Замечание [на поле отмечено, что это marginal note]:
Отправиться туда за помощью было весьма мастерским ходом графов, если учитывать характер отношений двух дворов [русского и Бурбонов], о чем он не мог не знать, но, как мне позднее сообщали, его брат [Федор Орлов] хотел увидеть такое очаровательное место, как Мессина. Этой причины оказалось вполне достаточно, сколько бы при этом ни пострадала служба императрице. Их приняли так, как можно было ожидать, хотя и терпели, что граф [Федор] остановился у английского консула. Им был назначен 60-дневный карантин, и потом, когда один или два человека умерли на борту, были добавлены еще 20 дней карантина707. Короче говоря, их там взяли измором – после почти трех месяцев, проведенных там, их обязали покинуть порт, не дав разрешения на свободные сношения с берегом, что заставило их идти на Мальту, где после еще одного карантина им позволили сойти на берег и после шестимесячного отсутствия «Ростислав» привели в пригодное к службе состояние708. А если бы граф согласился, когда он покидал Лемнос, с моим прошением и отправил корабли, которые больше всего требовали ремонта, со мной в Маон, их бы отремонтировали за половину того времени и дешевле, и лучше оснастили бы, так что они могли бы скорее продолжать действовать против неприятеля.
До своего отъезда граф оставил приказы адмиралу Спиридову провести военный суд над капитаном Роксбургом за потерю «Святослава»; заседания суда проходили нерегулярно709, их откладывали, иногда случались перерывы на неделю. Они приказали принести им все судовые журналы, включая журнал английского лоцмана Гордона. [Только] один из членов суда – капитан Борисов – мог хорошо читать по-английски710, и моему секретарю Ньюману было приказано присутствовать в качестве переводчика. Но я уверен, что его малодушие не позволило бы ему (хотя и под присягой) переводить многие части журнала Гордона, так как некоторые российские офицеры столь сурово были представлены в этом журнале, что бедный переводчик никогда не рискнул бы сказать им правды, не подвергая себя при этом величайшей опасности. Во время заседаний члены суда обратились к адмиралу Спиридову за некоторыми сведениями о Гордоне, и адмирал написал мне. На это я ответил:
Тассо, «Не Тронь Меня» 13 ноября (ст. ст.) 1770 г.
Сэр,
Имею честь отправить вам копию договора, заключенного с мистером Гордоном, копию моих приказов лоцманам, копию письма от мистера Гордона капитану Роксбургу и сведения, представленные мистером Гордоном относительно того, чтó он знает о потере «Святослава», с переводами.
До того как мистер Гордон711 был принят на службу, меня заверили относительно его способностей, поскольку он был капитаном каперского судна в Архипелаге в прошлую [Семилетнюю] войну, служил также в Английском флоте, но он никогда не доходил на север [Эгейского моря] до Лемноса. Я должен отдать ему должное, сказав, что он очень рассудительный человек и, что очень примечательно, я никогда не слышал ни малейшей на него жалобы ни от одного из русских офицеров. Я также должен сообщить, что после полудня вплоть до момента, когда мы отправились от Имброса, греческого лоцмана на борту не было. Капитан Роксбург пришел ко мне и сказал, что, поскольку не было уверенности в том, когда сможет появиться греческий лоцман, то поскольку капитан-лейтенант Кривцов был на Лемносе, где стоял граф, и был там, когда командовал пинком «Св. Павел», он [Кривцов?] предложил и пожелал взять на себя ответственность за корабль – на это я ответил, что я рад. На основании этого он и нес эту ответственность712.
Имею честь оставаться, сэр, Вашего превосходительства
Д. Э.
Его превосходительству адмиралу Спиридову.
С тех пор как случайно (accidental) был сожжен Оттоманский флот713, российские офицеры, думая, что они выше офицеров всех морских держав, начали постепенно относиться к англичанам менее учтиво, кроме случаев опасности, когда они просили их о помощи, а также когда они часто с их кораблями попадали в положение, которое казалось им опасным, и они уступали корабль в руки лоцманов.*
[на поле, зачеркнуто:] *Совершенно ясно, что англичане многое из этого заслужили, так как они бы никогда не уступили российским офицерам ни малейшей заслуги и часто им в лицо говорили об их трусости и непросвещенности (want of civility)*.
Из-за частых ссор меня завалили жалобами, но, когда я начинал расспросы, оказывалось, что виноватые были с обеих сторон. Однако я не мог пройти мимо одной жалобы, которая была подана Кейси, лоцманом с «Надежды», в особенности потому, что все произошло на квартердеке «Не Тронь Меня», где развевался мой флаг. И поскольку формальная жалоба была подана мне в письменном виде, я написал следующее письмо адмиралу Спиридову:
Тассо, «Не Тронь Меня», 20 ноября ст. ст. 1770 г.
Сэр,
Мне жаль обеспокоить Ваше превосходительство делом такого рода, но так как мистер Кейси обратился ко мне за удовлетворением, я посылаю Вашему превосходительству перевод его прошения, а также счет деньгам, взятым капитаном Поливановым у его людей, за что, как мне было сообщено, он, Кейси, был жестоко бит без какого-то повода. Если капитан Поливанов пожаловался бы мне на какое-либо грубое обращение со стороны Кейси, я бы сделал все, что в моих силах, чтобы удовлетворить его соответствующим образом, но я принимаю во внимание, что он требовал сатисфакции от человека, который может пользоваться только одной рукой, поскольку другая у него ранена, а это низко и малодушно; также оскорбительно для меня то, что это происходило на квартердеке, где развевается флаг Ее и[мператорского] в[еличества]. Из проведенного мною расспроса выяснилось, что ссора произошла из‐за воровства. Капитан Бешенцев сказал капитану Поливанову, чтó Кейси прилюдно о нем говорил, это привело Поливанова в такую ярость, что он тотчас побил его, даже не поговорив. И Кейси говорит, что он готов под присягой сообщить, что он видел, как в каюте пересчитывались деньги, и что несколько русских знают, что это факт.
Имею честь оставаться Вашего сиятельства
Д. Э.
Его превосходительству адмиралу Спиридову.
Отправив это письмо, я ожидал, что адмирал Спиридов проведет расспросы, но ничего, насколько мне было известно, не было сделано. Спустя несколько дней я слышал, что стороны пришли к согласию и стали вновь добрыми друзьями. Вскорости Кейси отомстил: когда Поливанов слишком много выпил, он воспользовался своей одной рукой и вернул удары с прибытком, а перед тем как покинуть корабль, он ухитрился добиться от капитана, чтобы тот ему выплатил 20 голландских дукатов: он пригрозил подать на него в суд, если капитан Поливанов когда-нибудь окажется в Англии. Кейси написал расписку об отказе от претензий (как он сказал ему), чем Поливанов был удовлетворен714.
Задолго до того, как на «Три Святителя» установили новую грот-мачту и бушприт, вся моя эскадра была приведена в настолько хорошее состояние, насколько позволило место пребывания. Мы соответственно ожидали, что должны проследовать к Паросу, так как со всем испеченным хлебом мы имели запас не более чем на 28 дней, а мука вся была израсходована.
Однако адмирал Спиридов сказал, что каждому кораблю необходимо взять с собой сколько возможно морских солдат, чтобы защитить людей на Паросе на случай, если турки сделают десант, – это заняло у нас еще 10 дней. С Пароса между тем пришло судно и привезло адмиралу Спиридову пакет, содержание которого не разглашалось. На следующее утро адмирал Спиридов дал сигнал сниматься с якоря, который мы повторили, и каждый корабль последовательно стал сниматься715. На следующий день, 26 ноября/[7 декабря], пополудни мы все встали под паруса, следующее рандеву было назначено на Паросе.
Как только мы покинули восточную оконечность, выходя с рейда Тассо, и собирались ужинать, лейтенант от адмирала Спиридова поднялся на борт и привез мне реляцию (letter of communication), как они его называют, в которой мне сообщалось, что адмирал Спиридов получил сведения от графа Орлова, что 12 дульциниотских судов716 и 3 алжирских военных корабля направляются в Константинополь, полные алжирцев, и требовал, чтобы я отправился на их поиски. Адмирал хотел, чтобы я оставил с ним «Африку», чтобы усилить его эскадру, и чтобы дал соответственный приказ капитану. Было уже слишком темно, чтобы обмениваться сигналами, поэтому вместо того, чтобы изменить курс, чтобы преградить путь тем судам, я должен был следовать прежним курсом до рассвета, до тех пор пока я мог дать сигнал для переговоров с «Африкой», лучшим фрегатом из двух, что были у меня, и притом новым.
Как только дело было закончено, две эскадры разлучились. Их эскадра пошла на Парос, а наша, состоящая только из «Не Тронь Меня», «Саратова» и «Надежды», не без трудностей обошла Лемнос по пути к Тенедосу. Когда мы прошли Лемнос и его порт, все казалось столь же спокойным, как когда мы его покидали, не видно было ни души.
Мы повернули и увидели Митилини. На следующий день пополудни со свежим бризом мы оказались между мысом Баба и Тенедосом почти напротив руин Трои, когда я заметил два паруса, скользящих около берега прямо впереди от нас. Вскоре после того матрос на салинге закричал, что видит 10 или 12 парусов. Мы поставили брамсели, отдали рифы марселей и, подняв все паруса, сделали сигнал погони. Мы догоняли их очень быстро, и «Не Тронь Меня» шел на ветре к передовому судну на всех парусах в надежде отрезать их до того, как они войдут в гавань Тенедоса. Но бесполезно, они все успели войти, кроме самого последнего, разбираться с которым я оставил «Саратов».