[1080]. Однако второе обстоятельство не следует преувеличивать: не случайно один из «левых» членов Собора профессор Б. В. Титлинов указывал, что это высокое церковное собрание по своему составу и настроению оказалось определенно правым.
«Соборное большинство было убеждено, – писал Титлинов, – что с Собором должна считаться новая Россия, и что скажет Собор в области церковно-государственных отношений, тому и должно быть. Но мало церковно-государственных отношений: соборяне полагали, что к их голосу и вообще обязана прислушиваться революция»[1081]. Даже если сделать поправку на политическую ангажированность автора, желавшего как можно ярче представить «правизну» Собора, то и в этом случае останется недоуменный вопрос – а разве могли делегаты (в своем большинстве) поддерживать «левых»? Опыт последних месяцев революции, июльские дни 1917 г; наконец, сложность стоявших перед Собором задач заставляли делегатов консолидироваться, отказавшись от привнесения политики в практическую работу. «Этот процесс молитвенного перерождения был очевиден для всякого внимательного глаза, ощутим для каждого соборного деятеля»[1082], – вспоминал митрополит Евлогий (Георгиевский).
18 августа 1917 г. состоялись выборы председателя Собора. Большинство голосов (407 – за, 30 – против) было отдано святителю Тихону (Беллавину), за пять дней до того, вместе с экзархом Грузии Платоном (Рождественским) и Петроградским архиепископом Вениамином (Казанским), возведенному Святейшим Синодом в сан митрополита[1083]. Митрополит Владимир (Богоявленский) остался почетным председателем. Заместителями (товарищами) председателя стали шесть человек: два архиерея – архиепископы Арсений (Стадницкий) и Антоний (Храповицкий), два клирика – протопресвитеры Николай Любимов и Георгий Шавельский и два мирянина – князь Е. Н. Трубецкой и М. В. Родзянко, в дальнейшем замененный А. Д. Самариным.
В дальнейшем Собор приступил к организации специальных отделов, в том числе: уставного; высшего церковного управления; епархиального управления; церковного суда; благоустройства прихода; правового положения Церкви в государстве; богослужения, проповедничества и церковного искусства; церковной дисциплины; внешней и внутренней миссии и другие. Всего было создано 22 отдела и 3 совещания при соборном Совете: религиозно-просветительное, хозяйственно-распорядительное и юридическое[1084]. Самым большим (по числу записавшихся участников) оказался отдел по реформе высшего церковного управления, что, конечно же, нельзя назвать случайностью. Вопрос о возглавлении Церкви, не разрешенный Предсоборным Советом (в смысле необходимости восстановления патриаршества), оставался центральным.
Однако решение его первое время оставалось проблематичным. И дело заключалось не только в том, что «при открытии Собора лишь немногие были убежденными поборниками восстановления патриаршества»[1085]. В сложившихся политических условиях многое зависело от отношения к вопросу Временного правительства, которое вместе с властью унаследовало (или, лучше сказать, узурпировало) от самодержавного строя право утверждения церковных решений. Например, возведенные Святейшим Синодом в сан митрополитов накануне Собора высокопреосвященные Тихон, Платон и Вениамин стали полноправными носителями этого сана только после утверждения синодального постановления Временным правительством.
Профессор Титлинов, сторонник «демократического» церковного управления и яростный противник восстановления патриаршества, не без сарказма вспоминал впоследствии: в прогрессивном церковном и светском обществе репутация патриаршей идеи «была столь отрицательная, что нельзя было не предвидеть непопулярности патриаршества в правительственных кругах. А Временное правительство в декларации своей к Собору достаточно твердо заявило, что все проекты преобразований церковного управления могут воспринять силу лишь после санкции правительства. Преподносить на правительственное утверждение патриаршество – не улыбалось церковному Собору. Предположение это могли и не утвердить, что было бы не просто горестно, а и неудобно для соборного престижа»[1086].
Исходя из этого, можно предположить, что причиной слишком долгого официального «замалчивания» вопроса о восстановлении патриаршества являлось опасение негативной реакции Временного правительства. По мере ослабления правительственных позиций усиливались и голоса в пользу неотложного восстановления патриаршества. Это тем более кажется вероятным, что по настоящему вопросу, как писал современник, «огромное большинство, почти 9/10», высказывалось положительно и только 1/10 выступала против возглавления Православной Церкви патриархом[1087]. По словам профессора Д. В. Поспеловского, «документы не подтверждают позднейших утверждений „обновленческих“ авторов о том, что поначалу на Соборе преобладали настроения против восстановления патриаршества и „лишь большевистский переворот заставил центр Собора (то есть умеренных) склониться вправо“». Подчеркивая, что большинство делегатов поддерживало идею восстановления патриаршества, Поспеловский вспоминает и о свидетельстве ее непримиримого противника – Б. В. Титлинова[1088].
Вспоминая, «что же заставило нас, большинство, стоять за патриаршество», митрополит Вениамин (Федченков) указывал не на речи и доводы умных ораторов, а на духовное состояние членов Собора. «В патриархе мы предчувствовали организующий творческий принцип власти, без него слабость, или еще хуже, борьба анархий», – вспоминал владыка. При этом большинству хотелось, чтобы патриарх был наделен всей полнотой власти, действуя полноправно в период между Соборами. Митрополит Вениамин называл восстановление патриаршества своего рода переворотом, возвратившим Церковь к ее многовековым устоям. Действительно, это был исторический парадокс: «Безрелигиозное революционное движение помогает лучше организоваться церковному обществу, дав ему свободу самостоятельности, чего не хотели давать цари»[1089].
Итак, 11 октября 1917 г. на заседании отдела высшего церковного управления его председатель – епископ Астраханский Митрофан (Краснопольский) сделал доклад, «которым открывалось главное событие в деяниях Собора – восстановление патриаршества»[1090]. В своей речи епископ ставил патриаршество в центр образуемой высшей церковной власти. Его предложение нашло живой отклик у большинства членов Собора. Многие выступавшие старались доказать, что патриаршество не только предполагает, но и гарантирует соборность. К примеру, этой теме было посвящено выступление делегата от Петроградской епархии А. В. Васильева, подчеркивавшего, что «в соборности стройно согласуются лично-иерархическое и общественное начала ‹…› Патриарх, возглавляющий Поместные Соборы, и постоянно действующий их исполнительный орган – Синод – не противоречат соборности, а восполняют ее. И мы видим, что всюду, где патриархи – там и Соборы»[1091]. Активно заявлял о необходимости восстановления патриаршества и будущий ближайший соратник патриарха Тихона профессор Московской духовной академии архимандрит Иларион (Троицкий). Архимандрит Иларион полагал патриаршество основным законом высшего управления поместной Церкви, считая, что его восстановления требует православное церковное сознание. При этом архимандрит Иларион резко критиковал петровскую синодальную реформу и самого преобразователя, «святотатственная рука» которого «свела первосвятителя российского с его векового места в Успенском соборе»[1092].
28 октября 1917 г., когда в Петрограде Временное правительство было низложено, а его председатель бежал, член Поместного Собора протоиерей П. И. Лахостский от имени 60 членов Собора предложил приступить к голосованию по вопросу о восстановлении патриаршества. Предложение было поддержано. А 4 ноября 1917 г. Собор принял определение по общим положениям о высшем управлении Православной Российской Церковью. Высшей властью (законодательной, административной, судебной и контролирующей), согласно определению, обладает Поместный Собор, созываемый периодически, в определенные сроки, в составе епископов, клириков и мирян. Вторым пунктом заявлялось о восстановлении патриаршества и возглавлении церковного управления патриархом, являющимся «первым между равными ему епископами». Патриарх подотчетен Собору, равно как и органы церковного управления[1093].
Ранее, 30 октября, Собор выслушал доклад о способах избрания патриарха. В качестве примера взяли правила, существовавшие в Константинопольской Церкви и первоначально проголосовали за кандидатов в патриархи, которых мог избрать весь Собор (из епископов, священников и мирян). В результате из 25 кандидатов, предложенных членами Собора, больше всего голосов (101) получил архиепископ Антоний (Храповицкий). Новое голосование прошло 31 октября после того, как была разъяснена невозможность избрания А. Д. Самарина как мирянина в патриархи. Тогда члены Собора (в голосовании участвовало 309 соборян) в своих записках указывали уже не одно имя кандидата, а три. В результате, большинство (159 голосов) вновь получил архиепископ Антоний (Храповицкий), признанный первым кандидатом в патриархи. В результате повторного голосования кандидатом избрали также архиепископа Арсения (Стадницкого) получившего 199 голосов. А в третьем туре голосования кандидатом избрали митрополита Тихона (Беллавина), получившего 162 голоса