Г. Погодин: Вы спрашиваете уже слишком много (смех). Вспомните, как Ольга, прибыв в Константинополь, на аудиенции у императора едва склонила перед ним свою голову, когда все падали до земли. Это чистая норманнка.
Г. Костомаров: Чистая славянка, чистая литвинка и всякая другая!»
Ученые XX столетия часто следовали тому же стилю своих предшественников. Из негустого набора внешних описаний и поведения древних русских вождей делались весьма далеко идущие и подчас прямо противоположные выводы. Так, В.А. Пархоменко писал: «Летопись рисует его (Святослава– A.B.) явно кочевнические наклонности и типичный образ жизни степняка, изображаемый Львом Диаконом плоский нос Святослава и бритая голова с висящим клоком волос также, конечно, не норманнского и не чисто славянского происхождения». Однако М.А. Алпатов на основании практически тех же источников делает совсем другое заключение: «По своему поведению Рюрик, Олег, Игорь, Святослав – типичные викинги» (при чем тут Рюрик, о поведении которого не осталось никаких сведений, непонятно).
Впрочем, лингвистика, или точнее антропонимика, тоже сказали в этом споре свое веское слово. И сначала это слово было за норманнизм.
«Имена первых русских князей и имена подписавших первый русский международный договор[128] были скандинавскими (Norse)», – категорически утверждает Эд. Гиббон, указывая, что Рюрик это старонорвежское Hraerikr, Олег – Helgi, Игорь – Ingvarr, а из подписавших первый договор с греками только двое (Актеву и Стемид), возможно, не норманны.
Действительно, Олегу норманнисты быстро сыскали тезок в Скандинавии, где имя Helgi, Helgo (от hailaga – «преданный богам») было довольно известно еще до принятия христианства. В частности, его носил один из легендарных датских королей, согласно Саксону Грамматику, завоевавший устье Немана. Версия тем более очевидная, утверждают ее адепты, что в т. н. Кембриджском документе[129] упомянут воевавший в Крыму «русский князь» с именем в близкой транскрипции Х-л-гу.
Игорь традиционно чаще всего производится от сканд. Ingvarr. Несомненен факт, того, что в изначальной форме имени Игорь действительно была буква «н». Именно так, Ingor пишется оно в византийских источниках, Inger называет русского князя епископ Лиутпранд Кремонский. Строго говоря, подобные имена существовали не только в Скандинавии: в самой Византии в IX в. один из вельмож, дед по матери императора Льва VI, носил имя Inger. Так или иначе, происхождение этого антропонима от скандинаво-германского имени бога Ing вполне вероятно [130],
Аскольд и Дир – последовательно скандинавская версия предполагает, что на самом деле это одно имя: Hoskuldr, в силу ошибки «разведенное» кем-то из летописцев. Подозрительно, что и действуют оба героя всегда рука об руку, как одно лицо, и даже погибают вместе. Зато ПВА разводит не только имена, но и их носителей по разным местам погребения: так, Аскольда похоронили в Киеве на Угорской горе, где позже поставили церковь св. Николая, а Дирова могила – «за святою Ориною». Кроме того, ссылки на самостоятельное существование обоих «бояр Рюрика» видят у арабского писателя ал-Масуди, который в середине X в., видимо, на основании более ранних источников отмечал «первейшего среди славянских князей по имени Дира».
Еще больше оснований для того, чтобы навеки заполнить «пятый пункт» в воображаемом паспорте у древних русов, казалось бы, давала преамбула договора 911 г., заключенного через 4 года после того, как князь Олег, приведя к стенам Царьграда восьмидесятитысячное войско, прибил к его вратам свой щит. В этом документе, в частности, приводится список тех, кто послан к «Авови и Александру и Костянтину, великим о бозе самодержьцем, царемъ греческым», от «Олга, великого князя рускаго, и отъ всех, иже суть под рукою его, светлыхъ и великих князь и его великих бояр». В этом списке сплошь явно не славянские имена.
Послы Олега (договор с греками 911 г.)
* Можно допустить также заимств. кельтского имени Ruari – «рыжий король».
Итак, не весь список послов Олега отличается «нордической чистотой». Из 15 имен 4 явно не скандинавские, да и «норманнство» ряда других, по большому счету, может быть поставлено под сомнение (например, Гуды может оказаться др. – прусским Gutte, а написание общегерманских имен Веремуд, Фрелав и Инегелд в данном случае ближе к готским и англосаксонским, чем скандинавским аналогам).
Еще больший «интернационализм» показывает список имен, приложенный к договору, заключенному после русско-византийской войны 941–944 гг.
Послы Игоря (договор с греками 945 г.)
* Возможно, могло быть и сокращенное окончание на ко-, (Костомаров указывал в этой связи на литовские фамилии Swirko, Cvirka и т. д.). Отметим и характерные окончания в прусских именах Dersco.Tirsco, Stenyco и т. д.
** В этой форме также популярно в Новгородской земле. Имя Якун носил, в частности, сын предка A.C. Пушкина – Ратши, «выходца из Прусс».
*** Также подходит и перс, имя Toutak («копилка»).
**‘“'В частности, имя валлийского святого V – нач. VI в., сына короля св. Брихана. Сейчас читается как Синбрид.
***** Имя отца вождя пруссов-бартов Дирвана (XIII в.), согласно немецким хроникам. Исходя из других вариантов слова «медведь» в др. – прусском языке, это имя могло звучать и как Klakis (собственно, прозвище «хозяина леса», букв, «покрытый клочьями», «лохматый»).
****** С учетом того, что основа этого антропонима, записанная немцами как wide (и точная, например, для литовских имен) у пруссов звучала как waide, wad (имена Waddicke, Waddune) это имя ближе к имени «русского посла», чем часто предлагаемое скандинавское Alfwald.
****** В разных германских языках прилагательное «старый» иногда обозначалось и формой gomol, например, в англосаксонском эпосе «Беовульф». В современном норвежском gomol – форма женского рода.
******* В форме Tilen (имя жемайтского старейшины) упомянуто в договоре 1.390 г. князя Витовта с крестоносцами.
******** Прастен, а возможно, и Фрастен, и Фурстен из договора, как предполагал А.Г. Кузьмин, на самом деле «придворная должность» от иранского «фэрэстанде», т. е. «отправитель», «экспедитор» (Об этнической…, с. 74).
********* Также близко к искомому иранское имя Parastan (букв, «птица-павлин»), однако не вполне ясно, могло ли оно (сейчас – сугубо женское) в прошлом быть и мужским.
В данном списке уже только 30–33 % антропонимов имеют определенно скандинавскую этимологию. На втором месте, что характерно, балтийские имена (около 20 %).
За точность «расшифровки» всех указанных имен ручаться, конечно трудно. Их уже вздергивали, по выражению Шлёцера, на свои «этимологические дыбы» сотни исследователей, и каждый раз с новым результатом.
В поисках истины блуждали не только по страницам антропонимических словарей, но и по географическим картам. Так, имени «Гомол» находили соответствие в названии горы в Македонии и ее «тезки» – города в Иране. Антропониму «Каницарь» созвучны названия десятков населенных пунктов в широкой полосе от средней Волги до Средней Азии: Канисары, Каенсары и т. д., которые переводятся с тюркского как «березовая роща».
Такая этническая и даже географическая «неопределенность» летописных имен давала соблазн истолковывать их в «правильную» сторону в зависимости от взглядов историка или политического заказа. Так, в 1940 г., в преддверии включения Прибалтики в состав СССР, автор журнала «Историк-марксист» объявил ряд послов Игоря, в том числе упомянутого Каницаря, «чудинами» – в смысле эстонцами, которые уже тогда, дескать, были в составе «Руси»[131].
С таким же успехом можно выдвинуть арабскую версию, увидев в Адулбе – Абдула (или «ал-дулб» – «платан»), в Апубексаре – Абубакра, в Туаде – Фуада.
Непростая ситуация для двойных летописных антропонимов, из которых разные части могут иметь объяснение в разных языках. Хотя подобная разноязыкость не редкость в раннем средневековье, все же, например, к германскому имени кажется логичнее добавить германское, а не созвучное ему, допустим, тюркское или иранское «отчество». По этой причине иранские имена Parastan (к тому же женское, хотя есть сведения о его прошлой мужской «принадлежности») и Parsadan трудно соотнести с Прастеном в паре с вполне германскими или балтийскими Туредув и Акун.
Не будет большим откровением утверждение, что скандинавский «уклон» в вышеприведенном списке, объясняется не только реальной доминацией северных имен среди русов, но и тем обстоятельством, что антропонимика Швеции, Норвегии и Дании находится на более высоком уровне по сравнению со многими другими, в том числе европейскими странами.
В то же время балтийские имена, возможно, могли бы еще потеснить скандинавские. Однако из многих тысяч литовских, латышских и древнепрусских антропонимов известна лишь малая часть (что и говорить про имена ятвягов, галиндов и многих других исчезнувших народов-род-ственников). Более глубокие исследования в этой области, возможно, помогли бы показать степень близости к именам древнерусских послов древнепрусских антропонимов Karis, Mane, литовской фамилии Ulbis. Уточнить, действительно ли могли образовываться личные имена от упомянутого Костомаровым iggiwaldos, а также других литовских и др. – прусских слов, имеющих явные созвучия в списке послов: frotinis – «лохматый», dulbis – «увалень», bern – «парень».
То же самое можно сказать об иранской и о славянской антропонимике. Куцы, Клек (на нижнелужицком kiek – «стрела»), Мутур[132] и тем более Гомол («комок, шар», исходное для фамилий Гомоляк, Гомулка) вполне могли бы быть записанными и в славяне.
Отдельная тема: появление в том же ряду группы кельтских имен с Британских островов.