Пока дервишу делали перевязку, Николаев бродил вдоль склона и также думал о тайнике: «Вроде, вход в пещеру дервиш завалил основательно: со стороны совсем незаметно. Плохо другое: теперь о золоте знают многие. Алимхан будет сильно рассержен. Что делать с этими свидетелями, ведь им известно примерное место клада. Этот вопрос пусть решает сам правитель. Моей вины здесь нет. Виноват только Даврон: он подобрал ненадежных людей и чуть не погубил все…»
Бесшумно Николаев подошел к командиру охраны, который сидел на камне и разглядывал ущелье.
– Можно узнать, чему ты улыбаешься? – спросил советник у Таксынбая, и тот вздрогнул, будто его уличили в чем-то неприглядном.
– Радуюсь, что груз цел и невредим. Теперь могу спокойно воротиться домой, к своей семье.
– Но радоваться еще рано, потому что твои солдаты узнали великую тайну Бухары. А это никак недопустимо. Отныне наше дело – доставить всех этих солдат в Бухару, и пусть эмир сам решает, что делать с ними. Гляди, чтобы на обратном пути никто из них не сбежал. Если кто-либо вознамерится бежать, догнать и на месте убить.
– Не сомневайтесь, я буду следить за этим. Не тревожьтесь, господин советник. Кроме этого, я сегодня же всем объявлю, что если кто-либо проболтается об этом ущелье, то я лично вырежу весь их род. Верьте мне, это сильно напугает их.
В ответ советник лишь усмехнулся и сказал:
– Мы скоро тронемся в обратный путь, а пока мне надо допросить Даврона и установить подробности этого дела. Кажется, ему уже перевязали рану.
И Николаев снова поднялся к дервишу, сел рядом и справился о его самочувствии.
– Обратную дорогу я осилю с божьей помощью – за это можете не бояться.
– Даврон, мне нужно знать до мелочей историю о вашем нападении.
– Понимаю! Расскажу все по порядку. Эта злосчастная история началась еще на пути к пещере. Моему помощнику удалось подслушать, как один из погонщиков, этот негодяй, толкал остальных к захвату каравана. Тогда я задумался, и стало ясно, что вести всех к пещере весьма опасно: прежде следует выведать, кто еще на стороне заговорщика. Для этого нужно было время, и поэтому целый день я водил их по кругу, делая вид, будто не могу отыскать ту пещеру. Но вскоре эти негодяи напали на меня и моего помощника. Чудом мы смогли отбиться и убить самих. Только потом мы двинулись к пещере, и мой верный друг Курбан стал заносить в пещеру хурджуны. Совсем не просто было одному человеку поднять столько мешков наверх. На это ушло много времени. Что бы я делал, не будь его… В конце он завалил пещеру, перед вашим приходом. Потому нас так долго не было. Вы, кажется, не верите моим словам?
– Что ты, Даврон, верю, ведь сам эмир доверяет тебе. Мне просто по долгу службы положено знать такие мелочи.
Выслушав рассказ дервиша, Николаев не смог усомниться в правдивости его слов: по времени все сходилось.
– Мы должны благодарить Аллаха, который уберег вас от явной гибели. Это большая удача. И казна цела.
– Я только этим и занимаюсь, вознося хвалу Всевышнему. Но прошу одно: не будем проклинать этих грешников, которые осмелились посягнуть на святые сокровища Бухарского эмирата! Золото совсем помутило их рассудок, они обезумили и не ведали, что творят. Моя вина в том, что я очень доверился этим людям. Они и раньше возили мои товары в другие края, и все было честно.
– Меня удивляет твоя безграничная доброта даже к таким злодеям.
– Всегда надо помнить о греховной сущности самого человека. Лишь единицы могут устоять перед таким соблазном.
– В твоих речах есть доля истины. Однако нам пора трогаться в обратный путь. Сможешь сидеть в седле или сделать для тебя носилки?
– Обо мне не беспокойтесь.
Впереди ехал Одылбек и Даврон с помощником, за ними – вереница лошадей, и замыкал пустой караван Таксынбай с солдатами.
Когда на знакомой тропе они опять увидели трупы дервишей, Даврон обратился к Одылбеку:
– Я понимаю, что это изменники и они заслужили смерть, однако они мусульмане и не могут валяться на дороге, как собаки.
– Ты прав, – ответил ему Одылбек и остановил караван, махнув рукой Таксынбаю. Едва тот прискакал, купец велел похоронить дервишей среди скал, засыпав тела камнями.
– Мы не должны оставлять после себя следов, – добавил еще советник.
Слуга есть слуга
Убитых дервишей солдаты, взяв их за ноги, потащили к скалам. Там тела стали обкладывать камнями до тех пор, пока не выросла горка. Когда был опущен последний камень, то Даврон окликнул к себе помощника и сказал:
– Вон, видишь, лежит сухая ветка. Воткни ее над могилой этих несчастных и привяжи к ней белую тряпочку. Пусть люди знают, что здесь могила, иначе по неведению могут осквернить.
Дервиш быстро выполнил поручение.
– А теперь, братья мои, давайте помолимся за души этих несчастных, – предложил Даврон, не сходя с лошади.
– А стоит ли читать над ними заупокойную молитву, ведь они большие грешники? – усмехнулся Таксынбай.
– Да, они согрешили, однако пусть Аллах будет им судья.
Даврон зачитал молитву и затем вознес ладони к лицу, произнеся: «Амин». Конники сделали то же самое.
Отряд тронулся дальше. Лишь через день быстрой езды отряд с пустым караваном вышел на равнинную местность с зелеными полями и садами дехкан. Там можно было встретить людей, и потому такие места обходили стороной.
В тот день – это было к вечеру, и уже начинало темнеть – Николаев сидел под своим шатром и ел в одиночестве, когда подошел Даврон со своей чашкой. Он медленно опустился на песок.
– Почтенный Одылбек, я к вам с просьбой, – заговорил дервиш. – Мой дом недалеко от этих мест. В нашем кишлаке живет старый лекарь по имени Ходжи Табиб. Он искусный врачеватель, и мне нужна его помощь. Моя рана не заживает, кровь иногда сочится из нее, и силы мои тают. Боюсь, что до Бухары не дотяну. Отпустите меня туда. Я возьму у лекаря всякие настои из трав, мази и затем догоню караван.
Николаев не сразу ответил, ведь он имел приказ: до Бухары никто не смеет отлучаться от каравана. Как быть?
– Может быть, ты как-нибудь продержишься до Бухары?
– Досточтимый советник, вы же меня знаете, я не из слабых духом людей, и коль прошусь, то дела мои плохи.
Советник вновь задумался, и снова заговорил дервиш:
– Я верю только Ходже Табибу: он не раз спасал меня от смерти. Я всегда ездил к нему.
– Хорошо, когда желаешь ехать в кишлак?
– Завтра, с рассветом.
– Пусть будет по-твоему, хотя, сам понимаешь, что я не должен этого делать. Таков приказ эмира.
– Весьма благодарен, – тяжело вздохнул дервиш. – Верьте мне, я вас не подведу и к вечеру догоню наш караван.
– Желаю скорейшего излечения.
В знак благодарности дервиш склонил голову, затем тяжело встал на ноги и вернулся под свой навес, где ждал его брат по вере. Советник проводил его взглядом, видя, как второй дервиш помог Даврону сесть на коврик под навесом. Затем они принялись за еду, держа чашки на коленьях и вынимая из бульона замоченные куски лепешки.
Николаев отложил чашку в сторону: даже мясо не лезло в горло. Он все еще думал о дервишах. Спустя минуту он велел своему солдату вызвать командира отряда.
От горячего бульона лицо Таксынбая сделалось мокрым. Он сел рядом с полковником, вытер лоб рукавом и был готов слушать. Но прежде советник отослал своего охранника: «Погуляй, у нас есть разговор». И тот удалился к поварам, которые мыли посуду прямо в казане.
– Таксынбай, – тихо заговорил советник, – этой ночью надо будет лишить жизни дервишей. Это приказ эмира. Почему и зачем, сам догадаешься. Мне и самому это неприятно, но…
– Раз эмир решил их казнить, значит, так нужно. Правителю виднее.
– Вот именно, он должен думать о благополучии миллионов бухарцев, а уж затем о судьбе отдельных людей. Так следует рассуждать государственным мужам, – успокоил себя советник.
– Мне ясно: казна Бухары превыше всего, даже верного слуги.
– Сделай это бесшумно, когда они спокойно лягут спать. Но будь с ними осторожен: Даврон не такой уж простой человек, каким кажется. Недавно он подходил ко мне. Сказал, что желает ехать в свой кишлак к какому-то лекарю для лечения. Мне думается, это его уловка, чтобы сообщить своей родне о пещере.
– Точно, он хитрит. В этом я не сомневаюсь. Как-то наш эмир сказал мне, что Даврон очень богат, хотя является дервишем.
– Все должно случится, когда дервиши будут в глубоком сне. Тела закопайте подальше, а утром солдатам скажете, что Даврон с помощником отправились в свой кишлак на лечение его раны.
– Воля нашего государя будет исполнена!
И командир зашагал к солдатам под большой навес. На лице Таксынбая была улыбка: «Наконец-то справедливость восторжествовала, да будет славен эмир! Каждый бродяга должен знать свое место, он не может быть выше господ благородных кровей. Разве мыслимо, чтоб оборванец стоял выше, чем начальник его личной охраны, тем более мой отец долгие годы был главным министром Бухарского эмирата!»
Когда Таксынбай ушел, Николаев окинул взглядом бескрайнюю степь. И ему вспомнилось, как перед уходом каравана из Бухары они с эмиром обсуждали судьбу Даврона. Это происходило в его кабинете. Алимхан сидел за большим столом, где красовались изящные вещички из цветного стекла и золото.
– Поверь, друг мой, – тяжело вздохнул эмир, – я делаю это с огромным сожалением, давая тебе такое поручение. Хотя Даврон мой верный слуга, и все же он человек и наделен мирскими слабостями. И самое главное, казна Бухары стоит намного больше, чем жизнь слуги.
– Я не эмир, и мне трудно судить об этом.
Говоря такие слова, Николаев невольно задумался о себе: «Ведь я тоже буду знать место казны, как и Даврон, не ждет ли и меня такая же участь? Чем я лучше этого дервиша? Да, мы хорошие друзья, и он доверяет мне, но этого недостаточно. Иногда интересы страны оказываются превыше всего, и эмир сам в этом признался. Что же делать? Может, отказаться? Но я уже дал согласие, и идти на попятную как-то стыдно, будто я трус. А может, эмир не собирается убирать меня, ведь скоро я буду нужен ему? Кто будет защищать стены Бухары от большевиков. Нет, сейчас он меня не тронет. Но это может случиться позже. Вот тогда я сбегу с Натальей. Но прежде я получу награду от эмира – не меньше десяти килограммов золота».