Руководящей идеей седьмого отдела, положенной в основу правил о церковных союзах, стала идея руководства Церковью всяким союзом, обществом или братством, действующим во имя Православной Церкви. Это значило, что нельзя создавать православную организацию, не получив разрешения священноначалия. Особо оговаривалась роль епархиального архиерея, который провозглашался непременным попечителем и главным духовным руководителем всех союзов, действующих на территории его епархии. «Епархиальный архиерей, по ознакомлении с задачами и планом деятельности союза, дает свое благословение на его открытие и утверждает его устав или же, если найдет, по характеру союза, вопрос, превышающий свою компетенцию, представляет об утверждении устава высшей церковной инстанции»[448].
По отношению к внецерковным союзам предполагалось ограничиться наблюдением за их православными членами. Примечательно, что к категории внецерковных союзов участники заседаний Предсоборного Присутствия отнесли и участие в литературной деятельности, напомнив, что ни один клирик – как штатный, так и находящийся за штатом – не может выпускать периодическое издание без соответствующего разрешения церковных властей. При этом не оговаривалось, какое именно издание предполагает выпускать пастырь – богословской или иной направленности. «Книга, изданная духовным или церковно-должностным лицом и содержащая в себе явно противное учению Церкви или направленная против нее, – говорилось в правилах, – подлежит публичному осуждению высшей церковной власти; написавший же ее, если в дальнейших ее изданиях и, вообще, в своей деятельности будет продолжать отстаивать прежние взгляды, подлежит по судебном исследовании отрешению от должности или извержению из сана»[449].
Общее наблюдение за выпускаемой печатной продукцией должно было, как и прежде, принадлежать высшей церковной власти, а в епархиях – местному архиерею. Члены седьмого отдела хотели также восстановить предварительную церковную цензуру, без чего было невозможно восстановить контроль над выпускавшейся религиозной литературой и централизовать работу «по ограждению православной веры от неправых учений». Присутствие добивалось того, чтобы все церковные публикации контролировались духовной властью. Издания Библии, богослужебных книг, сочинений святых Отцов, семинарских и академических учебников, церковной периодики должны были проходить предварительную цензуру Православной Церкви. С этой целью предполагалось создать наблюдательный комитет при центральном церковном управлении, через который высшая власть осуществляла бы свою наблюдательную деятельность за выпускаемой печатной продукцией, равно как епархиальные архиереи – через епархиальные наблюдательные органы.
«Церковно-наблюдательные органы, – указывалось в правилах, – по рассмотрении издания и сообразно с его внутренними достоинствами или недостатками, могут: а) признать издание заслуживающим церковной рекомендации, б) одобрить к печати, в) оставить без отзыва, г) признать сомнительным и подлежащим предупреждению, и наконец д) признать подлежащим церковному осуждению»[450].
В седьмом отделе исходили из того, что после 17 апреля 1905 г. государство отказалось от исключительного покровительства Православной Российской Церкви, почему и понятие преступного в области веры претерпело существенные изменения. Богословы указывали, что «запрещая богохуление, кощунство и прямую преднамеренную пропаганду инославия и иноверия среди православных ‹…› государство ставит себя в индифферентное отношение ко всему, что вне указанных категорий преступных деяний может наносить ущерб православной вере»[451]. Следовательно, Церковь сама должна была позаботиться о своей безопасности. Подобные выводы нельзя не признать симптоматичными: в условиях официальной «симфонии» властей Церковь училась сама искать ответы на «вызовы времени» и тем самым готовилась к возможности (в самой отдаленной перспективе, разумеется) жить без государственной поддержки.
Помимо заседаний по отделам и рассмотрения некоторых вопросов на общих заседаниях, члены Предсоборного Присутствия третьего, шестого и седьмого отделов собирались для специального обсуждения вопроса о смешанных браках православных с лицами иных исповеданий. В тех условиях это был далеко не праздный вопрос. В самом деле: смешанный брак тянул за собой целый шлейф вопросов и проблем, в частности – о религиозном воспитании и вероисповедной принадлежности родившихся в результате его заключения детей или детей-подкидышей, взятых на воспитание в семью, где муж и жена принадлежали к разным конфессиям. Шестой отдел, возглавлявшийся архиепископом Антонием (Храповицким), решительно выступил против таких браков, призывая твердо держаться канонов: «Церковь не должна допускать смешанных браков православных с инославными, которые суть злейшие еретики. ‹…› Если же государство разрешит такие браки и в силу государственного закона они будут заключаться, то следует брачущихся отлучать от Церкви»[452]. Мнение владыки Антония, впрочем, встретило возражения. На исторических и богословских примерах его оппоненты старались доказать, что односложного ответа на этот вопрос не существует, что браки между христианами вполне допустимы. Однако голосование показало, что мнения разделились примерно поровну: из числа присутствовавших 11 членов высказались за допущение смешанных браков, 10 – против, а два воздержались. Архиепископ Антоний заявил, что остается при особом мнении.
Следующий вопрос, рассмотрением которого занялись члены трех отделов Присутствия, касался лиц, с которыми предполагалось допускать или не допускать смешанные браки. В итоге обсуждения были признаны возможными браки православных с католиками, армяно-григорианами, англиканами, лютеранами, реформатами и даже с сектантами, имеющими водное крещение и верующими в Иисуса Христа как воплотившегося Сына Божия. Разумеется, разрешался брак и со старообрядцами. Правда, как и в случае с сектантами, старообрядцы в каждом конкретном случае должны были брать разрешение на брак у местного архиерея. Венчание не допускалось лишь с лицами, имевшими отношение к изуверским сектам, принадлежность к которым наказывалась в уголовном порядке. Дети, рожденные от смешанных браков, должны были воспитываться только в православной вере – конфессиональная пристрастность государства делала иное решение невозможным, как и рассмотрение вопроса о внерелигиозном положении одного из возможных супругов. В случае, если неправославный супруг «совращал» православного или детей к отступлению от православия, члены Предсоборного Присутствия полагали возможным допустить развод (если, разумеется, православная сторона на нем настаивала). Священник за отступление от установленных правил относительно брака должен был нести ответственность. За эти положения члены трех отделов Присутствия проголосовали единогласно.
Как уже говорилось, Предсоборное Присутствие заседало с перерывами, второй раз собравшись поздней осенью 1906 г.: определение Святейшего Синода на этот счет появилось лишь 18–19 октября[453]. За это время, проанализировав то, что было сделано в отделах и рассмотрено в общем собрании Присутствия до 13 июня, Святейший Синод окончательно понял, что обсудить на общем собрании все предполагавшиеся вопросы не хватит времени. Следовательно, о завершении работ осенью нельзя было и мечтать. Предстояло продолжить заседания и постараться довести обсуждение намеченных вопросов до конца.
Возобновляя прерванные на летние каникулы заседания, митрополит Антоний (Вадковский) напомнил членам Присутствия, как некоторые из них спрашивали его в июне: соберутся ли они снова? «Я тогда говорил, – вспомнил владыка, – что если не будет непреодолимых препятствий, то Предсоборное Присутствие соберется снова. В том тревожном состоянии, в каком находилась и находится еще русская общественная жизнь, действительно можно было опасаться непредвиденных обстоятельств, которые бы помешали нам собраться. Слава Богу, этого не случилось, и никаких помех не встретилось нашему собранию»[454].
По-видимому, митрополит связывал продолжение работ с политической обстановкой в стране более, чем с необходимостью довершения начатого обсуждения и подготовкой материалов к Поместному Собору. Думается, определенный резон в этот был. Ведь в начале ноября 1906 г. принципиальная уверенность в скором созыве Собора у православных клириков и мирян еще была. Другое дело – сроки. Здесь очевидно требовалась корректировка. И она была проведена: 25 октября 1906 г. император утвердил определение Святейшего Синода о порядке разработки и подготовки вопросов, подлежавших рассмотрению Всероссийского Поместного Собора. «Из выработанных отделами Предсоборного Присутствия положений, – говорилось в документе, – подвергнуть рассмотрению в общих собраниях Присутствия положения о митрополитанских округах, об основных началах преобразования церковного управления и суда и об организации прихода; по всем остальным вопросам, рассмотренным и подлежащим рассмотрению отделов Присутствия, поручить сим отделам представить Святейшему Синоду, для внесения на рассмотрение предстоящего Собора, мотивированные доклады, с изложением мнений большинства и меньшинства, не позднее 15 декабря 1906 года, к каковому числу должны быть закончены и заседания общего присутствия». 27 октября император одобрил исполнение этого определения[455].
Трудно понять, что заставило власти так спешить с окончанием работ и даже назначать конкретную дату их завершения. Можно предположить, что хотели представить императору материалы до Рождества, чтобы уже в новом 1907 г. получить указ о созыве Собора. Это тем более кажется вероятным, что с лета 1906 г. в обществе стало изменяться отношение к будущему Православной Церкви. Не случайно журнал столичной духовной академии, откликаясь на начало осенних заседаний Предсоборного Присутствия, указывал, что возобновление работ прошло почти незамеченным. «Общество и печать, горячо относившиеся к русскому Поместному Собору, пока он был в проекте, все более и более охладевали к нему, по мере того, как определялся ход работ в Предсоборном Присутствии. В настоящее время предстоящим Собором в обществе почти уже не интересуются. Мало ждет от него и духовенство»