В большинстве же отзывов епархиальные съезды характеризовались как вспомогательные для епископа органы управления, содействующие его ознакомлению с нуждами епархии, и лучшее средство пастырского взаимообщения. Собственно, деятельность епархиальных съездов делилась на три части: церковно-хозяйственные, учебно-воспитательные и религиозно-нравственные вопросы. Членами съезда считались прежде всего избранные из среды духовенства, но предусматривалось и участие мирян. Это участие признавалось желательным, ибо таким путем постоянно поддерживалась бы связь между епархиальной властью и приходом.
Особняком стоял актуальный в условиях революционных потрясений 1905 г. вопрос об участии духовенства в политической деятельности. Против непосредственного участия клириков в общественно-государственной жизни страны выступили два архиерея – Екатеринбургский Владимир (Соколовский) и Смоленский Петр (Другов). «Относительно участия духовенства в мирских делах, – писал первый из них, – нужно следовать канонам – не позволять духовенству лично представительствовать в государственных учреждениях и обмирщаться в борьбе партий, но требовать от государства чрез православный народ, чтобы при обсуждении законодательства или мероприятий по делам Церкви, таковые имели силу только с согласия церковного Собора. Личное представительство, наприм[ер], в Думе или Государственном Совете в меньшинстве – повредит духовенству»[404].
Но многие архиереи на основании правил святых апостолов, Вселенских и Поместных Соборов заключали, что клирики не были совершенно устранены от участия в государственных и общественных делах, так как по духу этих правил занятия мирскими делами несовместимы со священным званием только в том случае, когда приняты с корыстью. Приводились также и примеры московских Земских Соборов, куда призывались духовные лица, причем как архиереи, так и простые клирики. Правда, в отзывах указывалось на иной «камень преткновения»: согласно Земскому (от 12 июня 1890 г.) и Городскому (от 11 июня 1892 г.) положениям православное духовенство было лишено права участвовать даже в избирательных земских и городских собраниях. Мотивом были канонические правила.
Но, говоря об этом, представитель Петербургского митрополита профессор духовной академии П. Н. Жукович задавался вопросом: о каких канонических правилах шла речь? К тому же прежде, по Земскому (от 1 января 1864 г.) и Городовому (от 16 июня 1870 г.) положениям православное духовенство пользовалось избирательным правом в земских и городских собраниях. Получалось, что разрешенное при императоре Александре II было запрещено при следующем государе, когда о соблюдении канонов «заботился» всесильный обер-прокурор Святейшего Синода К. П. Победоносцев. К тому же архиереям было хорошо известно, что ограничение общественных прав духовенства неминуемо приводило к полному упадку его общественной роли и влияния.
«В думских и земских собраниях представители Церкви и служители алтаря Господня, – писал, например, епископ Минский Михаил (Темнорусов), – могли бы явиться защитниками интересов всех обездоленных – бедных жителей городов и сельских обывателей. Им больше, чем кому-либо, должны быть известны их нужды»[405].
С другой стороны, будущий депутат Второй и Третьей Государственных Дум епископ Холмский Евлогий (Георгиевский) писал, что пастырю лучше «совсем не вмешиваться в общественно-государственную жизнь, чем неумелым вмешательством оказаться не на высоте своего призвания, уронить высокое достоинство священного сана, быть вовлеченным в борьбу партий, в политические интриги и проч.»[406]. А епископ Волынский Антоний (Храповицкий) полагал правильным обставить участие духовенства в Государственной Думе различными предохранительными правилами, «дабы духовный заседатель мыслил себя именно представителем Церкви, а не свободным художником»[407].
Как показало ближайшее будущее, опасения архиереев не были напрасны: депутаты-священники Первой и Второй Дум стали именно теми «свободными художниками», появления которых хотели избежать. Но в то же время, российская жизнь, положительно решив вопрос об участии духовенства в работе законодательных учреждений, заставила архипастырей учиться методам политической борьбы и не забывать при этом о необходимости совмещения думской деятельности и пастырского достоинства.
Исключительное внимание уделялось в отзывах проблеме реформирования православного прихода. Преосвященные высказывали пожелание, чтобы приход был восстановлен как церковная община, сплоченная вокруг своего приходского храма и пастыря, одушевленная общностью духовных интересов и религиозно-нравственным взаимодействием всех ее членов. Рассуждая о приходе, архиереи обсуждали следующие вопросы: о предоставлении приходу прав юридического лица, о праве прихода распоряжаться церковными суммами и имуществом, о выборе приходами священников и лиц клира, а также об устройстве органов приходского управления.
В 29 отзывах (в том числе митрополитов Петербургского и Киевского, экзарха Грузии и многих других) вопрос о приобретении и закреплении за приходом, а не только за храмом права на имущество решался положительно. При этом многие архиереи полагали, что приход не может простирать своей власти на церковные суммы, поступавшие по действовавшему тогда порядку в церковную кассу, равно и на церковное имущество, так как для этого нет канонических оснований. Поэтому полагали правильным сохранить право распоряжения церковными суммами за причтом и церковным старостой. Церковная касса не должна была путаться с приходской. С предоставлением приходу прав юридического лица, считал, например, петербургский митрополит, имущество прихода как общества должно быть отделено от церковного имущества.
Но более многочисленная группа архиереев (21 против 14) дала положительный ответ на вопрос о праве прихода не только контролировать, но и распоряжаться церковными суммами и имуществами (при соблюдении целого ряда ограничений и условий). С точки зрения канонов признавалось принципиально допустимым участие мирян в управлении церковным имуществом.
О праве прихода избирать лиц церковного клира мнения разделились: большинство писавших по этому вопросу высказалось против применения в существовавших приходах выборного порядка. Свой протест архиереи мотивировали тем, что выборный порядок приведет, среди прочего, и к тяжелой зависимости священника от прихода и создаст власть прихода над клиром. При таком порядке возникнет вопрос: куда идти тем клирикам, которые «впали в порок» и должны оставить приход. Народ, как справедливо полагали архиереи, не всегда стоит на высоте своего права. При этом многие желали, чтобы прихожанам было предоставлено право ходатайства о своих кандидатах (если такие, разумеется, есть).
Меньшинство архиереев поддержало идею восстановления права выбора клириков приходом. Это стало бы возвращением к идеальному церковному строю, полагали они. При действии выборного начала возможно более тесное единение прихода с клиром, а духовенства с паствой. Можно будет покончить со злом постоянных административных перемещений проштрафившихся священнослужителей.
В отзывах намечались также существенные черты приходской организации. Предполагалось, что приходская община сможет проявить свою деятельность через общеприходские собрания и приходские советы. Общеприходские собрания, руководить которыми будет настоятель, станут главными органами приходского управления. На этих собраниях, по мнению преосвященных, должны отдаваться все принципиальные распоряжения по ведению церковно-приходского хозяйства. Приходские советы по отношению к собраниям – только исполнительные органы. В составе советов, согласно отзывам, числились: настоятель, члены причта, церковный староста и выборные представители от прихода (не менее 10–12 человек).
Определяли преосвященные и задачи прихода. Первой среди них называлась просветительная деятельность, в том числе устройство церковно-приходских школ. Важной задачей была благотворительность – строительство и содержание богаделен, приютов, яслей, работных домов, а также оказание помощи бедным. Кроме того, архиереи писали о необходимости уничтожения главного зла, расстраивавшего отношения между причтом и прихожанами – платы за требоисправления. Необходимо было заменить этот способ вознаграждения духовенства назначением ему достаточного содержания. Епископ Калужский Вениамин (Муратовский), например, считал, что годовой оклад казенного жалованья для сельского священника должен был составлять 1200 рублей, диакона – 800 рублей, псаломщика – 400 рублей. В городах, где траты значительнее, соответственно 1500, 1000 и 500 рублей в год[408]. Минский и Московский архиереи полагали, что в случае назначения казенного жалования церковные земли могли бы быть взяты от духовенства в пользу крестьян. Высказывалась мысль и об обеспечении причтов с помощью организации обязательных приходских сборов или самообложения.
Предлагались также и нравственные меры, которые могли бы привести к усилению влияния пастыря на дела прихода. Так, епископ Симбирский Гурий (Буртасовский) признал желательным освободить приходских пастырей от любых полицейских обязанностей[409]. Четверо преосвященных составили свои проекты, касавшиеся реформирования прихода: Вологодский Алексий (Соболев) – «Правила о приходском собрании и совете»; Владимирский Никон (Софийский) – «Проект приходского устава»; Петербургский Антоний (Вадковский) – «Правила о приходских собраниях и советах»; Рижский Агафангел (Преображенский) – «Проект положения о православном приходе при церквах Рижской епархии». Все это свидетельствовало, что архиереи прекрасно понимали: реформировать Православную Ц