После величания следует требование подарка, которое, как правило, имеет шуточную форму. В приведенном варианте оно звучит так:
Наша-то коляда
Ни мала ни велика,
Она в дверь не лезет
И в окно нам шлет.
Не ломай, не гибай,
Весь пирог подавай!
В овсеневой песне поется:
Кошку, ножку
Сунь кочережкой
В верхнее окошко.
Варианты многочисленны, но смысл их один. Требование подарка – отнюдь не попрошайничество и не нищенство. Это – властное требование услуги за услугу.
На этом пение прерывается, и нужно представить себе дело так, что после этого пения открывается окно и колядовщикам выдаются подарки – пироги или другие виды местных печений (шаньги), колбаса (кишки), блины, ножки, козули и т. д.
После этого пение продолжается. Песни, распеваемые после получения подарка, как уже указывалось, могут рассматриваться как новые, другие песни или как продолжение колядок. Существенного значения это не имеет.
Эта заключительная часть пения была вместе с тем и самой важной. Если величание в несколько абстрактных и условных формах рисовало образ богача-боярина, то заключительная часть пения прямо и непосредственно сулила крестьянину то, что ему важнее и нужнее всего: не золото, серебро и меха, а урожай, скот, здоровье, сытость, довольство. Приведем несколько примеров:
А дай Бог тому,
Хто в этом дому,
Ему рожь густа,
Рожь ужиниста:
Ему с колоса осьмина,
Из зерна ему коврига,
Из полузерна – пирог.
Наделил бы вас Господь
И житьем, и бытьем,
И богатством,
И создай вам Господи
Еще лучше того!
Хотя изображение будущего урожая здесь гиперболизировано, но эта гиперболизация имеет совершенно другой характер, чем фантастическая гиперболизация величаний.
Пожелание урожая имеется в овсеневых песнях:
Ой авсень, ой коляда!
Дома ли хозяин?
Его дома нету,
Он уехал в поле
Пашаницу сеять.
Сейся пашаница,
Колос колосистый,
Колос колосистый,
Зерно зернисто.
Окончание колядования может также содержать заклятие на обилие скота:
Дайте коровку,
Мазану головку!
Уж ты ласточка,
Ты каксаточка,
Ты не вей гнезда
Во чистом поле.
Ты не завей гнездо
У Петра на дворе!
Дак дай ему Бог
Полтораста коров,
Девяносто быков.
Они на реку идут —
Все помыкивают,
А с реки идут —
Все поигрывают.
Если в домах имелись жених или невеста, то величали не только хозяев, но и будущих молодых и сулили им скорую свадьбу.
У NN на дворе
Стоят сорок коней.
Таусень! Таусень!
Стоят сорок коней.
Ему в Москву ехать,
Ему солод закупать.
Таусень! Таусень!
Ему солод закупать.
Ему пиво варить,
Ему сына женить.
Таусень! Таусень!
Ему сына женить.
Ему сына женить NN,
Ему брать ли не брать
NN (называют имя невесты по сердцу).
Таусень! Таусень!
NN.
Иногда в качестве колядок поют свадебные величальные песни, но это, собственно, уже не колядки[49].
Добрые посулы зависят от размера подарка. Если подарок хорош – и посулы хороши; если же подарок мал, посулы бывают совсем другие.
В этом случае накликается беда, как в других колядках сулят высокий урожай. Но угрозы могут носить и другой характер: колядовщики грозят разорить хозяина сами:
Не дадите пирожка —
Мы коровку за рожка,
Не дадите вы кишочки —
Мы свинку за височки,
Не дадите вы блинка —
Мы хозяину пинка[51].
Или:
Коледушка – коледа,
Вшивая борода!
Как не дашь пирога,
Так корову за рога.
Прав В. И. Чичеров, который по поводу таких песен пишет: «Это отзвук того, что колядующие приходят не скромными просителями-нищими, а коллективом людей, совершающих магический обряд, который должен вызвать желаемое в грядущем 〈…〉 Не просьба, а требование, перерастающее в угрозу навлечь беду, – частое явление в великорусских колядках» (Чичеров, Зимний период, 126).
Исконный смысл колядования давно был забыт. Колядование осталось как веселая игра, как обычай, которым дорожила молодежь и подростки, потому что он давал возможность поживиться за счет зажиточных хозяев, заготовивших праздничное угощение. Забывались и тексты песен. Их уже плохо помнили или совсем не знали. Между тем веселый обычай колядования еще соблюдался, но колядки заменялись разными другими песнями. Песни, распевавшиеся вместо колядок, уже нельзя называть колядками, хотя они и пелись на святках. К таким принадлежат разного рода кумулятивные песни, состоящие из цепи вопросов и ответов. Забывая колядки, дети заменяют их хорошо им известными и любимыми веселыми кумулятивными песнями. Искать какого-то особого смысла в том, что часто поются именно такие песни, не приходится. К этим песням на святках прибавляют припев «коляда» или «таусень». Так, например, имеется известная песня о козе:
«Где, коза, была?»
– Я коней стерегла.
«Что выстерегла?»
– Коня в седле,
В золотой узде.
«Где твой конь?»
– Миколай увел.
«Где Миколай?»
– В клети сидит.
И т. д.
Эта песня была записана П. В. Шейном в Рязанской губернии и помещена в числе детских потешных песен. В Саратовской губернии эта же песня была записана А. П. Минхом как колядка с запевом «таусень дуда»:
«Таусень дуда,
Где ты была?»
– Коней пасла.
«Что выпасла?»
– Коня в седле,
В золотой узде.
«А где кони?»
– За воротами стоят.
«Где ворота?»
– Водой снесло.
Продолжение песни совпадает почти слово в слово с рязанской песней[52]. Такие песни – только повод для выманивания подарка. Этой же цели служат песни, заимствованные из сказок.
У И. П. Сахарова имеется следующая колядка:
За рекою за быстрою —
Ой колиодка! Ой колиодка! —
Леса стоят дремучие,
Во тех лесах огни горят,
Огни горят великие,
Вокруг огней скамьи стоят,
Скамьи стоят дубовые,
На тех скамьях добры молодцы,
Добры молодцы, красны девицы,
Поют песни колиодушки.
Ой колиодка! Ой колиодка!
В середине их старик сидит,
Он точит свой булатный нож.
Котел кипит горючий.
Возле котла козел стоит,
Хотят козла зарезати.
Ой колиодка! Ой колиодка!
Ты, братец Иванушко,
Ты выди, ты выпрыгни.
Я рад бы выпрыгнуть,
Горюч камень
Ко дну[53] тянет.
Желты пески
Сердце высосали.
Ой колиодка! Ой колиодка!
Песня эта долгое время служила предметом мифологических размышлений. И. М. Снегирев, Ф. И. Буслаев и другие видели в ней остатки языческого ритуала жертвоприношений. Козел – старинное жертвенное животное. Возможно, что текст песни несколько стилизован, но подлинность песни как колядской подтверждается тем, что очень сходная песня была записана П. В. Шейном в Оренбургской губернии (Шейн, Великорус, № 1046). Но все объясняется проще. Эта песня входит в сказку А. Н. Афанасьева «Сестрица Аленушка и братец Иванушка», в которой Иванушка превращен в козленка. Царь хочет жениться на Аленушке, но колдунья подменивает ее своей дочкой, Аленушку топит, а козленочка велит зарезать. Козленок на берегу взывает к утопленной сестре:
Аленушка, сестрица моя,
Выплынь на бережок.
Огни горят горючие,
Котлы кипят кипучие,
Ножи точат булатные.
Хотят меня зарезати[55].
В сахаровском тексте также упоминается «братец Иванушка», но слова «желты пески сердце высосали» относятся к утопленнику. Разница между текстами И. П. Сахарова и А. Н. Афанасьева состоит в том, что в сказке песня поется от имени братца, тогда как в тексте И. П. Сахарова роли спутаны: козла хотят зарезать, и он же (а не сестра) оказывается утопленным.
Мы не будем останавливаться на других случаях использования в качестве колядок самых разнообразных песен. Как уже указывалось, на севере вместо колядок иногда исполнялись свадебные величания. К таким величаниям прибавляли требование подарка. Могли также исполняться хороводные и игровые песни, которые ассимилировались с колядками. Даже былины, исторические песни и духовные стихи могли на святках исполняться под окнами с целью получить подарок. Ф. М. Истом