Формирование нового Синода обер-прокурор В. Н. Львов оставил своей прерогативой, не забывая при этом, кстати и некстати, вспоминать о каноническом устройстве Церкви, которое необходимо было восстановить. Среди новых членов Святейшего Синода, помимо архиепископов Сергия (Страгородского), Платона (Рождественского), Агафангела (Преображенского), а также епископов Андрея (князя Ухтомского) и Михаила (Богданова), были протопресвитер Московского Большого Успенского собора Николай Любимов[999] и трое протоиереев – профессор Петроградской духовной академии Александр Рождественский и члены Государственной Думы профессор Петроградского университета Александр Смирнов и Феодор Филоненко[1000]. Столь значительное число белых священников свидетельствовало о том, как понимал обер-прокурор строительство новой церковной жизни и какую роль в этом строительстве отводил клирикам.
Нельзя не согласиться с мнением И. К. Смолича, писавшего, что ликвидация старого Синода и образование Львовым Синода нового содействовали тому, что на многих епархиальных съездах духовенство стало требовать отстранения непопулярных епископов и назначения новых[1001]. Собственно говоря, изменение порядка назначения епархиальных архиереев и стало доказательством того, как обер-прокуратура хотела ограничить власть епископата за счет «соборной воли» белых священников и мирян, сорганизованных определенным образом.
«Февральский переворот вызвал революционное брожение в епархиях, – вспоминал митрополит Евлогий. – Всюду спешно созывались епархиальные съезды для обсуждения недочетов церковной жизни, для заявлений всевозможных требований и пожеланий, а кое-где и протестов против местных архиереев. Обер-прокурор В. Н. Львов был завален подобного рода протестами. Он держался диктатором и переуволил немало архиереев»[1002]. Львов, державшийся диктатором перед князьями Церкви, благоволил белому духовенству, активность которого после Февральских событий значительно выросла. Так, 11 марта он принял депутацию от петроградского духовенства, которая высказала ему общее пожелание столичных пастырей, чтобы Петроградский архиерей был избран каноничным путем.
«Обер-прокурор ответил депутации, – сообщал заменивший неофициальную часть „Церковных ведомостей“ „Всероссийский церковно-общественный вестник“[1003], – что новый митрополит до тех пор не будет назначен, пока вся епархия не укажет своего избранника»[1004]. В том же номере было помещено «Заявление духовенства», приветствовавшее уничтожение старого режима, – «того режима, который загрязнил белоснежную ризу Церкви, который сковал ее силы, разрознил их и придушил».
Проявили себя и представители известной в годы Первой российской революции реформаторски настроенной «группы 32-х петроградских священников», откликнувшиеся на революционные перемены пасхальным приветствием «Христос воскресе». Выражения их надежд на то, что и в Православной Церкви воссияет свобода, сопровождались призывом созвать Поместный Собор[1005]. Таким образом, и в недрах Православия проявились активные сторонники созидания «свободной» Церкви, стремившиеся к восстановлению канонов такими же методами, как и революционный обер-прокурор, и прежде всего желавшие уменьшения епископского влияния на внутрицерковные дела.
«Новые мероприятия в области церковного управления, – писал по этому поводу биограф митрополита Антония (Храповицкого) епископ Никон (Рклицкий), – совершенно не считались с священными канонами и с прежней жизнью Русской Церкви и русского народа»[1006]. В качестве иллюстрации своего вывода преосвященный автор приводил список из 12 архиереев, удаленных в результате революции со своих кафедр. В этот список владыка Никон включил Макария, митрополита Московского; Питирима, митрополита Петроградского; Антония, архиепископа Харьковского (в дальнейшем вернувшегося на кафедру в качестве избранника); Иоакима, архиепископа Нижегородского; Тихона, архиепископа Курского; Серафима, архиепископа Тверского; Макария, епископа Орловского; Алексия, архиепископа Владимирского; Амвросия, епископа Сарапульского; Исидора, епископа Балахнинского; Варнаву, архиепископа Тобольского; Василия, архиепископа Черниговского.
О причинах, повлиявших на отставку преосвященных Макария, Питирима и Варнавы уже говорилось. Относительно других упомянутых в списке архиереев можно сказать следующее. Епископ Исидор (Колоколов), во-первых, с 1906 г. являлся епископом Михайловским, викарием Рязанской епархии, а не Балахнинским. Во-вторых, с 1911 года он находился на покое, с 1916 г. управляя, на правах настоятеля, Тюменским Троицким монастырем. В последний период жизни Распутина владыка сблизился с ним и через него с императрицей, что в условиях революции считалось достаточным обвинением.
Орловского епископа Макария (Гневушева) также уволили на покой по причине дружбы с Распутиным. «Прихожане монастыря [где он настоятельствовал до своей хиротонии в 1914 г – С. Ф.], – сообщается в Словаре митрополита Мануила (Лемешевского), – подавали на него жалобы в Синод, обвиняя его в уголовных преступлениях, но все прошения оставались без последствий, так как он был большой приятель Григорию Распутину»[1007].
Остальные архиереи оставили свои кафедры по причине для 1917 года достаточно типичной – из-за конфликтов со светскими властями или же с клириками и прихожанами собственных епархий. Так, архиепископ Харьковский Антоний (Храповицкий) вынужден был подать в отставку, испытав давление нецерковных сил, стремившихся поскорее отправить «реакционера» на покой[1008]. С другой стороны, архиепископы Тверской Серафим (Чичагов) и Владимирский Алексий (Дородницын) были удалены с кафедр постановлениями съездов духовенства и мирян по одному обвинению в суровом управлении и не в меру строгом обращении с духовенством[1009].
Впрочем, число уволенных после Февральской революции архиереев в последние годы было уточнено. Согласно подсчетам петербургской исследовательницы Т. Г. Фруменковой, изучившей фонд Канцелярии Святейшего Синода, в течение 1917 года была заменена значительная часть епархиальных архиереев. Она собрала сведения об увольнении глав 20 епархий – Владикавказской, Владимирской, Екатеринбургской, Енисейской, Имеретинской, Курской, Московской, Нижегородской, Орловской, Пензенской, Петроградской, Полоцкой, Рязанской, Саратовской, Тобольской, Томской, Тульской, Харьковской, Херсонской и Черниговской[1010]. Все епископы официально отправлялись на покой «согласно прошению». Им назначались довольно высокие пенсии. К примеру, уволенному на покой определением от 23–25 мая за № 3285 архиепископу Тульскому и Белевскому Парфению (Левицкому) была назначена и утверждена ежегодная пенсия в 2000 рублей[1011].
Помимо епархиальных архиереев, увольнялись и викарные преосвященные. Требования к обер-прокурору убрать из епархии викарного архиерея поступали в Петроград, в частности, из Саратова (относительно епископа Петровского Леонтия) и из Забайкалья (относительно епископа Селенгинского Ефрема)[1012]. На сегодняшний день установить точное число русских архиереев, в 1917 году навсегда или временно покинувших свои кафедры, довольно затруднительно. Однако с большой долей уверенности можно утверждать, что из почти 150 архиереев дореволюционного поставления не более 40 человек были удалены со своих кафедр. Это, конечно же, большое число, но преувеличивать масштабы «гонений» также не стоит.
Видимо не будет ошибкой сказать, что большинство уволенных преосвященных стали жертвами революционного времени. В самом деле, даже по мнению либерально-обновленчески настроенного профессора Б. В. Титлинова, епархиальные архиереи заявили себя лояльными по отношению к перевороту: «С их стороны не было выступлений против революции. Большею частью они молчали, подчинившись новому порядку, хотя иные выражали публично и свою солидарность с народом»[1013]. Разумеется, среди большинства епископов не было восторженных заявлений относительно революции, однако привычка подчиняться «властям предержащим» все-таки сработала.
Восторженные заявления слышались тогда по преимуществу от белого городского духовенства, стремившегося сбросить «архиерейское иго». Именно в их среде в первые же дни революции появились «прогрессивные» церковные объединения, – такие, как «Союз прогрессивного петроградского духовенства», «Всероссийский союз демократического православного духовенства и мирян». Во главе последнего встали священники: член Государственной Думы Дмитрий Яковлевич Попов и Александр Иванович Введенский[1014] – будущий обновленческий «митрополит-апологет-благовестник». Революционная обер-прокуратура находилась в тесном контакте с прогрессивными церковными группами, явно в ущерб архиерейской власти. Действия В. Н. Львова закономерно вызывали неудовольствие епископата, столкнувшегося не только (и даже не столько) с необходимостью перестраивать церковную жизнь на основе канонов, сколько с нуждой перестраиваться психологически.
Восстанавливать канонический строй в условиях революции было для Церкви делом очевидно непростым, – ведь это восстановление шло на фоне демократизации общественной и политической жизни, сопровождавшейся ростом воинствующего антиклерикализма. Однако именно о каноничности избрания архиереев заговорили сразу же после падения старого строя.