.
С тех пор имя Распутина постепенно сделалось не только известным, но и нарицательным. Информированный общественный деятель, член партии конституционных демократов И. В. Гессен вспоминал, что впервые имя Распутина он услышал «лет за пять до войны от начальника гл[авного] управления по делам печати [А. В.] Бельгарда: он пригласил меня не в управление, а домой, – писал Гессен, – и необычайно взволнованно, задыхаясь и путаясь в словах, глухими намеками говорил об угрозе династии, о загадочном влиянии „старца“, и умолял, во имя интересов родины, воздержаться от разглашения в печати»[897]. В этом рассказе многое удивляет. Выдавая подобную информацию, Бельгард должен был понимать, что тем самым подольет масла в огонь, заставив журналистов интересоваться причинами роста этого «загадочного влияния». Можно предположить, что чиновник постарался с помощью «утечки» предотвратить возможные в будущем газетные разоблачения. Однако, как показало будущее, этого избежать не удалось.
Было совершенно очевидно, что дискредитация Распутина скажется на отношении к царской семье и приведет к критике священноначалия Православной Российской Церкви, которое, в представлении прессы, недостаточно боролось с «хлыстом», а иногда даже использовало его в своих корыстных интересах. На самом деле все обстояло иначе. К Распутину уже давно присматривались, подозревая в сектантстве. Дело Тобольской консистории по обвинению крестьянина Григория Ефимовича Распутина-Нового в распространении подобного хлыстовскому лжеучения было начато еще до всевозможных публичных разоблачений «старца» – 6 сентября 1907 г. – и утверждено местным архиереем Антонием (Каржавиным) 7 мая 1908 г.
Это дело приводит в своей тенденциозной книге О. А. Платонов, стремящийся доказать надуманность обвинений против Распутина, который-де стал жертвой злостной и преднамеренной фальсификации[898]. Расследование, по мнению автора, велось с целью доказать на пустом месте пресловутое «хлыстовство» Распутина. Возникает закономерный вопрос: а с какой стати Тобольскому епископу было начинать это расследование, собирать компрометирующие крестьянина Григория данные? О. А. Платонов полагает, что дело «организовал» великий князь Николай Николаевич, до Распутина занимавший место ближайшего друга и советника царской семьи. «В то время только он мог через руководителей Синода и епископа Тобольского назначить следствие по делу человека, который хорошо был известен в высших сферах и самому царю, – полагает Платонов. – Видимо, сначала дело носило характер проверки – что за человек так приближается к особе царя, а когда великий князь почувствовал ущемление своих интересов – оно приобрело клеветнический характер»[899].
Подобный ход мысли невозможно признать убедительным. Во-первых, Николай Николаевич (как и любой другой близкий императору человек) не мог занять то место, какое занимал «мужик» Распутин: о мечте Николая II преодолеть «средостение» уже говорилось выше. Во-вторых, Николай Николаевич в то время пользовался искренним расположением самодержца, регулярно с ним встречался. Более того, именно в 1907 г. в жизни Николая Николаевича произошло знаменательное событие – он, наконец, получил возможность жениться на великой княгине Анастасии Николаевне, которая 10 ноября 1906 г. развелась со своим первым мужем герцогом Лейхтенбергским. Сообщая об этом в письме матери – императрице Марии Федоровне – Николай II признался, что подтверждение столичным митрополитом Антонием (Вадковским) возможности женитьбы великого князя его очень обрадовало. «Этим разрешается трудное и неопределенное положение Николаши и в особенности Станы, – подчеркивал самодержец. – Он стал неузнаваем с тех пор, и служба его сделалась для него легкой. А он мне так нужен!»[900]
Итак, «нужный» великий князь, облагодетельствованный императором, на свой страх и риск начинает вести работу по сбору компрометирующей Распутина информации! В таком случае стоит признать Николая Николаевича человеком не только подлым, но и недалеким. Однако ни одно из этих определений не может быть подтверждено фактами: принципиальность и честность великого князя в императорской семье считались общепризнанными.
Разумеется, интерес Тобольской консистории к Распутину нельзя признать случайностью: контакты с императорской семьей должны были заставить официальные власти проверить личность сибирского крестьянина, а его частые контакты с женщинами могли насторожить церковное священноначалие. Возбудивший дело епископ Антоний (Каржавин) в 1888 г. защитил магистерскую работу «О рационалистических сектах». Занимаясь изучением рационалистического сектантства, он был, вероятно, знаком и с проблемами сектантства мистического. Близких отношений архиерея с великим князем выявить не удалось (если, конечно, не считать всех антираспутински настроенных пастырей и архипастырей изначальными сторонниками Николая Николаевича).
В деле говорилось, что по собранным сведениям, Распутин из своей жизни на заводах Пермской губернии вынес знакомство с учением «хлыстовской ереси» и ее главарями, а в Петербурге приобрел последователей, которые приезжали к нему в село и подолгу жили в его доме. Сообщалось о проходивших у Распутина молитвенных собраниях, на которых он является с золотым наперсным крестом, а также о хвастовстве Распутина своими знакомствами «с теперешними столпами православия» – архиепископами Сергием (Страгородским), Антонием (Храповицким), архимандритом Феофаном (Быстровым) и другими. Источником информации было местное духовенство. Конфликт Распутина «с определенной частью духовенства» возник, по словам О. А. Платонова, давно и носил принципиальный характер[901]. Местные клирики имели возможность регулярно наблюдать за поведением «старца», чего были лишены его высокопоставленные «духовные друзья» в Петербурге, и давно подметили особое отношение Распутина к женскому полу, о чем в деле также имелась информация.
Изучив материалы, член Тобольской консистории протоиерей Дмитрий Смирнов подготовил епископу Антонию рапорт, приложив к нему отзыв инспектора местной семинарии Д. М. Березкина. «Внимательно исследуя материал, имеющийся в деле об учении и деятельности крестьянина слободы Покровской Григория Распутина-Нового, – писал Березкин, – нельзя не прийти к выводу, что пред нами группа лиц, объединившихся в особое общество со своеобразным религиозно-нравственным укладом жизни, отличным от православного»[902]. Рапорт архиерей утвердил, очевидно согласившись с приведенными доводами.
Таким образом, Григорий Распутин воспринимался в своей епархии как человек, подозреваемый в хлыстовстве. Чтобы понять, что значило подобное обвинение, необходимо сказать несколько слов о признаках хлыстовства, а также разобраться в восприятии упомянутого термина в интересующее нас время. Согласно православным представлениям, главными причинами сектантства являются неблагоразумная ревность человека о своем спасении; гордость и высокомерие, повергающие иногда в духовную прелесть даже подвижников; увлечение ложной наукой и философией; плотские страсти, нравственная разнузданность и ложно понятая свобода, доводящая людей до самообоготворения.
Профессор-протоиерей Тимофей Буткевич, в дореволюционной России считавшийся одним из крупнейших знатоков сектантства, писал, что в начале XX века хлыстовство «в той или другой форме» охватило «всю русскую землю». У хлыстов не было точно определенного богослужебного ритуала, общепринятого катехизиса, почему и классифицировать их молитвенные собрания, охарактеризовать виды их богослужений исследователям не удавалось. «Как верования хлыстов зависят от непосредственных откровений их лжехристов и лжепророков, – писал о. Тимофей, – так и их религиозные „радения“ всегда носят случайный характер, так как все относящееся к ним – место, время, продолжительность, выбор кантов, их напевы, чтение книг Св. Писания, речи и виды „кружений“ или „радений“ в собственном смысле – зависит каждый раз от усмотрения лжехристов или лжепророков (общее название их в „корабле“ – „старцы“)»[903].
Подобная трактовка давала значительный простор для определения хлыстовства. Сколько лидеров (лжехристов) – столько и сект. Под единый знаменатель, таким образом, можно было свести всевозможные религиозные новации, обязанные своим появлением неформальному лидеру («старцу») и нашедшие в традиционно православной среде некоторое количество почитателей. Кстати, и отличить настоящих православных от хлыстов было достаточно непросто: по внешнему виду последние казались самыми благочестивыми православными, регулярно посещали храм, почитали иконы. Какие же меры предпринимали миссионеры Православной Российской Церкви, чтобы распознать сектантов?
Они проанализировали внешние признаки, по которым можно было опознавать хлыстов. Стоит кратко обозначить эти признаки, как установил их официальный миссионерский съезд: проверенная народная молва; ночные собрания; легкие половые отношения, нескрываемые прелюбодейные связи; воздержание от мясной пищи; неупотребление спиртных напитков; истомленное лицо, неподвижный взгляд, гладко причесанные волосы (умасленная голова у мужчин и белый платок у женщин), вкрадчивая смиренная речь, нервные передергивания тела и своеобразная походка; мистические картины в домах; отсутствие на крестинах, свадьбах, брезгливость к акту рождения; называние друг друга уменьшительными именами; любовь к сладостям[904].
Очевидно, что по таким признакам весьма непросто определить сектанта: даже беспорядочные половые связи и уклонение от крестин в полной мере не дают представления о сектантстве подозреваемых «народной молвой». Не стоит забывать, что в то время слово «хлыст» считалось нарицательным и обозначало в устах православных миссионеров ругательство, по остроумному замечанию правозащитника и публициста А. Амальрика, имевшее тот же смысл, что впоследствии слово «фашист» у коммунистов