еры, которые не требовали детальной проработки и могли быть исполнены епархиальными властями без нового гражданского закона.
Прежде всего настоятелям церквей рекомендовалось созывать общие церковно-приходские собрания из совершеннолетних прихожан всех состояний и званий. Во-вторых, из состава этого собрания избирать постоянно действующий церковно-приходской совет под председательством настоятеля. Отмечалось, что введение изменений не должно разрушать уже установленный церковный строй. Коснулось определение и материальной стороны приходской жизни: члены церковного совета могли теперь приглашаться к участию в заведовании церковным хозяйством. При открытии общих церковно-приходских собраний предлагалось приглашать на них местных благочинных. «Дальнейшие подробности в устроении указанных форм церковноприходской жизни могут быть предоставлены свободному почину самих собраний, согласно общим указаниям и с одобрения епархиальной власти».
Обновленная приходская жизнь вела к расширению пастырской деятельности и, следовательно, вызывала потребности в пастырских собраниях. Святейший Синод в определении от 18 ноября благословлял «по мере надобности» созывать такие встречи «в пределах благочиний, уездов и епархий, для обсуждения возникающих вопросов пастырской деятельности». Предполагалось в случае необходимости приглашать на эти собрания и мирян из числа лиц, входивших в церковно-приходские советы, приходские попечительства и братства. Но стать обязательными постановления собраний могли лишь после утверждения местным преосвященным[381].
Определение вызвало широкий отклик в церковной прессе и стало предметом обсуждения для всех, кто интересовался реформой прихода. Уже в ноябрьских «Прибавлениях к Церковным ведомостям» была помещена статья, приветствовавшая вышедшее определение. Неизвестный автор полагал правильным включение точного регламентирования приходского строя в задачу предстоявших соборных занятий. «Но если приходу суждено получить и гражданское значение в качестве мелкой земской единицы, – говорилось далее, – тогда этот вопрос потребует разработки в высших государственных учреждениях; это – дело компетенции будущей Государственной Думы»[382].
В конце ноября на определение откликнулся философ и публицист В. В. Розанов. Особых восторгов по поводу принятых мер он не проявлял. Розанов видел в определении попытку разрешить сложный вопрос чисто канцелярскими способами. Возрождение прихода, по его мнению, было невозможно без возвращения ему исконной самостоятельности, восстановления его в прежних общественных и имущественных правах. Ревнители возрождения церковно-общественной жизни, полагал публицист, «видят в такой организации не одну из целей, преследуемых государственной властью, а средство для создания такой могучей силы, которая окажется способной перевоспитать общество»[383]. Розанов развел два часто смешивавшихся определения прихода: как действенной ячейки церковного тела и как церковной единицы, используемой государством в своих целях.
Впрочем, как бы не оценивались принятые Святейшим Синодом меры, большинство писавших о приходе выражало радость по поводу того факта, что вопрос стал, наконец, решаться. «Прежде, чем приступить к преобразованию всей Церкви Русской, – писал епископ Таврический Алексий (Молчанов), – нужно сначала устроить приход»[384].
О важности приходского вопроса писал в то же время известный знаток вопроса, религиозный публицист А. А. Папков. Сопоставив манифест 17 октября 1905 г., закон об устройстве церковно-приходских собраний и советов православных приходов в Финляндии (от 4 декабря), а также определение Святейшего Синода от 18 ноября по вопросу об устроении церковно-приходской жизни в России, он пришел к выводу, что православный приход «является восстановленным по крайней мере в своих существенных чертах». Папков полагал, что даровать приходу статус юридического лица достаточно легко: все дело в трактовании соответствующего закона (ст. 683, т. X Свода Законов), в котором перечислялись юридические лица. Это перечисление, был убежден публицист, подчеркивало тот факт, что закон не имел исчерпывающего характера. Гораздо принципиальнее разработать обще-приходской устав[385].
Обращение к приходской проблеме показывало, что Святейший Синод прекрасно понимал необходимость проведения церковных реформ, для чего было необходимо созвать Поместный Собор. В условиях революции надежды на него то возрастали, то падали. Чем активнее выступала «улица», тем пессимистичнее выглядели настроения даже активных сторонников Собора. К примеру, в конце ноября 1905 г. Волынский епископ Антоний писал Б. В. Никольскому: «Никакого Собора мы не дождемся, как не дождемся и Думы. Впрочем, дай Бог, чтобы я ошибался»[386]. Такой же пессимизм разделял и Л. А. Тихомиров, в середине декабря 1905 г. записав в дневнике, что ему не верится «в этот Собор»[387].
Однако вопрос о созыве Собора продолжал обсуждаться на самом высоком уровне: 17 декабря 1905 г. государь принял трех митрополитов – Антония, Владимира и Флавиана[388] – «для непосредственного преподания царственных указаний к предстоящему созванию Поместного Собора Всероссийской Церкви». Тогда же Николай II заявил, что в условиях «расшатанности в области религиозных верований и нравственных начал» устроение Православной Церкви – дело неотложной необходимости[389]. После этих слов дело подготовки Поместного Собора получило дополнительный импульс. На решение государя могла повлиять и полученная информация об отзывах епархиальных преосвященных, которые стали приходить в Святейший Синод уже после отставки К. П. Победоносцева. «Победоносцевские» епископы показали себя самостоятельными и вдумчивыми богословами и церковными администраторами, искренно желавшими обновления и возрождения Церкви на соборных началах. «С точки зрения Церкви, – пишет профессор Д. В. Поспеловский, – эти записки, за редкими исключениями, показали, что дух православия и православно-церковного мышления никогда не угасал в Церкви, несмотря на все искажения, насаждавшиеся сверху, и внешнюю подчиненность епископата существующей системе. Записки эти были полным поражением Победоносцева и всей его „идеологии“»[390].
§ 5. Отзывы русских архиереев по вопросам ЦЕРКОВНОЙ РЕФОРМЫ
Первые отзывы епархиальных преосвященных стали поступать в духовное ведомство в конце октября 1905 г. В течение четырех последующих месяцев члены Святейшего Синода и чиновники обер-прокуратуры знакомились с предложениями архиереев, которые предлагали провести кардинальную перестройку всей синодальной системы. К весне 1906 г. были получены последние отзывы и появилась возможность их систематизации. Эта работа была проведена Святейшим Синодом тогда же: в 1906 г. ведомственная типография издала три тома «Отзывов епархиальных архиереев», том «Прибавлений» к ним и «Сводки отзывов»[391].
Архиереи не ограничились теми вопросами, которые были сформулированы для них К. П. Победоносцевым, существенно расширив их круг. Для того, чтобы дать более квалифицированный ответ, некоторые епископы созывали специальные комиссии, консультировались у канонистов и историков Церкви, ответы которых также прилагались к отзывам. В основном, в отзывах освещались вопросы канонического устройства русской Церкви и проблемы созыва Собора. Архиереи писали о составе Собора, о разделении России на церковные округа, о преобразовании церковного управления и церковного суда и о пересмотре брачных законов, о епархиальных съездах, об участии духовенства в общественных учреждениях, о благоустроении прихода, о порядке приобретения Церковью собственности, о предметах веры, о преобразовании духовно-учебных заведений и о миссии.
Для того, чтобы представить себе взгляды русских архиереев начала XX столетия, часто и несправедливо обвиняемых в косности, следует кратко охарактеризовать их мнения, выявившихся в отзывах. При этом стоит помнить и о том, что православные епископы были воспитаны в условиях синодальной системы и, понимая ее неканоничность, не могли требовать у светской власти безусловного проведения церковных преобразований: поставить себя в оппозицию епископат не хотел. Но архиереи живо откликались на исходившие от государя предложения восстановить во всей полноте канонический строй. Другое дело, насколько возможны были всеобъемлющие церковные реформы в условиях синодальной системы и как они сказались бы на петровской модели церковно-государственных отношений. Этот болезненный вопрос однозначного ответа не имел. Игнорировать данное обстоятельство – значит не понимать причины колебаний светских властей, то выражавших свое согласие на созыв Собора, то откладывавших вопрос ad calendas graecas.
Итак, относительно состава будущего Собора преосвященные высказали несколько предложений. По мнению одних, в качестве членов на Соборе должны присутствовать только епископы. Другая часть полагала, что вместе с ними должны работать также клирики и миряне. Третья группа архиереев склонялась к компромиссу: предоставить решающее слово епископам при участии в соборных деяниях клира и мирян, но лишь с совещательным голосом. Первое мнение разделяло меньшинство архиереев, среди которых особенно громко звучали голоса епископов Волынского Антония (Храповицкого) и Саратовского Гермогена (Долганева). Они считали, что клирики и миряне могут участвовать в работе Собора, но вообще без права голоса. По преобладающему же мнению, разделявшемуся в том числе и митрополитами Петербургским, Московским и Киевским, на Соборе клир и миряне должны участвовать совместно с епископами. Верующие, считали эти архиереи, – единое Тело Церкви; восстанавливать соборность без единения с мирянами – невозможно. На Соборе должны участвовать также и представители русского монашества. Епископы без духовенства епархии не могут быть выразителями церковного сознания, устами своей верующей паствы.