[456]. Это был тревожный симптом, свидетельствовавший, что перспективы церковного движения определяются политической жизнью страны. Обсуждение сложных историко-церковных и богословских проблем зависело от того, насколько благоприятной или неблагоприятной будет внутриполитическая ситуация. Осознание того, что созыв Собора не может быть полезен «симфоническому» государству, заставило светские власти поторопить членов Присутствия. В итоге, как отмечает исследователь, заседания Предсоборного Присутствия «были прерваны до завершения работы в отделах, и многие вопросы остались без обсуждения»[457].
Впрочем, в ноябре и декабре 1906 г. на общих собраниях Предсоборного Присутствия все же были рассмотрены пять важных положений, касавшихся церковного реформирования. Прежде всего – положение о разделении Русской Церкви на церковные округа. Члены Присутствия согласившись с высказанными во втором отделе пожеланиями, оговорили, что окружной митрополит имеет «первенство чести», заботится о подготовке вопросов, подлежащих рассмотрению митрополичьих соборов, созывает соборы, председательствует на них и наблюдает за соблюдением соборных решений[458]. Утвержден был и порядок избрания епархиальных епископов.
Обсудив эти проблемы, вполне естественно было затронуть и вопрос о преобразовании епархиального управления. Согласно положению, утвержденному общим собранием, наименование «консистории» должно было измениться на «епархиальное правление», членами которого миряне быть не могли. Предусматривалось, что членов епархиального правления будет утверждать епархиальный архиерей. Он же должен был назначать председателя, кандидатура которого (как и секретаря) утверждалась бы Синодом. Это означало, что члены Предсоборного Присутствия стремились непосредственно подчинить церковному священноначалию те органы власти, которые ранее зависели от обер-прокуратуры.
Утвердило Предсоборное Присутствие и положение «О преобразовании церковного суда», в котором проводилась мысль о необходимости сохранения всей полноты прав и власти епископа. Органами церковного суда должны были служить благочиннический и епархиальный суды, судебное отделение Синода и общее собрание Синода. Предавать провинившихся суду мог только архиерей, основывая свое решение на данных предварительного следствия. Члены епархиального суда, частью избираемые, частью назначаемые, должны были утверждаться Синодом. Судебное отделение Синода решало бы дела, касавшиеся архиереев, а также рассматривало апелляции на решения епархиального суда. Общему собранию Синода надлежало рассматривать жалобы на решения судебного отделения и судить членов самого Синода. Во избежание волокиты, предполагалось решать любое дело не более, чем в двух судебных инстанциях. Участие посторонних лиц на судебных заседаниях не допускалось[459].
Общее собрание Предсоборного Присутствия успело рассмотреть и вопрос «Об устройстве православного прихода». Было дано определение православного прихода, названного церковным учреждением, состоящим в ведении епископа и существующим для удовлетворения религиозно-нравственных нужд «определенного в числе собрания православных христиан, под пастырским руководством священника и при назначенном для того церковной властью храме»[460]. Кроме того устанавливалось, что хотя Православная Церковь в России является собственником всего церковного, причтового и приходского имущества, «заведывание местным церковно-приходским имуществом вверяется приходу, как юридическому лицу, состоящему из причта и прихожан местного храма, находящихся в канонической зависимости от местного епископа»[461].
Современники отнеслись к завершению работ по-разному. Генерал А. А. Киреев, подытоживая работу Присутствия, отмечал склонность его членов говорить нескончаемые речи. «Много было лишнего, в особенности много приводилось канонов, – отмечал он. – Я и прежде не придавал им большого значения, а теперь вижу, что ими можно „жонглировать“. Ужасно сильно выступал и личный элемент». Киреев был убежден, что вся работа имела значение только в качестве подготовки материалов для Святейшего Синода, который созовет Собор на предложенных членами Присутствия основаниях, «или на иных», а успех или неуспех будет зависеть от состава Собора[462]. Но спустя двенадцать дней генерал уже с полным пессимизмом записал в дневнике, что «данные и для церковного Собора и для Думы [Второй. – С. Ф.] очень смутны… Скорее не предвещающие добра! Если будет дано право фильтрации (браковки) епископам, то Собор не будет пользоваться доверием Церкви (мирян и белого духов[енства])»[463]. Опасения генерала объяснялись тем, что в течение заседаний Предсоборного Присутствия вопросы о составе будущего Поместного Собора и о распределении голосов (решающих и совещательных) были самыми болезненными.
Действительно, участники дискуссий провели серьезное и всестороннее обсуждение вопросов, касавшихся канонов Церкви и ее соборной природы, в том числе исследовался и вопрос о степени участия мирян в церковных Соборах, а также проблема взаимоотношений епископата и пресвитерства. На последнюю стоит обратить особое внимание, так как неумение ее разрешить, усиленное революционной непримиримостью и максимализмом, дало печальные рецидивы уже в послереволюционных условиях.
Вообще же дискуссия о том, каково будет представительство священников и мирян на ожидавшемся Соборе, какие права будут им предоставлены, была весьма бурной. Еще до начала заседаний Присутствия многие богословы указывали, что четкого ответа на вопрос о степени участия мирян в Соборах не дают ни историческая практика, ни каноническое право. Это создавало дополнительные сложности, позволяя некоторым участникам предлагать замену канонических норм запросами времени. В итоге, на общем собрании Предсоборного Присутствия мнения разделились: 25 человек проголосовали за одностепенные выборы на благочиннических собраниях (выборщиками от мирян должны были выступать церковные старосты, а от клира – причты); 21 человек проголосовал за выборы двухстепенные для духовенства и трехстепенные для мирян. Епархиальные выборы подлежали утверждению епископа.
Однако изменения в решения Предсоборного Присутствия вносились и по окончании его работы. Так, 25 апреля 1907 г., по высочайшему утверждению, порядок выбора членов Собора скорректировали, согласившись на проект меньшинства (двухстепенные выборы для клириков и трехстепенные для мирян). Из избранных таким образом епархиальный архиерей отбирал одного священника и одного мирянина на Собор. Следовательно, заинтересованность в нахождении позитивных решений относительно Собора сохранялась у светских властей и после того, как вопрос о его созыве был отложен «до лучших времен».
Особо хотелось бы отметить вопрос о действии принципа рецепции[464]. Уже одно то, что он столь активно обсуждался на Присутствии, свидетельствовало о глубокой заинтересованности православных русских богословов, озабоченных скорейшим созывом Собора, не только в соблюдении канонической формы, но и в сохранении религиозно-нравственного содержания. Члены Предсоборного Присутствия понимали, что успех будущего Собора прямо зависел от того, как будут приняты его решения церковным народом – «хранителем благочестия», по выражению Послания восточных патриархов от 6 января 1848 г. Разделение таких понятий как «русское общество» и «православный народ» свидетельствовало, что угроза неприятия решения Собора «обществом» менее страшна православию, чем нанесение ущерба истине, и что рецепция и истина не должны противопоставляться. Следовательно, подчеркивался вне-юридический характер самого понятия рецепции.
Рассуждения о рецепции с неизбежностью выводили богословов на дискуссию о содержании терминов «каноничность» и «соборность», которая была центральной на заседаниях Предсоборного Присутствия и имела серьезное значение для богословской полемики того времени. Характерны слова известного канониста профессора Н. С. Суворова, который, связывая дискуссию о соборности с проблемой рецепции, заявил, что не знает, в чем заключается принцип соборности. «Те, которые говорят, что церковная власть принадлежит Собору епископов, и те, которые понимают соборность в смысле активного участия в церковном законодательстве всех членов Церкви, – заявлял Суворов, – очевидно говорят не одно и то же»[465]. Известно, что на заседаниях Предсоборного Присутствия ответ на этот вопрос так и не был получен. Вполне понятно, что отсутствие ответа могло в дальнейшем породить многочисленные недоумения и соблазны.
Разумеется, неправильно связывать соборное начало в Церкви с юридическими признаками, формальными по самому своему существу. Но в том-то и состояла вся сложность предмета, что, не имея желания подводить под понятие «соборность» внешний фундамент, члены Предсоборного Присутствия очевидно противились закреплению в строгих определениях каких-либо жестких критериев и «арифметических» признаков соборности.
Спустя некоторое время после окончания работ Присутствия один из наиболее активных его членов Ф. Д. Самарин подчеркивал, что «если вопросы, которые будут подлежать решению Собора, не будут предварительно уяснены в церковном сознании, и православные люди не придут к некоторому соглашению относительно способов разрешения этих вопросов, то задача Собора будет слишком трудна. Ему придется не только оформить и утвердить мысль, являющуюся общим достоянием, но самому выработать меры, относительно которых среди его членов не будет сколько-нибудь твердого общего мнения». К подобным выводам Самарин, видимо, пришел в ходе участия в работах Присутствия.