[1153]. Однако сделанные предложения реализовать было невозможно – за два дня до составления директором Хозяйственного управления соответствующей справки, большевики низложили Временное правительство, захватив Зимний дворец. А помощь Церкви в проведении Поместного Собора никогда не рассматривалась и не могла рассматриваться ими всерьез.
В конце октября 1917 г. русская Церковь вступила в новую полосу своего бытия, вынужденная больше думать не о реформах, а о выживании в условиях насилия, творимого под лозунгами «свободы совести» и заклинаний «воинствующего атеизма». Только на 1918 г. пришлось 3 000 расстрелов священнослужителей[1154]. А в течение 1920-х – 1930-х гг. она оказалась на грани полного уничтожения. В подобных условиях невозможно было думать об исполнении многих постановлений Поместного Собора 1917–1918 гг. Но и тогда Собор продолжал оставаться для верующих нравственным ориентиром, своеобразным «церковным маяком», указывавшим верный путь в бурном море казенного советского безбожия.
Авторитет Собора не был поколеблен временем – и это одно из самых сильных свидетельств важности решавшихся и решенных на его заседаниях проблем.
Вместо заключения:Основные вехи церковной жизни в России после Собора 1917–1918 гг.
Как известно, нового Поместного Собора Русской Православной Церкви пришлось ждать несколько десятилетий. Однако, уже к началу 1920-х годов окончательно стало ясно, что официальные советские власти не потерпят нормального течения церковной жизни, основанного на началах соборности. В задачу атеистического режима входило иное: всеми силами содействовать разрушению централизованного церковного управления и образованию самочинных православных объединений. Чем хуже для Церкви, тем лучше коммунистическому режиму.
Именно поэтому поддержка, оказанная советскими властями обновленцам буквально с первых дней их появления на исторической сцене, не может удивлять. Громкие заявления обновленческих лидеров, обвинявших священноначалие и лично патриарха Тихона в приверженности старому строю и пресловутой «реакционности», была тем более опасна, что обновленцы спекулировали своей мнимой приверженностью идее соборности. На фоне разворачивавшихся антицерковных гонений, развязанных партией большевиков, призывы обновленцев принять и даже возглавить «социализм», выглядели не просто провокационно, но и кощунственно.
Впрочем, эти призывы, а равно и прозрачная связь с ОГПУ, позволили им поставить перед властями вопрос о созыве Поместного Собора и получить на него разрешение. Назначенный первоначально на август 1922 г., этот «Второй Поместный Собор» открылся в Москве 29 апреля 1923 г. Различные, во многом не согласные друг с другом обновленческие группы довольно быстро сошлись на одном: необходимости «развенчания» патриарха Тихона и уничтожения в России патриаршества. Но этим работа «Собора» не ограничилась – он успел узаконить равнозначность безбрачного и женатого епископата, второбрачие клириков (против чего выступил Собор 1917–1918 гг.), ввести григорианский календарь. Монастыри, по мнению «Собора», должны были закрыться и превратиться в трудовые коммуны и церковные приходы.
Известно, что победа обновленчества оказалась пирровой: народ не поддержал ни новоявленных церковных вождей, ни предложенные ими реформы. От верующих не удалось скрыть то обстоятельство, что Церкви навязывались решения, однозначного восприятия которых в православной среде не было, а в определенных случаях (например, когда поднимались вопросы об уничтожении патриаршества, лишении сана и монашества патриарха Тихона) – и быть не могло. Дальнейшие события, связанные с освобождением из-под ареста Святейшего и мощным народно-религиозным движением в его поддержку, заставили обновленцев пересмотреть свою тактику, создать Священный Синод и даже пойти на сближение со Святейшим патриархом. Однако весной 1924 г. подобные контакты прекратились: раскол был бесповоротно осужден, обновленческие хиротонии признавались незаконными.
Борьба продолжилась и после кончины патриарха Тихона (7 апреля 1925 г.): с 1 по 10 октября 1925 г. в Москве проходил новый обновленческий «Поместный Собор», названный «третьим». Этот «Собор» продемонстрировал последнюю глубину нравственного падения, публично заявив, что «тихоновская религиозная организация, формально признавшая Советскую власть, фактически остается организацией определенно антисоветской»[1155]. На этом же «Соборе» делегаты приняли «Положение об управлении Российской Православной Церкви», в котором определялся порядок выборов епархиальных управлений, настоятелей храмов, предусматривалось создание митрополий. Одобрялось и возвращение в церковной жизни к «старому стилю». Эти решения, впрочем, не привели к росту авторитета обновленцев среди верующих. Паства, и без того невеликая, численно не возросла. Стремление обновленцев вести свою «соборную родословную» от Поместного Собора 1917–1918 гг. окончилось провалом: в церковной традиции собрания 1923 и 1925 гг., получили печальную славу «разбойничьих Соборов».
Что касается Православной Церкви, сохранявшей верность патриарху Тихону и преемственной от него власти, то возможности созвать Поместный Собор на основе принятых в 1917 и 1918 гг. решений у нее не было. До 1943 г. не было возможности созвать даже Архиерейский Собор. Эта возможность появилась лишь после того, как 4 сентября 1943 г. И. В. Сталин принял патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) и митрополитов Алексия (Симанского) и Николая (Ярушевича), положительно решив вопрос о патриаршем возглавлении Русской Православной Церкви. Понятно, что на Соборе, состоявшемся через четыре дня с участием лишь 19 архиереев, невозможно было обсуждать какие-либо иные вопросы, кроме одного: избрания патриарха и организации синодального управления (с 1935 г., в разгар безбожных пятилеток, Синод окончательно перестал существовать). О возвращении к идеям и постановлениям Поместного Собора 1917–1918 гг. в таких условиях невозможно было и думать. Синод образовывался при патриархе (им тогда же стал Блаженнейший митрополит Сергий), – прежний, более самостоятельный, статус Синода в годы гонений и воинствующего безбожия был потерян.
Патриарх Сергий скончался 15 мая 1944 г., после чего, согласно завещанию Святейшего, местоблюстителем стал митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий (Симанский). Сложившиеся в то время условия позволили начать подготовку к Поместному Собору, который открылся 31 января 1945 г. На нем присутствовало 171 человек, общее же число членов и гостей превышало 200 человек. Проходивший в условиях сталинского религиозного «ренессанса», этот Собор, как и Собор 1943 г., не имел возможности восстановить традиции, заложенные в 1917–1918 гг. Новая обстановка заставляла не восстанавливать прежнее, а создавать новое церковное устройство.
На Соборе было принято «Положение об управлении Русской Православной Церковью», в котором не содержалось указаний необходимость созыва новых Соборов в определенные сроки: после страшных 1920-х-1930-х гг. настаивать на проведении регулярных Соборов не приходилось. Предусматривался лишь созыв (и то – с согласия правительства) Архиерейских Соборов; Поместные должны были собираться лишь когда имелась необходимость выслушать голос клира и мирян и когда имелась к этому «внешняя возможность». Права патриарха, по сравнению с имевшимися ранее – согласно решениям Собора 1917–1918 гг., – возрастали. Косвенным свидетельством можно считать то, что компетенция Священного Синода, совместно с которым патриарх и осуществлял управление Русской Православной Церковью, «Положением» 1945 г. не определялась.
Усиливалась и единоличная власть епископа, избрание которого оставалось прерогативой Священного Синода под председательством патриарха, а утверждение архиерея уже целиком принадлежало патриарху. Епископ мог учреждать епархиальный совет, а мог и не учреждать – этот коллегиальный орган создавался лишь в соответствии с его волей (если таковую можно было проявлять в то время). О благочиннических собраниях и советах в 1945 г. также не вспомнили, отменив и выборность благочинных. Не произошло и восстановление положения о православном приходе: согласно «Положению», настоятель прихода не зависел от органов приходского управления, имея непосредственное и преимущественное подчинение епархиальному архиерею. Выборы патриарха также не напоминали избрание святого Тихона: жребия не было, как не было и нескольких кандидатов. Единогласно избрали митрополита Алексия (Симанского), интронизация которого состоялась 4 февраля 1945 г.
С тех пор и вплоть до 1971 г. Поместных Соборов в Русской Православной Церкви не созывали, хотя ее жизнь после понесенных утрат нельзя было назвать удовлетворительно устроенной. Причина этого – та несвобода, в состоянии которой Церковь жила в государстве, поставившем целью построение коммунистического (то есть атеистического) общества и не желавшим возрождения идей соборности, для осуществления которых так много сделал Поместный Собор 1917–1918 гг.
Новым подтверждением церковной несвободы стал Архиерейский Собор 18 июля 1961 г., созванный по инициативе хрущевских властей. Целью этого Собора была реформа приходского управления, согласно с которой обязанности клира и настоятеля сосредотачивались преимущественно на духовном руководстве приходом и богослужении, а хозяйственно-финансовая деятельность становилась прерогативой исполнительных органов верующих (прежде всего, церковного старосты). Навязанная реформа нарушала весь строй приходской жизни, делая хозяевами приходов церковные советы и так называемые двадцатки, контроль над которыми целиком находился в руках уполномоченных Совета по делам Русской Православной Церкви. По новым правилам, избирался исполнительный орган прихода – церковноприходской совет (староста, его помощник и казначей). Создавалась и ревизионная комиссия, обязанная наблюдать за состоянием церковного имущества. Разумеется, светские власти стремились всеми силами ослабить авторитет духовенства в приходе и не допустить роста церковного влияния на население. Для этого использовался старый проверенный метод – всеохватный контроль.