После истории с Флорентинским собором и бегством митр. Исидора русские митрополиты стали избираться и поставляться русскими епископами. Первым митрополитом, поставленным после этого, был митр. Иона. Желая обеспечить преемство церковной власти, вел. Кн. Василий Васильевич еще при жизни митр. Ионы, «познав отца своего митрополита немощь», созвал русских епископов для избрания митрополита-заместителя. Из грамоты об избрании мы узнаем, что самым активным лицом в избрании являлся сам митр. Иона, о чем в грамоте отмечено в следующих словах: «И господин наш и отец Иона, митрополит Киевский и всея Руси, рассудив по Божественным правилам и обговорив с вел. Кн. Василием Васильевичем да с нами со своими богомольцы, избрал и благословил на тот превеликий степень святительства» Феодосия, арх. Ростовского. Однако и этот первосвятитель недолго управлял Русской Церковью и в 1464 году принужден был оставить митрополию «ради тяжкого своего недуга». Он также, «поговоря с князем и княгинею», благословил на свое место еп. Филиппа. По этому поводу Новгородский арх. Иона писал митр. Феодосию: «Мы же со своею братиею в едином совете пребываем неподвижно, и его же ты благословил в свое место, тому рады есмы в повиновении быти».[28]
Нельзя не отметить того обстоятельства, что современники этих актов придают огромное значение факту «благословения» преемника его предшественником. Нет никакого сомнения, что в тогдашних условиях это лучше обеспечивало преемство церковной власти и, когда по тем или другим обстоятельствам, такого благословения не было, возможность смуты была более угрожающей.
Уже в патриаршее время мы сталкиваемся с институтом «местоблюстительства». К концу 1612 года не стало в живых Патриарха Гермогена. Собравшееся в Ярославле ополчение не считало возможным поставить в Ярославле патриарха, однако просило старейшего в то время иерарха, Казанского митрополита Ефрема, поставить митрополита «на Крутицы». С конца 1613 года управление Русской Церковью перешло ко вновь поставленному Крутицкому митрополиту Ионе, управлявшему ею вплоть до возвращения из польского плена митр. Филарета и его поставления в патриархи (июнь 1619 г.). Таким образом, митр. Иона управлял Русской Церковью почти пять с половиной лет на правах местоблюстителя. Патриарх Никон в 1658 году, уезжая из Москвы в Воскресенский монастырь, настаивая на скорейшем избрании нового патриарха, передал управление митрополиту Крутицкому Питириму, который управлял церковью до 1664 года, когда он был перемещен на Новгородскую кафедру, а местоблюстительство было возложено на Ростовского митрополита Иону, которого в этом звании сменил новый Крутицкий митрополит Павел, управлявший церковью до 1667 года, т. е. церковь девять лет управлялась «местоблюстителями». Со смертью патриарха Адриана до учреждения Св. Синода, т. е. в течение 20 лет, Русская Церковь управлялась местоблюстителем, Рязанским митрополитом Стефаном. В 1721 году был открыт Св. Синод, к которому и перешло высшее церковное управление в России. Таким образом, за время от учреждения патриаршества до открытия Синода, т. е. за 132 года, на местоблюстительское управление падает 34 года. На протяжении XVII века и последнего десятилетия XVI столетия, т. е. за 110 лет, местоблюстители управляли Русской Церковью 14 лет. Хотя институт местоблюстительства был институтом исключительным, однако функционировал он, как мы видели, довольно часто. Таким образом, местоблюстительство являлось хотя и временным, но институтом, сохранявшим преемство церковной власти. Насколько важное значение придавалось в 17 веке «благословению» предшественника, видно из того, что сам Патриарх Никон назначил митрополита Питирима местоблюстителем, когда оставил управление церковью, и позднее настаивал на своем праве поставить себе постоянного заместителя, т. е. нового патриарха.
Одним словом, русская церковная практика за время с момента ослабления зависимости от Константинополя до учреждения Св. Синода, т. е. за четыре века, свидетельствует о том, что одним из важных моментов сохранения преемства церковной власти являлось «благословение» предшественника, независимо от того, касалось ли это временного замещения или постоянного.
Нельзя не отметить еще одного обстоятельства: местоблюстительство в практике XVII века в большинстве случаев возлагалось на Крутицкого митрополита, как ближайшего помощника Московского Патриарха по управлению Московскойепархией и ближайшего советника в делах общецерковных. Такая практика была усвоена несмотря на то, что «по чести» своей кафедры Крутицкий митрополит занимал четвертое место, уступая первенство чести митрополитам: Новгородскому, Казанскому и Ростовскому.
Главнейшие выводы из всего сказанного выше могут быть сведены к следующим двум положениям: 1) в русской церковной жизни придавалось огромное значение «благословению» предшественником преемника, 2) сложился и институт «местоблюстительства», как временной формы церковной власти.
За время существования Св. Правительствующего Синода, когда вообще отсутствовал епископ, «начальствующий» в Русской Церкви, вопрос о преемстве власти потерял то значение, которое он имел в предшествующее время.
С восстановлением патриаршества этот вопрос приобретает снова значение. Он был разрешен до известной степени законодательством Большого Московского Собора 1918 года. Этим законодательством было предусмотрено «местоблюстительство», причем оно не переходило автоматически к старшему из иерархов, но выборы местоблюстителя составляли обязанность высших церковных органов: Священного Синода и Высшего Церковного Совета. Ясное дело, что такой порядок мог иметь место только при условии правильного функционирования этих учреждений.
Обстоятельства русской жизни были таковы, что функции названных учреждений всецело были переданы лично Патриарху еще в октябре 1920 года.
Арест Св. Патриарха и обстоятельства, последовавшие за этим арестом, с несомненностью убедили Патриарха, его сотрудников и все русское церковное общество, что эта передача функций высших учреждений Св. Патриарху имеет огромное значение для церкви.
На основании этой передачи Св. Патриархом было составлено два акта о назначении местоблюстителей. Первый из них был составлен тотчас по освобождении – в 1923 году. В январе 1925 года, в отмену акта 1923 года, была составлена новая грамота,[29] которая, в порядке последовательности, указывала трех лиц, коим поручалось местоблюстительство на случай смерти Св. Патриарха впредь до законного избрания нового патриарха. Этими лицами были: митр. Кирилл, митр. Агафангел и Петр, митр. Крутицкий. При этом было предусмотрено, что в случае невозможности управлять церковью для первого, местоблюстительство переходит ко второму, а в случае, если и второй не будет в состоянии фактически нести эти обязанности, то в патриаршие права и обязанности вступает третий. Таким образом, в наличных условиях вопрос о преемстве власти был разрешен безусловно авторитетным велением Св. Патриарха Тихона, действовавшим на основании имевшихся у него полномочий.
Последний акт Св. Патриархом Тихоном был подписан в день Рождества Христова. Он был вызван двумя обстоятельствами: 1) изменениями, происшедшими к началу 1925 года в составе русской иерархии, 2) состоянием здоровья Патриарха, которое в это время уже могло внушать опасения за жизнь Святейшего.
Тяжкие внешние условия жизни и еще более тяжкие внутренние переживания подорвали жизненные силы его, и уже к началу 1925 года Св. Патриарх Тихон находился в состоянии крайнего переутомления, выражавшегося в ослаблении сердечной деятельности, осложненного грудной жабой. В начале января было решено поместить его в больницу. Больницей, приютившей «главу русских епископов», оказалась больница Бакуниных на Остоженке. По прибытии больного в больницу был созван консилиум.
Консилиум пришел к единодушному решению, что больной нуждается в строгом режиме и полном удалении от дел. Две первые недели Святейший провел в относительном покое: все время оставался под наблюдением врача, никуда не выходил, много читал и в том числе русских классиков. Больной, однако, и в это время не знал полного удаления от дел. Его навещали разные лица и особенно часто митр. Петр, который по своим обязанностям нуждался в указаниях Св. Патриарха.
Через две недели наступило заметное улучшение в состоянии больного, и он стал выезжать по праздничным и воскресным дням для совершения богослужений. На все возражения докторов Св. Патриарх отвечал, что служение – его долг и что уклоняться от него он не может. Наконец, вошел и в более активную работу по управлению: стал посещать и заседания. Протесты против этого со стороны медицинского персонала не имели никакого успеха.
Между тем церковные дела вызывали все новые и новые волнения: отношения внутри России далеко не были приведены к тому положению, к которому стремился Св. Патриарх, из заграницы шли также неутешительные вести, которые еще более осложняли и без того нелегкое положение. Св. Патриарх знал, что его заподозрили «в действиях под давлением». Все это вынуждало его на такие заявления, которые если и делались им до сих пор, то далеко не в столь категорических выражениях. Святейший подготовлял новое послание, которое он хотел связать с моментом своего вступления в управление после перерыва, связанного с переездом в больницу.
Общее положение Св. Патриарха ухудшилось в связи с болезнью зубов. Он стал плохо спать. Начали впрыскивать морфий, хотя и в минимальных дозах. Сначала было решено зубов не трогать, но ввиду появления опухоли пришлось удалить три зуба и вычистить челюсть. Эта болезнь была ликвидирована совершенно. В связи с наступившей снова общей слабостью, доктора потребовали прекращения выездов, чего в этот раз Святейший не выполнил. 25 марта (ст. ст.), к вечеру, Св. Патриарх объявил, что по обстоятельствам, не терпящим отлагательства, он вынужден поехать в город. Св. Патриарх поехал на оч