Предложение «спасти» монархию, пожертвовав несколькими крупными фигурами, отправив их в отставку, было с интересом и пониманием встречено в доме Богдановичей. Супруг А. В. Богданович, престарелый генерал Е. В. Богданович, староста Исаакиевского собора столицы и многолетний член Совета министра внутренних дел, попросил Никольского написать об этом царю. Никольский отказался, но потом согласился все-таки составить записку от имени Богдановича, наметив три главные «жертвы»: великого князя Алексея Александровича, СЮ. Витте и митрополита Антония[361]. Как видим, столичный митрополит рассматривался правыми наравне с государственными деятелями той поры в качестве одного из опасных вершителей судеб России. К сожалению, неизвестно, дошла ли записка до высочайшего адресата. Однако в судьбе митрополита Антония внешних изменений не произошло: экзархом на Кавказ его не отправили. Быть может, причиной тому явилось умение митрополита Антония спокойно и честно отвечать на все предъявлявшиеся ему обвинения. Руководимый им Святейший Синод достойно пережил весну 1905 г., не подменяя политическими лозунгами прошения о восстановлении канонического строя церковного управления и стараясь не прерывать максимально корректных отношений с обер-прокурором. Это было тем более необходимо, что 24 апреля 1905 г. исполнялось двадцать пять лет пребывания К. П. Победоносцева на посту главы ведомства православного исповедания.
Праздник был омрачен церковными нестроениями: старая модель церковно-государственных отношений на глазах юбиляра подвергалась деформации, на повестку дня был поставлен вопрос о созыве Собора и избрании патриарха. Итоги церковно-политической деятельности, таким образом, не могли радовать Константина Петровича. Его убеждения подчинялись принципу: древле-национальная Церковь в единении с русским государством. Победоносцев с юношеских лет усвоил «московский» образ политических мыслей, основанный на патриотической идеализации старины. Он искренно старался понять «живую душу народа» в исторической архаике – в старом юридическом быте, в контурах старинной архитектуры, в богослужении. Современники видели в этом узко понятое славянофильство. Однако, почитая старину, Победоносцев не хотел ее «полного» восстановления: сильное царство для него было важнее полноправной Церкви. Это мировоззренческое противоречие он так и не сумел преодолеть, до конца оставаясь певцом допетровских московских традиций и, одновременно, идеологом синодального строя.
За время своей службы Победоносцев сделал удивительную карьеру. Он не только дослужился до чина действительного тайного советника, но и был пожалован званием статс-секретаря (в 1894 г.), награжден высшими орденами Российской империи, с 1872 г. состоял членом Государственного Совета, в 1880 г. лично (а не по должности) назначен членом Комитета министров. Последняя крупная награда была пожалована Победоносцеву 1 января 1904 г., когда император подписал высочайший рескрипт, в котором «с отрадным чувством обозревая пройденное» обер-прокурором «долголетнее служебное поприще и желая явить новое доказательство» своей признательности, пожаловал ему бриллиантовые знаки ордена святого апостола Андрея Первозванного[362].
Но на четвертьвековой юбилей Победоносцев не получил от Николая II никакого рескрипта: о «круглой» дате вспомнили только в его ведомстве. В церкви Отцов семи Вселенских Соборов при Святейшем Синоде по этому случаю была отслужена Божественная литургия и моление с возглашением многолетия «маститому юбиляру». В течение дня К. П. Победоносцева приветствовали Святейший Синод, Петербургская епархия, митрополит Московский Владимир (Богоявленский), епархиальные преосвященные, находившиеся в то время в столице, протопресвитер военного и морского духовенства А. А. Желобовский, депутации духовных академий и некоторые частные лица. Избранные приветствия (от Святейшего Синода, от Императорского Палестинского общества, от Хозяйственного управления и от Учебного комитета при Святейшем Синоде, от Канцелярии обер-прокурора, от Московской Синодальной конторы, от управляющего столичной Синодальной типографией и от Московской Синодальной типографии) были опубликованы в «Прибавлениях к Церковным ведомостям»[363]. Ни коллеги-министры, ни члены императорской фамилии (за исключением великой княгини Елизаветы Федоровны) своих поздравлений не прислали. Создавалось впечатление, что об обер-прокуроре просто забыли. Впрочем, «забывчивость» эта вполне объяснима: политические и церковные взгляды Победоносцева в то время очевидно подвергались пересмотру, почему и оценка его двадцатипятилетней деятельности не могла быть однозначной.
Тем не менее, говорить о политической смерти обер-прокурора было еще рано. Летом 1905 г. он вновь напомнил о себе, продолжив борьбу с ненавистными ему идеями церковного реформаторства. Разочаровавшись в Святейшем Синоде, Победоносцев решил сделать ставку уже на весь епископский корпус русской Церкви. 28 июня Святейший Синод рассмотрел предложение обер-прокурора «о необходимости подготовительных работ по вопросам, предложенным к рассмотрению на Поместном Соборе Всероссийской Церкви». Предлагалось рассмотреть вопросы о разделении России на церковные округа под управлением митрополитов, о преобразовании церковного управления и суда, о приходе, об усовершенствовании духовных школ, о порядке приобретения церковной собственности, о епархиальных съездах, об участии священнослужителей в общественных организациях и о предметах веры.
Перечислив вопросы, Святейший Синод в документе от 27 июля 1905 г. указал на необходимость ознакомления с ними епархиальных преосвященных, тем более, что и Поместный Собор должен был иметь перед собой необходимый для суждения материал – «разработанный и приведенный в систему». Епископы обязывались, взяв компетентных помощников, не позднее 1 декабря 1905 г. представить Синоду свои соображения. При этом должна была соблюдаться тайна: указы епархиальным преосвященным, копии с предложения обер-прокурора и сведения о ходе работ распубликованию не подлежали[364]. Получалось, что инициатором выступал не Святейший Синод, а ведомство православного исповедания, позиция которого по этому вопросу была хорошо всем известна. Можно предположить, что на это и делал расчет К. П. Победоносцев, продолжавший считать, что реформа «выдумана» в Петербурге, а провинциальная Россия (в том числе и провинциальные архиереи) в большинстве своем ее не поддержит.
Впрочем, результаты опроса стали приходить уже тогда, когда революционная волна окончательно уничтожила политическое влияние Победоносцева. Осенью 1905 г. революция охватила почти всю страну: к октябрю разрозненные забастовки переросли в единую всероссийскую политическую стачку. Бастовали крупнейшие предприятия Петербурга, Москвы, Харькова, Екатеринослава, Минска, Екатеринбурга, Иркутска, Красноярска, Тифлиса, Варшавы и других промышленных центров. К середине октября в стране почти остановилось железнодорожное движение. Число участников политической стачки достигло двух миллионов. Тогда же (12 октября) император одобрил доклад, составленный СЮ. Витте после проведенного совещания с «силовыми» министрами и генерал-губернатором столицы Д. Ф. Треповым. Первую меру для борьбы со смутой совещание видело в образовании «однородного правительства с определенной программой»[365]. Становилось ясно, что самодержавие, в том виде, как оно сложилось в императорской России, доживает свои последние дни. Политические реформы были неизбежны.
Об их неизбежности свидетельствовал и не прекращавшийся рост «левых» настроений среди тех слоев населения, которые ранее никогда не выказывали своей оппозиционности монархии, например, в среде православного духовенства. Показательно, что в 1905 г. на квартире у влиятельного и уважаемого петербургского клирика, настоятеля Казанского собора протоиерея Философа Орнатского, предполагалось обсудить вопрос о создании союза священников, который должен был войти во всероссийский Союз союзов. А поскольку целью Союза союзов, объединявшего множество профессиональных по форме объединений (врачей, ветеринаров, адвокатов, агрономов, фармацевтов, учителей и др.) был созыв Учредительного собрания, избранного всеобщим, прямым, равным и тайным голосованием, то участие в нем священников выглядело бы как открытое выступление против существовавшего строя.
Узнав о намеченной встрече заранее, и желая избежать возможного скандала, полиция решила посоветоваться с обер-прокурором Святейшего Синода. Начальник Петербургского охранного отделения А. В. Герасимов лично позвонил К. П. Победоносцеву, который без дополнительных комментариев предложил самое простое решение: «Пошлите полицию и казаков. Пусть от моего имени нагайками разгонят этих попов… Я возразил, – вспоминал Герасимов, – указывая, что такого рода действие вызвало бы настоящую бурю в прессе. Нам и без того сейчас достается. И я рекомендовал послать синодского чиновника, который мирно распустит собрание. Победоносцев настаивал. Но ему пришлось все же послать своего чиновника на квартиру Орнатского»[366]. В этом рассказе жандармского офицера не знаешь чему более удивляться: то ли твердокаменности старого обер-прокурора, то ли деликатности политической полиции, не желавшей быть орудием победоносцевского гнева. Одно несомненно – революционную стихию Победоносцев не только не принимал (это было вполне естественно), но и не понимал. Он реагировал на следствия, отказываясь обращать внимания на причины. А это доказывало, что его время кончилось.
Политическая смерть К. П. Победоносцева наступила 17 октября 1905 г., когда государь подписал манифест, провозглашавший создание объединенного правительства. На последнее возлагались обязанности по наведению порядка в стране и дарование населению «незыблемых основ гражданской свободы»: неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов. Указывалось также, что теперь ни один закон «не мог восприять силу без одобрения Государственной Думы»