наравне с епископами примут участие миряне и белое духовенство[644].
Таким образом, позиции обновленцев определились, было ясно, что ими движет и как они понимают «соборность». Члены Союза озаботились составлением и опубликованием программы, подчеркнув необходимость полного обновления современного им церковного строя и возрождения церковной жизни[645].
В дальнейшем, эта программа была помещена в сборнике «К церковному Собору». В имеющемся у меня экземпляре сборника эта программа представлена в исправленном виде. Очевидно, что рукописные исправления вносились тогда же, в 1906 г., кем-то из членов Союза[646]. Так, существенные изменения внесены во второй пункт программы: заявляя, что Союз верит в Церковь как вечное учреждение, его члены указывали на необходимость освобождения самой ее идеи от примешивания к ней государственных идей, а церковной жизни – «от подчинения государству и другим преходящим учреждениям человеческим (Мф. XXXII, 21), – что требует установления таких отношений между Церковью и государством, которые соответствовали бы истинной природе (существу) обоих» [выделены внесенные дополнения. – С. Ф.][647]. Собственно, этот пункт уже свидетельствовал о полном несогласии обновленцев с существовавшей в России моделью церковно-государственных отношений и говорил о желании эти отношения пересмотреть. Государственные идеалы православного государства не воспринимались клириками как идеалы православные, а само государство – Российская империя – характеризовалось как преходящее учреждение. Разумеется, все это было так, но как столь откровенные заявления могли восприниматься «преходящими властями», к тому же в условиях революции? Понятно, что лишь как подрыв устоев и расшатывание традиции «симфонии властей».
Кроме церковно-государственных отношений, в программе много внимания уделялось «соборности», утверждение которой, по мнению членов Союза, возможно было лишь в случае скорого восстановления выборного начала при замещении всех церковных служений, включая и епископское (пункт 6). Более того, программа содержала указание на то, что «соборность» требует уничтожения сословных и групповых привилегий и безусловно отрицает неразрывность епископской власти и монашества (пункт 7). Предполагалось реформировать духовно-учебные заведения, обратив низшие и средние (училища и семинарии) в общеобразовательные. Высшее богословское образование должно было стать делом свободного избрания окончивших среднюю школу. Отрицалось также «всякое право господства над наследием Божиим», то есть господство кого бы то ни было над кем бы то ни было (епископата над священниками, клира над мирянами или мирян над клиром). В основу христианских отношений к внецерковным организациям Союз полагал положить закон любви и взгляд «на весь мир как на область, подлежащую претворению христианами в Царство Божие»[648].
Декларируя свои задачи, Союз призывал всех сочувствующих им оказывать посильное содействие к организации местных кружков или союзов, делиться своими предложениями и проектами. Членами Союза могли быть лица, согласные с основными положениями программы, как светские, так и духовные. При вступлении «на расходы» собиралось по три рубля. Предполагалось, что Союз будет издавать свои труды в виде сборников.
Новая организация строилась не только по религиозному, но и по идеологическому принципу: если с идеей проведения церковных реформ были согласны многие православные клирики и миряне вне зависимости от политических убеждений, то с идеей обновления Церкви по рецептам «32-х» – явное меньшинство. Ни монашество в большинстве своем, ни епископат, ни многочисленные сторонники сохранения существовавших в России церковно-государственных отношений (при той или иной их модификации) не могли согласиться с предложенным вариантом «соборности».
Встав на идеологическую почву, обновленцы сразу же оказались в положении религиозно-общественных деятелей, вынужденных активно откликаться на происходившие в стране события. Такая роль для православных клириков в условиях революции была изначально проигрышной, ибо превращала их в заложников общественного мнения и политической конъюнктуры. Чем больше революция шла на спад, тем меньше шансов оставалось у обновленцев отстоять свои «левые» идеалы.
Понятно, что стремительное развитие событий в России 1905–1906 гг. не могло не оказывать влияния на внутрицерковную жизнь, в том числе и на жизнь обновленческих организаций. К середине 1906 г. стало ясно, что Собор ранее 1907 г. вряд ли созовут и что идеи обновленцев скорее всего не получат на нем перевеса: политический маятник качнулся в другую сторону, и «левые» взгляды церковных реформаторов могли в большей степени мешать созыву Собора, чем приближать срок его открытия. Видимо с процессом общего поправения русского общества связано и изменение названия «Союза» столичных обновленцев, летом 1906 г. организовавших новое общество под названием «Братство церковного обновления».
Главной задачей провозглашалось обновление церковного строя на началах первых времен христианства и стало стремление осуществить идеал соборности во всех отраслях церковной жизни. Упоминалась забота членов Братства о распространении православия и о сохранении чистоты догматов православного учения. Членом Братства мог стать любой человек, сочувствующий его основной идее. Тогда же, летом 1906 г., было заявлено что Братство вырабатывает проект устава, который скоро представит на утверждение высшей церковной власти[649].
Изменение названия не слишком серьезно сказалось на самой обновленческой идее, хотя считать появление Братства чем-то незначительным тоже нельзя. Слово «союз» напоминало церковным властям не столько религиозную, сколько политическую организацию, каких в 1905 г. появилось в России великое множество (от профессиональных союзов до союзов идеологических, например – Союза русского народа). Другое дело – «братство». В истории русской Церкви братства сыграли большую позитивную роль и ассоциировались с сугубо православными организациями. Впервые появившиеся в Западной Руси XVI столетия как торговые и промышленные союзы, братства в дальнейшем были религиозно-просветительными сообществами светских и духовных лиц, поставивших себе целью защиту православия в условиях униатского окружения. Прекратившие свое существование в синодальную эпоху, с конца XIX столетия братства вновь стали появляться в империи, но уже как центры борьбы с ложными учениями и сектантством.
Кроме того, давно ожидавшийся Собор не созвали ни весной, ни летом 1906 г.: главная задача Союза церковного обновления осталась невыполненной. Тактическая цель, таким образом, становилась целью стратегической, требующей времени и спокойствия. В менявшихся политических условиях это значило отказаться от максималистских заявлений и доказать церковным властям свою подлинную «православность». Лучшим способом доказать это было проявить свое послушание тому самому священноначалию, о котором в 1905 г. и в прессе, и на собраниях либеральных клириков говорилось как о «тормозе» церковных реформ!
С самого начала Братство не скрывало, что является учреждением полузависимым: согласно утвержденному столичным духовным начальством уставу, все его протоколы, решения и постановления, облекаемые в письменную форму, должны были сообщаться к сведению митрополиту Петербургскому[650]. Впрочем, декларируемая «полузависимость» не мешала обновленцам принимать активное участие в политической жизни страны. Так, «Церковный вестник» в конце 1906 г. поведал, что в мае-июне члены Братства дважды, на частных собраниях, обсуждали совместно с депутатами внесенный в Первую Думу законопроект о свободе вероисповедания[651], то есть занимались обсуждением вопроса, выдвинутого и решавшегося светской властью[652].
Разумеется, «левые» настроения Первой Думы, желавшей добиться максимальной независимости Церкви от государства и в предложенном законопроекте рассматривавшей Православную Церковь наравне с другими религиозными организациями империи, не могли вызвать сочувствия со стороны как светских, так и духовных властей: ведь по существу проект предусматривал отказ от монопольного права Православной Церкви на «оказательство» веры. Участие священников в обсуждении подобного законопроекта в глазах церковного начальства не могло выглядеть иначе, как деятельность, направленная в ущерб интересам Церкви.
Заявления о церковном самоуправлении как правило связывались с требованиями пересмотра прежнего союза с государством и предполагали построение новых с ним отношений. Это свидетельствовало о том, что многие «левые» клирики не видели возможности проведения реформ без серьезных политических изменений и смотрели на существовавший строй как мало соответствовавший интересам Церкви. В этой связи не кажется удивительным, что известные общественные деятели тех лет, традиционно именуемые богоискателями – Д. С. Мережковский, Д. В. Философов, А. В. Карташев и некоторые другие, – осенью 1906 г. попытались привлечь обновленческое духовенство для организации в столице митинга-протеста против усиливавшихся репрессий.
Митинг планировалось собрать в годовщину манифеста 17 октября 1905 г. В этот день думали провозгласить «Воззвание к Церкви», составленное Мережковским в резком полемическом духе. В «Воззвании» предлагалось от имени собравшихся священников и мирян признать правительство отступившим от духа христианства и лишившимся благословения Православной Церкви, разрешить армию от присяги, объявить Святейший Синод лишенным канонических прав и возносить молитвы за освобождение народа, прекратив возношение их за царя и царствующий дом. Заявлялось также и о необходимости созвать Собор