Когда я прибыла в Москву, началась наша Страстная неделя. Мы с Сергеем решили отправиться в Троице-Сергиеву лавру, то есть в нынешний Загорск. Там мы провели целый день, простояли службу в небольшом храме, переполненном старушками. Конечно, день был будний, рабочий, так что неудивительно, что молодые отсутствовали. Обойдя все храмы, мы сели на скамейку и любовались красотой этой старинной лавры, хранившей в своем величии столько исторических событий. Поразило меня огромное количество пожилых женщин, закутанных в теплые платки, кожухи на них были такие же, как я видела пятьдесят лет назад. Они отдыхали на длинных скамейках в саду лавры, ели бутерброды, пили и, видно, собирались провести там весь день. Одна из старушек сказала мне: «Ты что это босая вырядилась в такой холод?» На мне были обычные нейлоновые чулки, и я даже не сразу сообразила, в чем дело. Пояснила, что на мне тонкие чулки, она с недоверием покачала головой. Затем мы с Сергеем, проходя по двору, наступили на какой-то холмик и снова попалась нам старушка, которая поругала нас, сказав, что мы топчем корм голубей. «Ведь птица Божья! Нельзя так!» – внушала она нам. Никогда я не видела такого количества ворон, как там, их черные стаи с карканьем пролетают над куполами и садятся группами всюду… Мы сделали несколько снимков и о многом поговорили, особенно вспоминая наше далекое совместное прошлое. Сергей необыкновенно чуткий, он все понимает, с ним можно говорить обо всем. Деспотичный режим нисколько не повлиял на его натуру, коллеги по сцене называют его «наш аристократ», и это меня не удивляет. Конечно, большую роль во всем этом играет то, что он провел свою молодость в среде артистов, вращался исключительно в театральных кругах, и надо сознаться, что искусство в Советском Союзе стоит на большой высоте. Хочу добавить, что по дороге в Загорск и обратно мы видели много женщин, работающих на дороге с кирками и лопатами, заменяя мужчин, которые как-то особенно прячутся. Сергей мне объяснил, что это вещь обычная в Союзе, и в таком случае нет ничего удивительного, что вокруг так мало детей.
Мне очень хотелось попасть на пасхальную заутреню, но все в один голос уверяли, что это невозможно, так как храмы в этот день так переполнены, что даже на улице к ним близко не подойти. Однако Сергей умудрился достать нам билеты в Елоховский собор, который предоставлен иностранцам, а хор составлен из оперных артистов. Мы с Нелли поехали туда к десяти часам вечера, но, несмотря на билеты, влезли туда с огромным трудом. Мысль о том, что придется простоять часа три, меня испугала из-за моей отвратительной спины. Увидев целую толпу пожилых женщин, сидящих на небольшом возвышении, я решила присесть к ним и сказала об этом Нелли, которая одобрила идею. Это были настоящие русские бабы, закутанные в огромные теплые платки, несмотря на неимоверную жару в церкви. Мне очень захотелось примкнуть к ним, и не успела я присесть около, как сразу же завязался разговор. «Да как же ты попала сюда?» – первым делом спросили меня. Я им объяснила, что достала входной билет через брата, у которого есть знакомые иностранцы. Они нисколько не удивились и только сказали: «Бона, как тебе повезло!» Оказывается, партию русских прихожан, душ двадцать пять, впускают в храм с утра, а потом никто не имеет права входить. Они проводят весь день в церкви, захватив с собой еду. Мы разговорились, и никто из них не догадывался, что я чужой элемент, принимали меня за свою москвичку, даже спрашивали про какие-то свои местные дела, о которых я не имела никакого понятия. В храме было немало молодежи, и я заметила, что они очень серьезно и проникновенно молятся, у всех были свечи, тоненькие, розовые и все одного размера. Хочу прибавить, при нашем входе в храм мы видели, как милиционер гнал прочь подходящую к храму молодежь. «Уходите, вам нечего тут делать!» – кричал он. Заметив мое невероятное удивление, Нелли мне пояснила, что милиция боится хулиганства молодежи, которая часто этим занимается во время торжественных церковных служб, а в данном случае, когда в храме много иностранцев, это вовсе не желательно. Простояли мы до двух часов ночи. Хор, находившийся высоко, почти под сводами храма, пел изумительно, в нем действительно участвовали оперные артисты, крестный ход, замечательный своей торжественностью, окунул меня в далекое прошлое. Своим благолепием все напомнило мне те далекие времена, канувшие в вечность, когда вся наша Русь праздновала единодушно Светлый праздник Воскресения Христова, когда все православное население объединялось в общей внутренней радости.
Когда мы вернулись домой, брат встретил нас накрытым столом в столовой, что было исключением из правил, так как обычно мы питались на кухне. Лежало несколько некрашеных яичек, маленький кулич, испеченный матерью Нелли, кое-что из закусок. Мы похристосовались, что наверняка случилось с ними в первый раз за многие годы. Я была вся под впечатлением волшебного пения, рассказала брату про мой контакт с бабами в храме и мое удовольствие, что они меня не приняли за иностранку! Брат смеялся и говорил, что меня трудно принять за иностранку, при первом произнесенном мной слове ясна моя национальность.
Да, это было отрадно, что за все мое пребывание в Москве никто меня не принял за чужую, даже подозрений никогда не было. Недалеко от дома брата находится большой парк Эрмитаж, вход в него платный, так как в парке много всевозможных развлечений, эстрады, где выступают артисты, музыка, хороший ресторан, много киосков с напитками и сандвичами, кино и т. д. Мне захотелось в него проникнуть, но женщина, сидящая при входе, потребовала мою пенсионную книжку. Я ей пояснила, что никакой такой книжки у меня нет, так как я не здешняя. Она мне возразила, что если я даже из Сибири, то все равно у меня должна быть книжка. Видно было, что она не допускает мысли, что я посторонняя. Видя, что от меня ничего не добиться, она сказала: «Ну уж иди, но не теряй своей книжки». Нигде в Европе не видела я такого сада, тенистого, густого, с портретами героев последней войны.
Первый спектакль, который я видела в Москве, – это «Милый лжец» Джерома Килти (перевод с английского) в Художественном театре имени Горького. Это очень интересный диалог артиста и артистки, в котором проходит картина всей их жизни. Игра артистов изумительная, особенно на высоте был артист, с необыкновенной тонкостью и изяществом передававший на сцене пережитые события. Затем попала я на пьесу «Виринея» Сейфулиной и Правдухина в театре Вахтангова. Эта пьеса не может не шокировать своим антирелигиозным смыслом и слишком предвзятым отношением к нам, белым, несмотря на истекшие полвека после этой злосчастной войны. Знаменитый юморист Райкин не произвел на меня особенного впечатления, быть может, потому, что сюжеты его юмора касались ежедневного советского быта и постоянных злоключений во всех областях жизни…
Как было заранее условлено, наша сестра приехала из Луганска, и мы с Сергеем встретили ее на вокзале. Так как мы расстались, когда она была ребенком десяти лет, мы не могли узнать друг друга. Встреча с ней была для меня неприятным сюрпризом и тяжелым разочарованием. Я сразу же поняла, увидев ее, что она настоящая жертва революции, весь ее физический облик показывал, что она жила в совершенно ненормальных условиях. Первые ее слова при встрече были: «Ты не забыла русского языка, но говоришь как старая помещица!» Рассказала мне, как пришлось годами жить ей по углам, муж был убит во время последней войны, осталась с маленьким сыном, работала на поездах, таская тяжести, часто приходилось выгребать уголь из-под поездов в двадцатипятиградусный мороз. На всей ее наружности лежит отпечаток жуткой жизни, а по ее речи можно судить о ее полном слиянии с пролетарской средой самого невысокого уровня. Мое сердце обливалось кровью, когда я смотрела на нее и вспоминала прелестную голубоглазую девочку с хорошими манерами, свободно говорящую по-французски и по-немецки. Теперь же и брат, и она совершенно забыли эти языки. Когда разразилась революция, они были еще детьми, и в то время каждое иностранное слово могло выдать их происхождение, и все мы знаем, какие последствия могли быть. Сестра особенно поразила меня тем, что крепко впитала в себя советскую доктрину и сразу мне объявила, что наши родители были абсолютно никчемными людьми, «врагами народа», как картинно она выразилась. С большим терпением старалась я ей внушить, что все же наши родители были людьми культурными, образованными, отец – весьма энергичный и предприимчивый, мать знала в совершенстве несколько иностранных языков. Но все мои доводы, казалось, не доходили до ее сознания… Несмотря на значительную разницу наших убеждений, она все же старалась всеми силами меня понять, была тронута привезенными мной подарками, даже расплакалась, когда увидела красивые наряды из Парижа и часть из Нью-Йорка, которые прислала для нее моя дочь. Она выразила желание, чтобы я приехала к ней в Луганск погостить, но брат сразу же высказал неодобрение этого проекта, тем более что это было связано с большими хлопотами для получения соответствующего разрешения от органов. «Да и как там к тебе отнесутся?» – говорил он, указывая, что сестра жила в квартире, где было еще 6 женщин с общей кухней, как это было распространено в Союзе…
Вместе с сестрой пошли мы смотреть пьесу «Интервенция». Она очень хорошо поставлена, в ней отображены события 1919 года, опять же война белых и красных. И так как мы с мужем были в то время в Одессе, я снова пережила то, что пережила тогда. В этой пьесе очень ярко выставлен скоропалительный уход союзников, чудно изображено наше вопиющее легкомыслие, абсолютное непонимание надвигающихся событий. Само собой разумеется, что мы были изображены кретинами, красные же – славными героями. Когда мы вместе смотрели эту картину, сестра вся трепетала перед победой красных, у меня же было жутко на душе. Я вспоминала, как мы отступали в сплошном хаосе, и это было страшное для нас время. Конечно, была и часть правды в этой пьесе. Очень ярко было показано, как наши кутили, как бессмысленно лилось шампанское, почти оргии в роскошных ресторанах. А тут жуткая Гражданская война, красные ведут себя стойко и побеждают, союзники показывают нам спину и уходят, буржуазия бежит на всех возможных пароходах, с захваченными впопыхах вещами, с клетками для собак и т. д. Однако, как ни были некоторые моменты правдивы, все это наводило тоску и сожаление о всем произошедшем.