481.
Адмирал рассудил, что лучше ему не стоять далее в глубине залива, опасаясь, что неприятель выведет суда в море ночью, а берег был высокий, поэтому также лег в дрейф носом на восток; на рассвете увидели все неприятельские корабли, которые из‐за безветрия застряли у берега при Наполи на расстоянии двух лиг.
В 3 часа ночи был дан сигнал лечь в линию де баталии. Ветер очень слабый, тогда как перед нами были 10 кораблей и турки с их галерами впереди кораблей с очень большими ботами, которые двигали по 20 гребцов. [Перечеркнуто:] *Отправил гонца на берег в Наварин, чтобы сообщить графу Орлову и адмиралу Спиридову о силе неприятеля и его расположении, гонцом был один из наших морских офицеров, а двое греков при нем проводниками*.
В 4.17 утра увидели 24 больших и малых неприятельских судна близко к берегу. В 6 утра подул бриз с материка. Неприятель и мы продолжали поворачивать к наветренной стороне, но ветер был очень слабым. Неприятель, не оправившийся от паники, не погнался нас атаковать, что теперь они бы могли с легкостью предпринять, при попутном-то ветре.
В 7 утра дали сигнал лавировать против ветра вперед в линии. Получили с курьером письмо от графа Орлова и ответили ему, ознакомив с положением дел и силой противника; отправили морского офицера для объяснения, так как я [Элфинстон] успел только продиктовать короткую записку.
В 9.04 ветер весьма тихий, дали сигнал вооруженным баркасам и транспорту «Граф Панин», на которых были гребцы, взять наш корабль на буксир в надежде подойти достаточно близко, чтобы обстрелять неприятеля. В 11 утра пришел бриз с моря; мы вытянулись в линию и начали подходить к неприятелю. [Фрегат] «Надежда» не подчинился сигналу, хотя сигнал был дан уже час назад. Мы должны были всей эскадрой наступать на противника.
В 11.55 турецкий адмирал утянулся вглубь бухты и остальные неприятельские суда последовали за ним под прикрытие фортов. Как только они легли на якорь, главные корабли повернулись своей палубной артиллерией в нашу сторону, и в полдень они все стояли на якорях.
Вторник [18]/29 мая. 12.30. Наша эскадра идет в линии де баталии вперед, так как ветер достаточен, чтобы идти при марселях и фоках. Обнаружилось, что неприятель расположился весьма защищенно, прикрытый фортом Палнита482, который расположен на маленьком островке, и двумя другими фортами, находящимися на холмах.
Адмирал [Элфинстон] решил их атаковать на ходу под парусами, и если удастся, палить по ним из гаубиц и поджечь. Когда мы прошли первый форт, адмирал приказал гаубицам на баке палить навесным огнем, что заставило турок, которые не ожидали, что ядра будут летать у них над головами, поменять положение. В 3 часа 45 минут пополудни мы сформировали линию по левому борту, лавируя против ветра и находясь на перпендикуляре неприятеля, который дал пушечный сигнал из форта Палмето483; необычайное число людей тотчас появилось в их фортах и на батареях. Два адмиральских корабля и две батареи палили в нас, большинство ядер ложились около нас в воду и перелетали через нас, когда эскадра отвечала им пальбой. Главные 8 кораблей неприятеля палили медленно и очень регулярно, мы миновали их вновь при другом повороте, обмениваясь выстрелами, и когда мы подошли к фортам, то попали под их встречный огонь, но очень мало ядер в нас попадали, так как эти форты были расположены столь высоко. Когда мы их проходили второй раз, один из наших снарядов упал около штаг фок-мачты корабля, стоящего в центре их линии, и как только неприятель это заметил, ему пришлось отрубить и сбросить бушприт484.
Впервые проходя мимо неприятеля, мы поняли, что имеется достаточно места, чтобы некоторые корабли поставить на якорь напротив Наполи ди Романия, и мы сможем, встав на якорь, с флангов прикрывать все свои корабли и оказаться вне поля досягаемости орудий их фортов. Поэтому поняв, что прежний метод атаки не эффективен, решили пройти неприятеля еще раз, чтобы «Саратов» бросил якорь в том месте, которое адмирал для него выбрал, приказав остальным кораблям стоять на их позициях, чтобы отвлечь неприятеля и, если возможно, атаковать его перекрестным огнем.
Соответственно, в 5.15 утра [18/29 мая] прошли мимо неприятеля и приняли их огонь, повредивший только местами наши паруса. Теперь у нас было определено место, где мы намеревались бросить якоря и остаться под марселями на трех румбах от ветра, но в это время наш грек-лоцман прокричал и затопал ногами, чтобы мы бросили якорь, который уходил на 10 саженей в воду, чему мы не подчинялись до тех пор, пока при повторных криках и знаках о грозящей опасности мы не поменяли направление, чтобы лечь на якорь в линию с другими. Однако из‐за того, что реи не были плотно закреплены, корабль совершил неудачный поворот, что принудило нас бросить якорь и опустить марсели, втянуть шпринг, отойти на треть кабельтова и начать очень частую пальбу в три адмиральских корабля. Но вскоре мы прекратили, так как увидели, что наши выстрелы не вредят неприятелю. Ветер совсем, казалось, стихал. Мы установили паруса и бросили шпринг, отрубили наш канат, оказавшись в затруднительном положении, в котором теперь мы должны были в одиночку выдержать огонь правым бортом, лавируя против ветра.
Мы не собирались палить, но когда первые четыре ядра попали в нас и убили двух человек, адмирал дал приказ стрелять из пушек, после этого очень мало неприятельских ядер в нас попадали, и у нас было основание думать, что это происходит потому, что и наши выстрелы сыграли свою роль. «Саратов», следуя за нами, был принужден лечь на якорь вскоре после того, как мы сошли со своей последней позиции, поскольку ветер был очень слабым. Мы вышли из-под обстрела фортов, которые нас не забывали при нашем проходе485.
Был дан сигнал всем шлюпкам продойти на помощь «Саратову». Увидели, что ни один корабль не послал своих шлюпок, это было совсем необычно, так как положение «Саратова» было весьма опасным486. Мы продолжали оставаться на ходу, хотя ветер был слабым и совсем стих. В 11 часов утра появился легкий бриз из залива, когда наши шлюпки вернулись от «Саратова»; с них сообщили, что корабль в пути и вскоре присоединится к нам. В 2 часа ночи «Саратов» присоединился к флоту, который весь выходил из залива.
При свете дня мы обнаружили два неприятельских корабля, которые меняли свои позиции и переместились туда, где раньше были мы и «Саратов»; прочие оставались на тех же позициях, что и вчера. Мы продолжали идти в направлении острова Спеце, откуда мы могли наблюдать перемещения неприятеля. Адмирал разрешил нам ожидать при этих островах в надежде на подкрепление. Но адмирал опасался, как бы несчастья не приключилось с офицером, которого он послал курьером по суше в день первого столкновения. Он послал [еще] офицера487 на одном из греческих судов со следующим письмом к адмиралу Спиридову.
«Святослав» в заливе Наполи ди Романия, 18/29 мая 1770 г.
Сэр,
Вчера я имел честь послать курьером офицера, чтобы ознакомить Ваше превосходительство с моим положением и с тем, что турецкий флот все еще лежит на якорях, но опасаясь, что с моим курьером могло произойти несчастье, я послал греческое судно с настоящим письмом. Есть сведения, что еще 7 турецких [судов] видели при острове Идра, поэтому если они присоединятся к прочим, то станут очень тяжелым противником для обеих наших эскадр. Но если я получу подкрепление кораблями, которые Вы сможете мне выделить, или если Ваша служба позволит двум эскадрам объединиться, морская мощь турок будет разрушена, и помимо падения большинства островов Архипелага станет возможной попытка [взять] Константинополь.
Я все время переживаю, что у меня нет капитана, говорящего на другом языке, кроме русского, поэтому, поскольку это абсолютно необходимо и для блага службы, я бы очень хотел, чтобы капитан Роксбург488 из Вашей эскадры был назначен моим капитаном, так как во время сражений это имеет в особенности величайшее значение, и я это уже испытал.
Я буду стараться не упускать неприятеля из виду и наблюдать за его передвижениями между островами Спеце и Мореей. После того как я обнаружу любой корабль Вашей эскадры, я вывешу штандарт на фор-брам-стеньге, и ответом на это может быть поднятие английского флага на грот-брам-стеньге, после этого мы оба поставим обычный сигнал, чтобы указать, что мы друг друга опознали.
Имею честь оставаться покорнейшим слугой Вашего превосходительства
Д. Э.
Его превосходительству адмиралу Спиридову.
Мы продолжали оставаться при Спеце до 31‐го [мая, морские сутки], наблюдая за передвижениями противника.
Среда [19/]30 [мая]. В 6 утра, будучи около островов Спеце, мы увидели турецкий флот в движении. 17 судов шли под парусами при свежем ветре, дующем с материка. 10 кораблей оказались линейными.
В 8 утра был дан сигнал встать на траверзе в линию, что вскоре и было сделано. В 11 утра Уильям Бойд489, лоцман «Саратова», поднялся на борт с посланием от командора Барша, сообщавшего адмиралу, что турецкий флот выходит, и он в три раза превосходит наши силы; что его корабль не в состоянии сражаться, и они не могут сражаться; и что если адмирал решает оставаться и начинать действовать, то он должен отступить и спастись. На это адмирал отправил ответ с лоцманом, что он получил его послание и примет его во внимание в нужное время. Для подтверждения этого необычного послания граф Разумовский и князь Гагарин490 (оба говорившие по-английски) были отправлены адмиралом, чтобы узнать правду о послании, из опасения, что мистер Бойд не знал по-французски достаточно, чтобы передать настоящее содержание письма. Когда они привезли ответ, подтверждающий послание, привезенное мистером Бойдом, с дополнением, что по Регламенту (Уставу)* его [командора Барша] бы оправдало то, что неприятель вчетверо превосходил нас по силе и что это было на благо службы