26. По щучьему веленью. Анд. 675. Варианты: Аф. 100-a и b; Перм. Сб. 63; См. 113, 336 (оба последние — в плохих записях). В примечаниях Афанасьев обратил внимание на связь щуки с золотой рыбкой. По его предположению, обе сказки возникли из одного источника.
Текст А. Т. Краева отличается от остальных редакций большей распространенностью и ярким образом самого героя, изображенного в окружении своего собственного навоза, благодаря чему получаются необычайно искусные и неожиданные эффекты. Так, в центральной части: царь посылает за Емелей полк солдат, Емеля, защищенный своим навозом, отказывается итти, а полк уничтожается по приказу щуки. В последний раз присылает два миллиона солдат; Емеля выезжает на своей печке. Но как только он появляется, царю сделалось дурно от запаха («с души сбило»), и он прогнал его; однако ни физическое неприглядство, ни дурной запах не мешают Емеле покорить сердце царской дочери. Он успевает сказать ей: «будь моя обручница», — и у царевны «сердце задавило»: не стала «ни есть, ни пить, только плачет, кисейные рукава затирает»... и т. д.
27. Попов работник и дьякон. Анд. 1725. Из серии рассказов о неверных поповских женах, которые обычно разоблачаются работником. Аналогичный вариант — Онч. 81 (Попадья, дьячок и работник)
Заглавия в обеих сказках даны собирателем.
СКАЗКИ Н. М. ДЕМЕНТЬЕВОЙ
Н. М. ДЕМЕНТЬЕВА
ДЕМЕНТЬЕВА Наталья Михайловна, сказительница из с. Вирмы (на берегу Онежского залива). По характеристике записавшего ее сказки Н. Е. Ончукова «едва ли не лучшая из его сказочниц». Собиратель не использовал в полной мере ее рапертуара и записал всего одиннадцать сказок, из которых опубликовано только шесть. «Остальные пять совершенно невозможны для печати: они очень интересны и остроумны, но чересчур порнографичны до цинизма»; рассказывает же она такие сказки «с особенным удовольствием, нисколько не стесняясь их содержанием, без обиняков своими именами называя все вещи».
По свидетельству Н. Е. Ончукова эти сказки и составляют ее жанр.
Ее биография и основные черты ее характера нам также мало известны. Собиратель намекает на неудавшуюся личную жизнь и так зарисовывает ее внутренний облик: «Жажда жизни и неудовлетворенность ею, а в результате — тоска. Чтобы от этой тоски избавиться, при столкновениях с людьми — беззаветная веселость и дурачливость, шутливые плясовые песни, веселые, раздражающие и манящие сказки».[52]
28. ЖЕНА НАД МУЖЕМ
ЖИЛ был муж с жоной, жоны не нравилось, што муж вара́йдат над ей (ворцит), она и говорит:
«А на лешой всё вы, да вы над на́мы, когда же мы-то станём над ва́мы?»
Старик и надумался:
«Жона, от царя указ пришел: жонам над мужовьям власть нести».
— Ну, дак поди, топи байну! — Он и пошел, затопил байну. Байна стопе́лась, старик зовет воды нести.
— А наносишь и сам!
Он и пошел носить.
— Поди, мойся!
— Да снесешь и ты меня.
Пришла в байну.
— Самы́ла, я веник забыла!
— Дак я схожу. —
— А не знашь ты, снеси меня!
Он и понес. Пришли опять в байну.
— «Самы́ла, я сороцьку забыла».
— Да где у тебя, я схожу.
— Не знашь ты, неси меня.
И снес. Потом говорит ей:
— Дак мойся.
— А вымоёшь и ты меня.
Он и стал ю мыть, а сам в сени и пошел, там и скрычал (бытто кто ли пришел):
— Самы́ла, што делашь?
— Да жону мою. —
— Ой ты шальнёй, указ-то не росслушал: указ-то ведь по старому — мужевьям над жонамы.
Услышала, и говорит:
— А на лешой царя! опять по старому.
Муж ей и скаже:
— Ну, вот, не долго прошло твое велисьво.
Муж затем дубе́ць взял, и давай жону хлыстать, потом знай вперёд.
29. БОЛЕЗНЬ
У крестьянина было три невёски, две в сторону имели: любили дружков. Трежья скаже:
— Хоть бы мне полюбить.
А старша скаже:
— Полюби, коли бабьи увёртки знашь.
Третья и полюбила парня молодого. Он к ней пришел, а муж в то время с сеном еде, а приятель в комнаты ей.
Невёска к ей и бежит:
— Марья, муж то приехал! Што скажешь?
— А не цё не знаю.
Муж пришел в избу, невёска дала ему ту́ес:
— Бежи за водой, жона не мо́жо пора́то!
Муж и побежал. Докуль ходил, то́й поры и приятель убежал. Невёска жону вывела, да на порог нагой и поставила; мужу и говорит:
— Обдавай да приговаривай: «Господи благослови! Сам застал, сам по́ воду хожу, сам окачиваю!
ПРИМЕЧАНИЯ
Сказки Н. Д. Дементьевой записаны Н. Е. Ончуковым и опубликованы в его сборнике «Северные сказки» под №№ 62, 64.
28. Жена над мужем — один из вариантов рассказов о злых женах. В указателе Андреева он помечен № 1375 и описан так: «жена хочет взять верх над мужем; ей вначале дают власть, а затем бьют». Сходные варианты: Аф. 239 («Головиха» — бабу, по ее требованию выбирают в головы) и См. 118. Вариант Дементьевой отличается от остальных редакций прекрасно разработанным диалогом.
29. Болезнь (Анд. 1406 В) — вариант из цикла многочисленных рассказов о бабьих увертках. Сходного варианта в опубликованных русских записях не известно. Но мотив обкачивания встречается, как эпизод, в лубочных сказках о молодой жене и старом муже. Оттуда же заимствован и приводимый здесь рисунок.
СКАЗКИ А. К. БАРЫШНИКОВОЙ (КУПРИЯНИХИ)
А. К. БАРЫШНИКОВА (КУПРИЯНИХА)
БАРЫШНИКОВА, Анна Куприянова, более известна под прозвищем Куприяниха или тетка Анютка, принадлежит к тому же стилю, ярким представителем и мастером которого был А. Новопольцев. Сказки ее записаны в 1926 году, в селе б. Верейка, б. Землянского уезда (ныне Воронежский округ), современной собирательницей Н. П. Гринковой и пока еще не напечатаны; опубликован только подробный перечень записанных текстов, с характеристикой стиля и личности сказительницы.
Куприяниха — бедная, неграмотная крестьянка (в момент записи ей было 50 лет), рано овдовевшая и с большим трудом выростившая большую семью. В своем громадном селе — она слывет лучшей рассказчицей и лучшим знатоком песен.[53] Репертуар ее — чрезвычайно обширен. От нее записано 56 текстов, и таким образом, по количеству она должна бы занять одно из первых мест в мире русских сказочников, но ее тексты, как и вообще южно-русские сказки, являются текстами нераспространенного типа, т. е. недлинными, короткими рассказами (в противоположность «сильно распространенным» и многоразвитым северным редакциям). Поэтому с количественной стороны Куприяниха значительно уступает ряду сказителей, чей репертуар хотя менее богат отдельными сюжетами, но значительно превосходит общими размерами текстов (напр., Ломтев, Винокурова, Аксаментов и нек. другие).
По составу репертуар ее очень разнообразен: в него входят сказки волшебные, сказки о животных, бытовые — особенно она любит рассказы про попов — знает и переделки литературных произведений: рассказанные ею сказки «про купца Аксенова» и «Семен — пьяница» — не что иное, как известные рассказы Л. Н. Толстого («Бог правду видит, да не скоро скажет» и «Чем люди живы»). Возможно, что и еще некоторые из записанных у ней сказок вошли в репертуар из школьных книжек и рассказов детей, учившихся в школе. Такого происхождения, несомненно, «Золотая рыбка», чрезвычайно близкая в ее передаче к пушкинскому тексту.
Основной фонд ее сказок — бытовые, хотя сама она, как свидетельствует собирательница, больше всего ценит и любит сказки волшебные, отмечая всегда при рассказе, «что данная сказка особенно хороша и интересна». Главной и основной особенностью ее сказок, так же как у Абрама Новопольцева, является рифмовка. Последняя иногда захватывает всю сказку, иногда встречается только частично. Рифмовка же — как обычно в сказках такого типа (пример — тот же Новопольцев) — заставляет вводить новые слова и создавать новые положения. Так, в сказке про козу с козлятами: «ухватил за хвост, сел маленький кузнечишка на нос»; в сказке «Два брата» (см. в наст. сборнике № 30) дети бедного брата получают определенные имена: Тишка и Танька. Имена эти вызваны к жизни и обусловлены, конечно, только игрой рифм. «Ох, жена, поди-ка ты в лавку, купи ты Тишке книжки... купи Таньке — раздуванку»... Этим же вызвано и прозвище мерина: «упала осина и убила мерина Максима».
Сказочная обрядность у ней представлена очень богато и ярко. Некоторые из ее зачинов представляют собою совершенно самостоятельные присказки. Например, в сказке о «Трусливом Ване»: «Зародился хлеб не хорош, по подлавочью валяли, на пече́ в углу сажали, в коробок загребали, не в городок. Никто хлеба не купить, никто даром не берёть. Подошла свинья Устинья, всю рылу обмарала. Три недели прохворала, на четвертую неделю свинья скорчилася, а на пятую неделю совсем кончилася». Часто в присказку входят пословицы, несущие, таким образом, как бы функцию идейных формул сказки. Иногда пословица вводится и в основной текст, но также в заключительную часть (см. № 30).
В достаточном количестве у нее сохранены и общесказочные типические формулы, в роде: «народ бежит, земля дрожит», «утро вечера мудренее»; описание бега богатырского коня, красота героинь, сохранение закона трехчленности и т. д. «На ряду с этими традиционными аксессуарами, в стиле и словаре сказок Куприянихи — отмечает собирательница — можно отметить и кое-что, попавшее за последние годы: револьвер, полиция и даже милиция, публичные места, фабричные машины и т. д.»
Сказки Куприянихи усвоены ею, главным образом, от отца. Отец ее, Куприян Леонтьевич Ко́лотнев, был «хороший знаток сказок и большой любитель рассказывать». Кроме крестьянствования, он занимался еще развозом муки по пекарням. За сказки ему часто накладывали по возу кренделей. По мнению собирательницы, от отца она усвоила не только основной репертуар, но и тот балагурный стиль, которым она передает свои сказки. «Невольно представляешь себе ее отца, балагура, забавляющего своим красноречием толпу собравшихся слушателей. В его исполнении так уместно это стремление вставить «красное словцо», рассмешить слушателей метко вставленным созвучием, мерной, почти стихотворной речью. Чувствуешь, что рассказчик большое внимание обращает на форму, на самое внешнее словесное оформление своего рассказа».