После Даврон направился к своим людям, ведя лошадь под уздцы. Под деревом его ждали братья по вере. Они уже знали: сейчас будет весьма тяжелый разговор.
Николаев же зашагал к речке, за ним – его солдат. У берега полковник снял халат, чалму и склонился над водой. Умыв потное лицо, шею, сел на край широкого камня. Утомленный ездой, он стянул сапоги и опустил ноги в прохладную воду.
– Почтенный Одылбек, – обратился к нему охранник, – не желаете поесть? Есть шурпа, говорят, очень вкусная.
– Пока не хочу: сильно устал.
В это самое время рядом появился Таксынбай. Он сам принес советнику горячий бульон, тем самым оказывая знаки внимания.
– Должно быть, наш Одылбек голоден с пути, поешьте, – сказал он и опустил на камень чашку и черствую лепешку хлеба.
Едва Николаев принял за еду, как деревянная ложка застыла в руке. В его голове мелькнула страшная мысль: «Почему Таксынбай сам принес еду, обычно это делает мой солдат? Может быть, по приказу эмира он всыпал в мой бульон яду? Здесь никому нельзя доверять».
– Спасибо, командир, но я так устал, что никакая еда не идет в горло. После съем, а сейчас хочу только покоя, – и полковник опустил чашку на камень.
– Но бульон остынет быстро. А сейчас еще мяса принесут.
– Ладно, – согласился полковник, – чуть отдохну и примусь за еду.
Между тем Таксынбай направился к дервишам, которые обсуждали случившееся. Появление чужака заставило их умолкнуть. Таксынбай опустился рядом с Давроном и сам завел разговор об этом подлом смутьяне. И вновь уже до мелочей командир описал заговор и в конце осудил дервишей, что те не сообщили ему и чего-то выжидали.
– Мы не успели этого сделать, – стал оправдываться один из них перед Давроном. – Ко всему, мы испугались, ведь этот подлый Рашид уверял, что многие солдаты уже на его стороне. Мы ничего не могли понять и решили ждать нашего досточтимого Даврона.
– Не надо искать оправдания и говорить глупые речи.
А тем временем Николаев сидел у речки и смотрел на Таксынбая, который вел жаркую беседу с дервишами. Тут Виктор толкнул свою чашку, и бульон разлился по камню. Затем окликнул охранника, который тоже ел в сторонке на земле, и велел принести еще бульон. Солдат заспешил к котлу. Николаев снова задумался: конечно, его опасения могли быть напрасны, и все же береженого Бог бережет.
В эту ночь дежурство нес сам полковник, а затем его сменил Таксынбай. Ночь прошла спокойно. Рано утром – еще было темно – Николаев открыл глаза и глянул вокруг: дервиши уже молились под деревом, совершая поклоны. У каравана стоял караул с ружьями. Николаев облегченно вздохнул, мечтая о скорейшем завершении этого дела.
Солдаты еще дремали под шатрами, им торопиться было некуда: свое дело они сделали. Дальше караван поведет Даврон со своими дервишами. Именно они спрячут золото в пещере.
Николаев умылся в речке, и его солдат подал купцу полотенце, а затем и халат с чалмой. После Одылбек подошел к дервишам. Те только закончили молитву и готовились к трапезе. Николаев сел рядом с Давроном.
– Принесите господину Одылбеку кушанье, – дал указания глава общины, и один из дервишей кинулся к котлу.
Все ели молча. У каждого в руках была чашка с бульоном, а в середине тарелки лежали куски мяса. Купцу тоже подали чашку. Лишь раз глотнув жирного бульона, советник взялся за мясо. Николаев так и не привык есть по утрам жирную пищу, хотя здесь так заведено издревле.
Вскоре к ним подсел Таксынбай, и ему тоже подали чашку. За едой о будущем деле говорили мало: все было обговорено еще вчера.
Перед дорогой Николаев и Таксынбай пожали руку вожаку дервишей. Караван с погонщиками-дервишами двинулся в глубь ущелья. Во главе ехал Даврон на своем туркменском скакуне. По расчетам советника, они должны были вернуться вечером того же дня.
Схватка
С рассветом в лагере начала пробуждаться жизнь. Выйдя из-под шатра, солдаты были изумлены: поляна оказалась пустой, куда девались лошади с грузом? Все стали между собой шептаться. Оказалось, караван ушел с дервишами. Однако было непонятно: как они могли уйти без всякой охраны? А ведь говорят, что там золото. Это выглядело очень таинственно.
В это утро Таксынбай решил собрать свой отряд на поляне. Пока солдаты становились в два ряда, командир уже стоял перед ними и бранил их за медлительность. «Я вижу, вы совсем обленились и утеряли расторопность», – ругал командир и далее произнес назидательную речь о том, каким должен быть солдат охраны Его величества. Говорил он долго.
От скуки Николаев сидел у речки, в тени деревца. Он сожалел, что не взял с собой недочитанную книгу Миклухо-Маклая. Хотя вряд ли при солдатах стал бы читать русскую книгу, ведь для них он – мусульманский купец. Остается одно: весь день думать о прожитой жизни, о Наталье и мечтать о будущем. Так тянулось время.
Закончив нравоучение, Таксынбай объявил о главном: сегодня отряд будет отдыхать, однако никто не смеет удаляться от поляны без его ведома. «Все это время за вами будут наблюдать глаза моих помощников. Если кто-либо ослушается, того ждет участь дервиша-смутьяна», – грозно предупредил командир. Такая мера была необходима, чтобы никто не узнал о месте клада. А окончил свою речь он уже совсем иными словами, уже по-доброму: «Сегодня будет малый пир, я велел нашим поварам сготовить плов из кунжутного масла». Лица воинов стали веселыми.
Весь день люди из охраны эмира спали, купались в неглубокой речушке, где вода едва доходила до колена, затем снова спали под навесом и долгими часами болтали о всяком. Чаще всего это были забавные случаи, взятые из своей жизни или жизни близких людей. И лишь Одылбек и командир с его помощникам не знали покоя: они не сводили глаз с этих людей, сидя в разных местах. Иногда они сходились вместе под шатром Одылбека. Там они докладывали купцу о своих наблюдениях и вели недолгие беседы. Таксынбай же с горечью рассказал, что в его семье шесть девочек и ни одного сына. Вот такое у него горе! Вроде три жены, и все равно ни одна из них не способна родить наследника. А в остальном он доволен: выстроил два дома, есть большой земельный надел, где трудятся дехкане, множество баранов и бычков.
Николаев же рассказал о жизни в России: о русской еде, о религии, о жизни богатых людей, об одеждах и обычаях. Таксынбай с плеткой в руке слушал с интересом и удивленно качал головой, вторя одно и то же: «Надо же!», «Вот странный народ!»
Так наступил вечер, а Даврона все еще не было. Николаев стал беспокоиться и принялся рассуждать, сидя в одиночестве: «Еще рано тревожиться. Такая работа могла занять больше времени, чем мы рассчитывали: не так просто в пещеру занести столько хурджунов и затем завалить вход камнями». Эта мысль успокоила советника, но с наступлением сумерек его вновь охватило волнение. Полковник сидел на камне по-восточному и смотрел в глубь ущелья, которое уже потонуло во тьме. В это время к нему подсел Таксынбай с вопросом:
– Вы говорили, что дервиши вернутся до вечернего намаза (молитвы), а их все нет.
– Сам думаю об этом. Видимо, они не управились с работой и придут позже. Будем ждать.
Ночь тянулась в легкой тревоге. Впадать в панику еще не было явной причины. Об этом советник сказал командиру, когда тот пришел к нему с беспокойным лицом. В душе советник верил Даврону и был уверен, что это просто задержка и ничего более. Надо набраться терпения, потому что скоро караван явится, правда, он будет пустым. За полночь Таксынбай опять явился к полковнику, они обменялись парами фраз, и тот ушел. Время от времени Николаев гулял по лагерю и проверял: не заснул ли какой-нибудь часовой. Затем он взобрался на большой валун и свесил ноги. К счастью, луна в эту ночь светила в полную силу, и весь лагерь был как на ладони. Николаев встретил рассвет на том же камне и спустился вниз, когда солдаты начали пробуждаться.
Настало утро, а Даврона все не было. Когда советник умывался у речки, Таксынбай опять его спросил: «Что будем делать, господин советник?» Николаев взял полотенце из рук охранника и ответил: «Не знаю, по какой причине они задержались, но будем ждать. Так нам велел эмир. Никто не должен следовать за дервишами, иначе их сочтут за врагов, которые хотят узнать о кладе». Но командир не находил себе места и нервно хлопал плеткой свою ладонь.
– Сердцем чувствую, что Даврон затеял что-то недоброе. А вдруг он сбежал с золотом?
– Я знаю, что ты не любишь этого отшельника, но ему можно верить как преданной собаке.
– Тогда, может быть, на них напали какие-нибудь разбойники?
– Я тоже думал об этом. Но откуда им взяться. Если и бывают там люди, то это случайные пастухи, два-три человека. А наших – пятеро.
– И все же я сомневаюсь, что Даврон способен устоять перед таким соблазном. Тем более эти горы для него как дом родной.
– Даврон не способен на такое, – еще раз возразил Николаев. – Иначе бы эмир не доверял ему.
– Но вы сами говорили, что такое количество золота может помутить рассудок любого.
– Да, говорил, но не у этого дервиша.
– У этого дервиша есть дети и родственники, которые не откажутся от больших денег. Все любят достаток и роскошь.
– И все-таки я верю Даврону: долгие годы верой и правдой он служил эмиру и не раз выполнял опасные поручения. Так что будем ждать.
– Разумеется, вы тут старший, однако нашим людям нельзя доверять во всем, – и командир удалился.
После бессонной ночи Николаеву ужасно хотелось спать, глаза смыкались. Он снял с себя халат, сложил его под деревом, опустил туда голову и мгновенно заснул.
К полудню над Николаевым склонился его солдат и стал будить:
– Господин Одылбек, вставайте, уже пора, – и два раза хлопнул его по плечу.
Николаев поднял голову и сразу глянул на поляну: она оказалось пустой. Значит, караван до сих пор не вернулся.
Солдаты от безделья заскучали в тени своих шатров. По угрюмому лицу своего командира они уже догадывались, что с караваном случилось нечто плохое, и cтали шептаться между собой: