Таким образом, в Церкви наступило время своеобразного «застоя», когда вопросы всеобъемлющего реформирования оказались отложенными в долгий ящик. Однако именно в середине 1910-х годов, когда о патриаршем возглавлении Церкви можно было только мечтать, стало постепенно расти политическое значение столичного митрополита. Последний перед революцией митрополит Петроградский Питирим (Окное) был более влиятелен, чем обер-прокурор Святейшего Синода! Чтобы понять причины этого, необходимо рассмотреть вопрос о том, как после кончины митрополита Антония происходили назначения на столичную кафедру.
§ 3. Столичные архиереи после кончины митрополита Антония (Вадковского): ИХ НАЗНАЧЕНИЯ И ПЕРЕМЕЩЕНИЯ
Назначение на столичную митрополичью кафедру в синодальный период всегда было венцом карьеры епархиального преосвященного. Митрополит Петербургский рассматривался светскими властями не только как высшее лицо православной иерархии, но и как лицо политическое, от которого зависело решение многих церковно-государственных вопросов.
В условиях, когда от надежды на скорый созыв Собора пришлось отказаться, преемник либерального митрополита Антония (Вадковского) должен был отличаться покладистостью и, по возможности, не «надоедать» светским властям призывами к скорейшему установлению канонического строя церковного управления. Но в Русской Церкви едва ли можно было найти такого архиерея, который мечтал бы о сохранении синодального устройства без всяких изменений. Поэтому дело заключалось в ином: назначаемый в столицу иерарх должен был понимать внутриполитические интересы светской власти и не проявлять несвоевременную инициативу.
Наиболее приемлемыми кандидатами на Петербургскую кафедру считались архиепископы: Волынский Антоний (Храповицкий) и Финляндский Сергий (Страгородский), известные сторонники реформ. В глазах светских властей безусловным достоинством первого кандидата был его консерватизм и влияние в среде «ученого монашества». Второй кандидат – архиепископ Сергий – давно зарекомендовал себя блестящим администратором, прекрасно разбиравшимся в направлениях «политического ветра». К тому же во время частых болезней митрополита Антония он замещал его в Святейшем Синоде, прекрасно зная состояние епархиальных дел. Оба иерарха при любом удобном случае напомнили бы светским властям о необходимости Собора, но никогда не стали бы требовать его созыва, считаясь с политическими видами государства. Блестящая богословская подготовка, многолетнее присутствие в Святейшем Синоде и значительный авторитет в архиерейских кругах свидетельствовали о полном соответствии архиепископов высокому назначению. Дело было за государем, окончательно утверждавшим архиерейские назначения.
Однако ни Финляндский, ни Волынский преосвященные не получили столичную кафедру. Архиепископа Сергия Николай II отверг, якобы по причине его глухоты. Скорее всего, причина заключалась в ином: амбициозный, яркий, умеющий принимать самостоятельные решения архиерей не мог не быть «на подозрении». С архиепископом Антонием дело обстояло сложнее. По некоторым сведениям, еще в 1905 г. иерарху дали понять, что «государь хотел бы видеть его Петербургским митрополитом». Но Волынский архипастырь полагал, что устранение законного иерарха – антиканонично и прямо высказался об этом[840]. Таким образом, в годы Первой российской революции он не получил митрополичьей кафедры.
Второй раз история повторилась в конце 1912 г. Согласно собщению Никона (Рклицкого), биографа владыки Антония (Храповицкого), тогда обер-прокурор Святейшего Синода В. К. Саблер предложил императору кандидатуру архиепископа Антония. Николай II согласился. Но владыка не хотел переходить в столицу и попросил обер-прокурора не переводить его в Петербург. Саблер согласился и придумал следующую комбинацию: в столицу переводился митрополит Московский Владимир (Богоявленский), а на его место, в первопрестольную, – архиепископ Антоний. Государь на это согласился и попросил заготовить соответствующий рескрипт. В синодальном подворье, где в то время проживал владыка, новость быстро распространилась: он получил 143 поздравительные телеграммы. Но царь рескрипта не подписал и, вызвав Саблера, признался ему, что передумал. «Владыка Антоний еще молод. Митрополитство от него не уйдет. В свое время он нужен будет в Киеве, а в Москву я решил назначить старейшего из иерархов»[841]. К сожалению, это сообщение епископа Никона (Рклицкого) по другим источникам проверить не удалось. Одно остается несомненным: после 1905 г. в лице архиепископа Антония многие современники видели кандидата на митрополичью кафедру.
Ситуация, однако, разрешилась не в пользу Волынского владыки: 23 ноября 1912 г. в столицу был переведен митрополит Московский Владимир, а на его место назначен архиепископ Томский Макарий (в миру Михаил Андреевич Парвицкий-Невский; 1835–1926), известный миссионер, много сделавший для перевода библейских и богословских книг на алтайский язык. Вплоть до ноября 1915 г. ситуация оставалась без изменений: митрополит Санкт-Петербургский (с 1914 г. – Петроградский) Владимир, первенствующий член Святейшего Синода; митрополит Московский Макарий; митрополит Киевский Флавиан (Городецкий).
Назначение архиепископа Макария многих удивило: не имевший высшего богословского образования провинциальный архиерей назначался на одну из самых почетных кафедр, управление которой требовало не только глубокой архипастырской подготовки (ее-то как раз владыка имел), но также знаний политической и внутрицерковной конъюнктуры, общественных настроений и предпочтений. В тех условиях митрополит Макарий оказывался в исключительно сложном положении: современники видели в нем ставленника Григория Распутина, называли его даже одним из возглавителей «сонма» архиереев, преданных «старцу» и покровительствуемых им[842]. Разумеется, убеждать в обратном у митрополита не было ни сил, ни возможностей, ни желания. Более того, «общественное мнение» его просто не интересовало. Сформировавшийся как личность еще в эпоху Николая I, владыка плохо представлял себе реалии начала XX столетия. «Милый маленький митрополит» (так называли его в царской семье) никогда не выражал протестов, которые могли вызвать высочайшее неудовольствие, ни разу не выступил против «темных сил», олицетворявшихся, по мнению многих, Распутиным. Это было главное отличие, существовавшее между Московским архипастырем и первоприсутствующим членом Святейшего Синода митрополитом Владимиром (в миру Василием Никифоровичем Богоявленским).
Митрополит Владимир родился 1 января 1848 г. в семье священника Тамбовской губернии. Как и отец, он получил духовное образование, закончив Тамбовскую духовную семинарию и Киевскую духовную академию, со степенью кандидата богословия (1874). Карьера «ученого монаха» его, по всей видимости, не прельщала. В. Н. Богоявленский выбрал путь преподавателя духовной школы, в течение многих лет (с 1874 г.) читая в Тамбовской семинарии курсы Священного Писания и гомилетики, литургики и пастырского богословия, преподавая немецкий язык. Он не стал блестящим ученым, как его предшественник по столичной архиерейской кафедре, хотя в 1915 г. и был удостоен степени доктора богословия, но это не помешало будущему митрополиту завоевать искренние любовь и уважение учеников, всегда ценивших честность, открытость и порядочность своего преподавателя. Лишь в январе 1882 г. В. Н. Богоявленский, к тому времени женатый, был рукоположен во иерея к Покровской соборной церкви города Козлова. В 1883 г. он уже настоятель Троицкого храма г. Козлова и благочинный городских церквей.
Впрочем, белым священником о. Василий был недолго. В 1885 г. умерли его жена и малолетний ребенок. Вдовец принял решение о монашеском постриге. 8 февраля 1886 г. его постригли в мантию, а на следующий день – возвели в сан архимандрита, назначив настоятелем Троицкого монастыря в Козловском уезде Тамбовской епархии. Ученый архимандрит, не стремившийся делать карьеру, был сразу же замечен духовным начальством и в том же 1886 г., в октябре, переведен поближе к столице – настоятелем Новгородского Антониева второклассного монастыря. Это назначение открывало тогда путь в столицу – ведь митрополит Петербургский Исидор (Никольский) был одновременно и Новгородским архиереем. Именно он два года спустя, в июне 1888 г. в Александро-Невской Лавре возглавил хиротонию архимандрита Владимира во епископа Старорусского, викария Новгородской епархии.
Дальнейшая карьера епископа Владимира складывалась исключительно удачно: вскоре, 19 января 1891 г. он получил назначение на самостоятельную кафедру в Самару, на которой оставался совсем недолго – всего двадцать один месяц. В октябре 1892 г. 44-летний архиерей получил высокое назначение на Кавказ – экзархом Грузии, архиепископом Карталинским и Кахетинским. Тогда же он стал членом Святейшего Синода. Своим назначением владыка был обязан сенатору А. Ф. Кони, ученику обер-прокурора Святейшего Синода К. П. Победоносцева. Будучи командирован в Самару по поводу происходивших там холерных беспорядков, Кони, как православный христианин, в одно из воскресений посетил кафедральный собор. Сенатор был удивлен и восхищен богослужением, которое совершал местный архиерей, и проповедью, сказанной им по завершении богослужения. Возвратившись в столицу, Кони при встрече с Победоносцевым высказал недоумение: «Как можно держать такого выдающегося архиерея на какой-то захолустной кафедре»[843]. Победоносцев внимательно отнесся к услышанному и вскоре владыка занял четвертое по значению место в списке иерархов Православной Церкви.
Правд, в дальнейшем сенатор несколько разочаровался в своем protégé, убедившись, что тот совсем не выдающийся проповедник. О своем разочаровании Кони не стал сообщать Победоносцеву, хотя мнения о владыке в дальнейшем не