, то и пришлось бы».
Третий сидит говорит: «И мне деньги, и я бы своим рукам маштер был!» — Спрашивают его товаришши: «Какой же ты ма́штер был бы?» — «Я бы жделал деревянного орла, и в четвёро суток по всему белому свету облетел и со всех местов планы̀ бы снял».
Как раз пригодилша в ето время городовой в кабаку, и тот вы́знал, пошол, доложил государю. Государь их велел приве́сть к себе. Когда их привели государю, то государь и спрашивает первого: «Какой же ты бы мастер был?» — Он также и ему говорит: «Ешли бы мне деньги, пошол бы на базар, купил бы железа и жделал роту солдат, поставил бы их во фронт, и стал бы имя́ командовать, и они бы стали проделывать». — «А другой, — говорит, — ты бы какой мастер был?» — Тот также говорит: «Мне бы — говорит — деньги, пошол бы на базар, купил сукна, сошил бы оммундировку безо всякого размеру-покрову, на кого бы ни надел, точь в точь пришлось». — Ну, спрашивает третьего: «Какой же бы ты мастер был?» И тот отвечает: «Еже бы мне деньги, я бы жделал деревяного орла, в четвёро суток по всему белому свету облетел и со всех место́в планы́ бы снял». Он имя́ дает по тыще рублей и дал имя́ на месяц стро́ку, штоб ети успели исправить вшё. — «Ешли кто в месяц не исправит, тому голову снесу!»
Вот они, значит, пошли, и между собою дорогою говорят: «Вот, братцы, топеря зайдем в кабак, опохмелимся и подём своё ремесло кажный исполнять». — Вот они заходют в кабак. Первый берёт бутылку, — выпили, потом берёт второй другую — «давайте ишо выпьем!» — Третий, как орёльшик, — «и моя ложка не шшербатая и мне бутылку надо вжать!» — Ну как они три бутылки выпили трое, знако, жделалишь пьяные, и разбрелишь, кто куды.
Ну, так как орёльшик остался в етим кабаке, когда проспалса, видит, што он один, товаришшев его нету, и вот, он давай тут один выпивать. И вот до тех пор, пока тыщу ету не пропил. Да, и кончается уже месяц, так што завтре нужно государю являться. И вот он сидит и опохмелиться не на што.
Жана его услыхала, што муж её получил тышечу, и вот он её пропил в кабаке. И вот приходит к нему и плачет. — «Што ж ты жделал, такой-сякой пьяница? Свою голову потерял, и меня с детя́ми оштавил голодом!» Он говорит: «Ах, жана моя любезная, принеси-ка пошледнюю юбчонку, заложи и опохмели меня». — Она все-таки со слезами — жалеет мужа — пошла, принесла, заложила и опохмелила его.
Ну-с, теперя они приходют домой, уже с ней, и он ей говорит: «Ну, свари мне чайку и нет ли там сухарьков, я поем». Она согрела чаёк, набрала сухарьков и он, значит, чайку попил с сухарьком и лёг спать. Вот он проспался, дождался вечерку, как стемнелошь, и пошол на добычу; где украдёт топор, где там, долотцо, и где полешко дров, где досо́чку, и набрал себе, што нужно, приносит домой, и начинает устраивать орла. Ковда устроил, собрал его в кучу, орел его действует хорошо.
Товда он разобрал и сложил в мешок, и положил под лавку, и сам лёг спать. Утром, стаёт и говорит жене: «Ну, жана, согрей мне чайку, пойду государю». — Та согрела чайку, он попил, собралша и пошол государю.
Когда приходит ко дворцу, товаришши его уже тут стоят. — «Ну, здравствуйте, братцы!» — «Здравствуй!» — «Ну как ваши дела?» — «Слава бох!» И они его спрашивают: «Как твоё?» — «Тоже», говорит: «слава бох!» И просют доложить государю, што такие мастера пришли.
Когда государю доложили, государь велел допустить их ко крыльцу. Когда они пришли ко крыльцу, то государь выходит на крыльцо и первому говорит: «Ну-ка, выставляй своих шалдат!» — Тот выставил, скричал: «Смирно, равняйся!» Они стали смирно и равняться. И начал командовать: «Направо и налево!» — И они стали проделывать у него. — «Но-ка — говорит — портной, надевай на ето войску свою оммундировку!» — И он на кого ни наденет, точь в точь приходится. — «Ну, ты, орёльшик, где твой орёл?»
Тот лежет прямо к ему на параднее крыльцо, и высыпает из мешка. Вот, государь ему и говорит: «Ты, што, мне дрова што ли принес, у меня дров, ведь много?» — Он говорит: «Позвольте, ваше императорское величество, посмотрите на деле!» — Живо его собрал и говорит: «Как желаете посмотреть, ваше императорское величество, по дворцу или вверьх?» — Государь и говорит: «Ну-ка, жделай попытку по дворцу». — Ну, значит, как он жделал попытку по дворцу, словно молонья́ просверкнул. — Тогда государь ему говорит: — «Ну-ка, жделай попытку вверьх». — Когда он жделал вверьх, он уже в три секунды поднялша книзу. Когда спустилса вниз и говорит: — «Теперь, ваше императорское величество, позвольте двадцать четыре листа бумаги, перо и чернильницу» (планы́-то будет сочинять).
Ковда государь дал ему двадцать четыре листа бумаги, перо и чернильницу, тогда он отправился путешествовать. И вот, в четвёро суток по всему белу свету облетал и со всех место́в планы́ снял. Когда он вернулся назать и спустилша государю в сад, оставил орла своёго в саду и приходит государю уже с документам, с пла́нам етим. Когда государь посмотрел планы, и даёт ему денег столько, сколько он жалал, и дал ему золотой стакан, — на дне подписано, где он ни пришол, в какое питейное заведение, давать бесплатно, или так же, в какой мага́жин, сколько бы он ни хотел брать товару, давать бесплатно, — значит, денег не просить.
Товда он приходит домой, и говорит жане: «На, вот тебе стакан, иди в мага́жин, и што угодно бери; когда наберёшь, запросют у тебя деньги, ты покажь имя́ етот стакан». — Так, жана приходит в магажин, берет разного материя. Когда набрала, подшитали: на петьсот рублей. Купец говорит: «Пожалуйте денежки!» Она подает стакан купцу, купец посмотрел на стакан и говорит: «Ну, иди с богом!» — (значит, деньги получит у государя — ето уж я говорю).
Теперя етого орёльшика оставим, они живут хорошо с жаной и детя́м. Будем говореть дальше. Так как у царя был сын, лет пятнадцати, звали его Иваном. Вот они в один день пошли с отцом в сад прогуливаться, и вот Иван-царевич увидал етого орла, и просит родителя, штобы он дал ему, значит, жделать попытку; на етим орле, дозволил. Но отец ему ни в коем случае не дозволил жделать попытку, — «потому што ты ещо мал». — Но сын и думает на уме: «все таки опосля́ пойдет наша при́шлуга в сад и я с ними шкраду́ю, жделаю все-таки попытку на орле». И вот так и случилошь.
Когда на другой раз собралашь прислуга в сад, значит, сын у отца скралша, и вот ушол с имя́. И вот добралша до етого орла и сял на него. И давай крутить. Чем боле крутит, тем дале и выше. И вот ему бы уже будет, но никак не может назать спуститься. Орёл всё несёт его дальше.
И вот пристигает его тёмная ночь, и он нача́л вертеть в другую сторону, ну и спустилша в такую трушшо́бу непроходимую. У его только был с собою носовой платок — и он вынул его и перевязал орла. И думает: «Куда же я теперь, пойду по етой трушшо́бе?» — Постоял, подумал, и говорит про себя: «Пойду куда глаза глядят».
Вот он полз, полз по етой трушшо́бе, и вышел на тропку, и пошол по етой тропке. Немного подошол, и видит, стоит изба ета рубленая рука́м человеческим. — «Давай — думает — зайду в ету избу». — Когда заходит в эту избу, и видит: сидит у стола старик шедой, и он говорит ему по русски: «Здрастуй, дедушка!» Старик молчит, начал говореть он по-немецки, старик молчит; начал говореть с ним по-французски — старик начал говореть. И стал его спрашивать: «Чей ты, мало́й ю́нош, откудов?» — Он и говорит: «Ах, дедушка, я еще ись хочу». — Когда старик его накормил, — «Ну, теперь, дедушка, я спать хочу». — Старик указал ему постельку, и он лёг, уснул.
Когда проснулса встаёт, тогда старик начинает его спрашивать: — «Чей же ты, мало́й ю́нош, откудов?» — Он говорит ему: «Вот, дедушка, я есть московского купца сын. Когда мы ходили с родителем на корабле по разным местам, торговали, и вот нас схватила буря, и разбила у нас карапь. И много погибло народу». — Старик-то у него и спрашивает. «А много ли вас в живых ошталошь?» — Он и говорит: «А я никого не вижу, только вижу сам себя». — И потом: «Вот что, дедушка», говорит: «далёко ли доцэлево како-нибудь ваше село или город?» — Старик ему и говорит: «А, вот, верстах в семи отцѐле в наш столичный город Парыж стоит». — Он и говорит: «Вот што, дедушка, покажи мне дорогу, куда итти». — Старик вышел, и показал: «Вот што, иди сюда».
Кода он немного так подошел по лесу, и вышел на плошшеть, и вот видит: Парыж город парит.
Когда он заходит в город, и смотрит, гостиница стоит первого номеру. И вот он заходит за стол, и просит: «Подайте мне того и другого!» — а в кармане денег нет. Когда прислуга ему подала, и смотрит: чей же такой молодой ю̀нош незнакомый, никогда не видели, и доложила объ ём хожаину. Когда хожаин приходит, садится перед его и спрашивает: «Чей же молодой ю́нош, отку́дов?» — Он также и ему расказывает: «Што я есь московского купца сын. Мы ходили с отцом по разным земля́м на корабле, поднялаша буря, и наш карапь разбила». — Тода хожаин и спрашиват: «А много ли вас в живых ошталошь?» — Он также и ему отвечает, «што я, мол, никого не вижу, только вижу сам себя». — Тогда хожаин ему и говорит: «Вот, што, так как у меня детей нет, не будешь ли ты моим сыном?» — Он и говорит: «Для меня», говорит: «всё равно». — И вот он живёт у его неделю, и другую, так как хожаин со своей женой над ём любуются.