и единоверческие священники принимали в «действительной их силе», службу при этом вели по старопечатным книгам и по делам, не требовавшим следствия, производили разбирательство без участия консистории, только с епархиальным архиереем. Кроме того, единоверческие священники должны были избираться прихожанами, чего в главенствующей Церкви не было. В какой-то степени единоверие напоминало унию: сохраняя прежнюю форму, старообрядцы должны были полностью подчиняться Святейшему Синоду. Старые клятвы Собора 1667 г. с единоверцев были сняты. Подавляющее большинство старообрядцев, однако же, отказалось перейти в единоверие и мечта властей (и светских, и духовных) о постепенном воссоединении церковных «ветвей» не исполнилась.
Помимо единоверцев, составлявших меньшинство, среди старообрядцев были поповцы и беспоповцы. Первое из этих направлений – старейшее, включающее в себя всех старообрядцев, приемлющих священство. В XVII столетии было ясно, что проблема в священнослужительских кадрах – одна из самых сложных для противников патриарха Никона. Еще знаменитый протопоп Аввакум говорил своим последователям, что необходимо принимать «по нужде» клириков нового («никонианского») поставления, «аще он поп проклинает никониан и службу их и всею крепостию любит старину: по нужде настоящего ради времени да будет поп»[476].
Беспоповцы, наоборот, категорически отказывались принимать священников-«никониан», до середины XVIII столетия сохраняя некоторую надежду на обретение «истинного священства древлего поставления». Со временем эти надежды практически угасли, и свою религиозную, а также бытовую жизнь беспоповцы приучились строить без священников. По их общему убеждению, антихрист повсеместно истребил «жертву и жертвенники», а потому истинного священства на земле нет и быть не может, и лучше оставаться совсем без попов. Часто антихрист ассоциировался у беспоповцев с каким-либо историческим лицом (например, с Петром Великим). Из всех Таинств они сохранили только крещение и исповедь (а у некоторых беспоповских согласий – еще и брак).
Среди поповцев в течение всей истории старообрядчества не ослабевала мечта когда-либо восстановить самостоятельную иерархию, дабы не зависеть от возможности переманить очередного «никонианского» священника в лоно «древлего православия». В годы правления императора Николая I эта мечта, наконец, реализовалась. 28 октября 1846 г. находившийся на покое Босно-Сараевский митрополит Амвросий (Попович) решил присоединиться к старообрядчеству. Его переход коренным образом изменил ситуацию: теперь старообрядцы-поповцы получили возможность восстановить трехчинную иерархию. Николай I, своими мероприятиями стремившийся остановить приток беглых священников к старообрядцам, оказался в двусмысленной ситуации – митрополит Амвросий, проживавший в то время в местечке Белая Криница, был ему неподконтролен, но, в то же время, рукополагал священников для староверов России. Требования к Австрии, на территории которой находился Белокриницкий монастырь, закрыть «гнездо раскольников», запоздали: к декабрю 1847 г. митрополит рукоположил двух епископов, пять священников и пять иеродиаконов. Так было положено начало Белокриницкой иерархии, объединившей большинство старообрядцев-поповцев. Параллельная Православной Церкви структура с тех пор стала объективной реальностью, которую русское правительство могло не признавать, но не замечать которую было невозможно.
В течение многих лет практической борьбой с «расколо-сектанством» в России занималось государство. Именно светские власти решали старообрядческий вопрос: в 1853 г., например, император Николай I учредил особый секретный комитет, целью которого была борьба с расколом, а в 1855 г. его сын император Александр II уничтожил этот комитет, хотя распоряжения своего отца относительно старообрядцев подтвердил. Впрочем, вскоре ситуация изменилась: в 1864 г. был учрежден комитет для рассмотрения проекта о полном изъятии дел о раскольниках от духовенства и передачи их исключительно гражданской власти. Сама постановка вопроса характерна: старообрядческую проблему стали рассматривать как проблему прежде всего внутриполитическую, а не религиозную. Проект, составленный министром внутренних дел П. А. Валуевым, рассматривался как светскими, так и духовными лицами. Предполагалось вводить в жизнь определенные меры, которые касались общегражданских прав старообрядцев. Десять лет спустя, в апреле 1874 г., одна из таких мер была реализована: был принят закон о браках старообрядцев и об их записи в особые метрические книги, которые вели полицейские чины. По этому закону объектом регистрации служили сами события, а не связанные с ними церковные обряды. Желание старообрядцев о ведении метрических книг их духовными лицами, таким образом, игнорировалось.
Новая страница в истории обновленчества открылась после воцарения императора Александра III, который, по словам СЮ. Витте, «относился всегда к старообрядцам в высокой степени благосклонно»[477]. Правда самые первые мероприятия властей не вселяли в старообрядцев оптимизма: в 1881 г. в духовных семинариях учредили кафедры по расколу, а в 1882 г. при Святейшем Синоде образовался фонд по изданию противораскольничьих сочинений. Не было сомнений в том, что эти мероприятия проводились под контролем обер-прокурора Святейшего Синода К. П. Победоносцева. Именно по его распоряжению в 1881 г. была издана брошюра «О сущности и значении раскола в России».
«Положив в основу своего существования мысль об еретичестве и даже антихристианстве Греко-Российской Церкви, раскол живет исключительно враждою к ней, – говорилось в брошюре. – Этими своими коренными свойствами раскол существенно отличается от иностранных религий, существование которых дозволено в России и к которым так несправедливо желают иные приравнять его. Оградить законом полную свободу раскола во всех его религиозно-общественных отправлениях, значило бы узаконить и оградить законом во всех ее проявлениях злейшую вражду против православия, стремление к ниспровержению или по крайней мере, за невозможностью достигнуть этого, к причинению всякого зла Православной Церкви»[478].
Однако столь грозные заявления не подействовали на светскую власть. Обер-прокурор Святейшего Синода не переубедил своего ученика, и император 3 мая 1883 г., накануне коронации, утвердил мнение Государственного Совета «О даровании раскольникам некоторых прав гражданских и по отправлению духовных треб». По этому закону старообрядцы и жили до 1905 г. Не будет натяжкой предположить, что Александр III согласился несколько улучшить положение ревнителей «древлего благочестия», исходя из политической прагматики: старообрядцы, элемент консервативный, воспринимались правительством как дополнительная опора самодержавной власти, как «прирожденные» любители крепких государственных устоев и монархического порядка. О религиозной составляющей в тот момент не задумывались.
С того времени паспорта на отлучки внутри империи стали выдаваться «раскольникам всех сект» (за исключением скопцов), равно как всем старообрядцам разрешили производить торговлю и промыслы, занимать общественные должности, совершать богослужения не только в молельных домах, но и в частных без нарушения общественного порядка. Ветхие часовни и храмы теперь можно было восстанавливать, а ранее закрытые властями – распечатывать, каждый раз после предварительного обсуждения и согласования этого вопроса министром внутренних дел с обер-прокурором Святейшего Синода. Скиты и монастыри при этом распечатывать не дозволялось. Закон также не признавал за уставщиками, наставниками и другими лицами, исполнявшими у старообрядцев духовные требы, «духовного сана или звания», заявляя, что «они считаются, в отношении к правам состояния, принадлежащими к тем сословиям, в которых состоят». Подробно оговаривался запрет на публичное оказательство веры. Запрещались: а) крестные ходы и процессии в церковных облачениях; б) публичное ношение икон (за исключением случаев сопровождения покойника на кладбище); в) ношение вне домов, часовен и молитвенных зданий монашеского и священнического облачений; г) пения на улицах и площадях. Несоответствующие закону 3 мая 1883 г. статьи и положения отменялись[479].
Значение этого закона нельзя недооценивать. Наконец были определены права и обязанности старообрядцев, означены запреты. Конечно, права главенствующей Церкви охранялись, но вместе с тем старообрядческое духовенство получило возможность наладить свою религиозную жизнь и укрепить влияние старообрядческих общин в тех местностях, где численность противников никоновских преобразований была значительна. Для старообрядцев этот закон в определенном смысле положил начало процессу обретения религиозной автономии от Православной Российской Церкви. Собственно говоря, признания самостоятельности на правах «иностранных» исповеданий они и добивались. Но против этого выступала синодальная обер-прокуратура во главе с К. П. Победоносцевым, видевшим в борьбе с расколом одну из первостепенных задач Церкви. Не случайно с 1884 г. семинарский устав пополнился параграфом, в котором учение о расколе вводилось в число обязательных предметов духовного обучения, а с 1885 г. для объединения миссионерской деятельности стали собираться миссионерские съезды.
Насколько велика была сила старообрядчества, если этот вопрос вызывал такой большой интерес как у светских, так и у церковных властей? Статистические данные не слишком помогают в разрешении этого вопроса: дело было не в численности противников главенствующей Церкви, а в их политическом и (особенно) экономическом весе, который уже в XIX столетии признавался весьма значительным (достаточно вспомнить фамилии крупнейших заводчиков и фабрикантов России – Гучковых, Морозовых, Рябушинских и многих других). Влияние на экономическую жизнь страны должно было компенсироваться и ростом политического влияния, инструментом которого в тех условиях и в то время являлась религия. Дать старообрядцам-поповцам и беспоповцам права, аналогичные христианам иных конфессий, то есть по сути порвать окончательно и навсегда связи с Православной Церковью, значило разрешить сторонникам «древлего благочестия» реализовать свою мечту о религиозной автономии. Это прекрасно понимал К. П. Победоносцев, но это не всегда осознавали его политические противники, считавшие, что дарование старообрядцам религиозной свободы может решить больной вопрос самым лучшим образом – воссоединить разорванные никоновской реформой части в единое целое.