Почти безбородый, изукрашенный шрамами настолько, что их не скрывал даже мех диковинного северного животного, наброшенный на правое плечо, старый военачальник выступил чуть вперед. Царственный палец с огромным рубином утвердительно ткнулся в него.
– Говори ты, о Мегабаз.
– Благодарю, о лучезарный владыка, – почтительно прохрипел полководец. – Послушайте и вы, братья по мечу. Сладкоречивый Павсаний советует вам бежать из степей, не добившись победы и даже не склонив на свою сторону ни одно из местных племен. Да, все они – и агафирсы, и невры, и будины либо разбежались по дальним уголкам Скифии, включая непролазные леса, либо оружием поддержали Иданфирса. Эллин лжет, утверждая, что мы нанесли врагу серьезный урон – всякий раз идя по его следам, мы видим многие фарсанги плотно истоптанной равнины – значит, скифов на этих бескрайних просторах было и осталось как звезд на небе. А кто считал число пастбищ и голов скота на пространстве, равном десяти Мидиям?
Говорю вам: отступать – значит покрыть себя позором и навлечь гнев светонесущего Митры. Необходимо двинуть колесничих и легкую конницу вдоль Борисфена – Идан-фирс вынужден будет принять бой с ними потому, что дальше к северу лежат болотистые перелески, и быстро убежать сквозь них у скифов не получится. Часть пеших воинов посадим на лодки – выше порогов река судоходна – и зайдем врагу в тыл. Другая часть пойдет на союзников скифов, будинов, чтобы они во время решающей битвы не смели показать носу из своих чащоб. Этот план нелегок, но осуществим, если действовать без промедления.
Мегабаз замолчал и в наступившей тишине было слышны только капли дождя, треск факелов и писк и удары крыльев летучих мышей о шатер. Никто не хотел вмешиваться в спор царских любимцев, а сам Дарий не принял ничью сторону, о чем-то глубоко задумавшись. Из этого состояния его вывел только бешеный рев ослов, внезапно раздавшийся в дальнем конце лагеря, а затем распространившийся по всей заполненной войсками равнине. Дикую какофонию подхватили и другие животные, она встревожила людей – вечерняя засыпающая степь оживилась, наполнившись криком, топотом ног и копыт. Постепенно шум стал стихать и лишь одинокие возгласы еще доносились из темно-синего сумрака, когда в шатер протиснулся и пал в ноги царю вестовой:
– О повелитель вселенной, оставшийся за предводителя левого крыла Артабиаз доносит тебе: скифы пытались напасть на его обоз. Пользуясь темнотой, они скопились неподалеку в прибрежном перелеске и камышах, но ослы учуяли их потных лошадей и подняли шум. Артабиаз сам с лучшими всадниками преследует кочевников вдоль реки.
Дарий еще больше нахмурился и раздраженно отбросил в сторону тяжелый кубок, из которого он потягивал золотистый шербет.
– Снова дерзкая ночная вылазка! И снова скифов никто не видит, будто они духи. Мое войско спасают не сторожевые, не разведчики, а ослы! Если Павсаний после этого опять будет говорить, что кочевники разбиты и устрашены, то он сам осел… только к сожалению, без чутья и слуха.
Царь порывисто встал со скамьи и сделал несколько шагов к выходу. Полководцы снова упали ниц. Отпихнув нерасторопных слуг, Дарий откинул полог шатра и внутрь ворвался свежий влажный воздух. Дождь кончился, и в лунном свете были видны последние облака, спешащие удалиться со звездного небосклона прочь, как будто на ночлег. Однако горизонт был по-прежнему мрачен.
– Взгляните! – Царь простер руки вверх. – Даже небеса здесь враждебны нам, посылая вихри и град всякий раз, когда мы почти нагоняем скифов. Даже звезды светят по-иному, и походные звездочеты путаются в расчетах положения войска. Скоро здесь наступит зима – совсем не такая, как в Мидии – дикий холод будет до того силен, что скует и Борисфен, и Меотийское болото и северный Евксинопонт толстой коркой льда, по которому могли бы ходить слоны. Степь засыпет снегом так, что только здешние мохнатые лошади смогут разгрести его в поисках корма. Царство льда и снега…
Дарий замолчал, вдыхая влажный аромат степных трав. Затем также быстро задернул полог и вернулся обратно. Взял новый кубок, поданный слугой, отпил и задумчиво посмотрел, как на темном дне играет и пенится напиток южных гор.
– Да, Павсаний, ты прав – здесь холод и пустыня. Не знойный увенчаный пальмами Египет, не теплая гористая Эллада и зеленая Вифиния, где буйствует природа и бурлит человеческая жизнь. Полагаю, вы все недоумеваете, зачем я вел воинов в эти суровые края. Я мог бы сказать, что хотел избавить царство от скифской угрозы. У устья Гипаниса вы видели могилы киммерийских царей – все, что скифы оставили от некогда великого народа. Четыре поколения назад варвары, тесня киммерийцев, опустошили Мидию и дошли до Египта, пока Киаксар коварством и хитростью не избавил от них Азию. Опасность не миновала, но дело не только в ней…
Все еще поигрывая кубком, царь оглядел приближенных и покачал головой.
– Разве не об этих снегах и северных звездах говорят предания, хранимые нашими жрецами? Разве не эту страну первой на земле создал Ахурамазда, волею которого приняли царство мои предки? Где-то дальше, в полночной стороне, течет священная Дайтия, с берегов которой Йима, сын Вивахванты, пошел на юг, раздвигая землю волшебной золотой стрелой. Где-то там же сверкает золотой вершиной Хукарья, несущая небесные воды Ардвисуры. Когда-то, испугавшись суровой длинной зимы и ниспосланных дэвами змей, почитатели истинных богов ушли оттуда, чтобы разнести по всей земле веру Ахурамазды.
Я думал, что чары дэвов потеряли силу, и потомки ариев могут обрести утраченную родину предков. И тем самым стать ближе к богам, как эллины, которые верят, что их боги живут рядом – на Олимпе. Но видимо, и я, Дарий, сын Виштаспы, повелитель двадцати трех стран и несметного числа человеческих душ, не всесилен…
Царь опять замолчал, на сей раз надолго, уставившись в одну неведомую точку. Стоявшие вокруг военачальники и приближенные переминались, потупя взоры и не решаясь что-либо сказать. Не раз и не два внешняя стража успела громко перекликнуться, не раз вдалеке шумели опять встревоженные чем-то лошади и ослы, пока старейший из полководцев, отодвинув все разводившего и сводившего руки Павсания, не выступил вперед. В отличие от других, он пал перед владыкой на колени, а лишь поклонился, загнув левую руку за спину.
– Дозволь, о величайший из великих, молвить.
Дарий вышел из задумчивости, чуть вздрогнув, и опять покачал головой в алмазной диадеме.
– Говори, о Гаубарва. Всегда рад слышать мнение родственника.
Старик еще раз, не без труда, поклонился.
– Тысячекратно благодарен небесам за счастье быть с тобою рядом, о великий. Сто и еще одиннадцать походов я сопровождаю тебя – то как воин, то как копьеносец, а сейчас, на склоне лет – просто как отец твоего зятя и лучшего военачальника. И, наверное, даже мои завистники, которых здесь немало, не посмеют сказать, что я когда-либо давал тебе дурной совет. И ныне, надеюсь, сказанное мной послужит лишь на пользу могущества – твоего и всех персов.
Скитания наши в здешних степях показывают: боги-праотцы всего сущего – против похода на север. Если мы и развеем полчища скифов (в чем я сомневаюсь), то дальше на нас обрушатся метели, морозы и голод, а путь к границе обитаемого мира преградят леса и болота. Да, дух Ахурамазды и бессмертные герои-первопредки нашли вечную обитель там, в стороне полуночи, где на вершине Хукарьи когда-то вознес первую хвалу богам Иима. Они тщательно охраняют места своего обитания от простых смертных, даже если последние чтут их и приносят жертвы. И грубая вера эллинов предполагает, что Юпитер с компанией отделены от людей недоступными скалами: видеть их олимпийские забавы человеческое око не может. Вера Ахурамазды шире и глубже наивных воззрений соплеменников Павсания – не потому ли источник этой веры более удален от всех народов, дабы светить одинаково всем? Да и в чем смысл быть ближе – чтобы отчетливее ощутить связь между собой и легендарными предками? Их души всегда с нами и эта близость и это родство не зависят от расстояний. Даже если б мы смогли вернуться к истокам Ардвисуры, мы не вернули бы прошлое и силу и мудрость ушедших на небо героев. Как говорят мудрые старцы: пламя от костра устремляется прочь, к небу, обращаясь в дым и сажу, но никогда – снова в хворост. Ахурамазда бросил камень творения в безбрежный океан – от него пошла вся земля и род людской словно кругами растекся – но эти круги не вернуть в изначальную точку, поскольку это противоречило бы бесконечности замысла прародителей всего существующего. Так и мы должны нести меч и солнечный посох Митры дальше и дальше по обитаемой вселенной. В этом бесконечном движении ты и обретаешь силу, о Дарий, потому что Ахурамазда так поощряет угодное ему дело. Но, показывает он нам многими знаками: никогда не стремись вернуться в Ариана Ваеджо, потому что в этом возвращении – не сила, а слабость.
Гаубарва снова поклонился.
– Я кончил, о великий.
Дарий не ответил и не пошевелился. Лишь по дергающимся бровям и глазам, в которых сходились и расходились какие-то неведомые круги, можно было догадаться, что он принимает некое трудное решение. Треснул и потух один факел, затем другой. В небольшие отверстия в шатре, служившие дымоходами, стал прорезаться серый, как степная мышь, предрассветный сумрак. Все терпеливо ждали. Наконец, не поднимая глаз, сухо и отчетливо владыка персов и мидян произнес:
– С рассветом колесничим повелеваю произвести вылазку вдоль Борисфена. Пусть Иданфирс решит, что это разведка перед новым наступлением. Раненых и больных выделить, построить или посадить в особый обоз. Остальным – пехота в центре, конница по флангам – развернуться. Выступаем обратно к Истру.
«Единство времени, единство места»
В любом исследовании по данной проблеме, как и в правилах классического театра, требуется увязать единство времени и места действия. Как мы уже видели, Тилак готов был отнести появление ариев еще к концу ледникового периода, когда предки творцов «Ригведы» охотились на мамонтов в высоких арктических широтах. Поклонники теософии Блаватской шли еще дальше в глубь тысячелетий, отодвигая предысторию «белой расы» чуть ли не к нижнему палеолиту. В противоположность таким воззрениям, другие археол