…С первых километров по Южной Африке стало ясно, что мы попали в новое кино. С одной стороны, здесь было так же хорошо и комфортно, как в Намибии, с другой – стало еще уютнее, проще. Нам, Харлеям, вообще на какое-то мгновение показалось, что мы вернулись к себе домой, в США. Катим себе где-нибудь по югу, то ли в Калифорнии, то ли в Нью-Мексико, то ли в Техасе…
Прошли несколько горных перевалов, долины с бесконечными виноградниками. Вероятно, именно здесь сердце южноафриканского вина, оно так похоже на калифорнийское… Остановились пообедать в очередном национальном парке. На берегу – огромная колония птиц. И надпись: «Не подходи, заклюют!» «Ну, прямо как люди на Манхэттене или в Москве», – пошутил Макс.
…К вечеру мы свернули на проселок, ведущий к пустынному океанскому берегу. Всего пять километров, и вот он, наш дом на эту ночь, сложенный из ракушек и прессованного серого песка…
Парни набросали дрова неровной горкой у африканской печки с большой круглой железной трубой. Топили печь, смотрели на огонь, слушали музыку, опять болтали, молчали, вглядывались в тишину. И долго, с каким-то особым сосредоточением, курили последнюю оставшуюся сигару Total Flame на двоих – уже совсем скоро, в Кейптауне, у них будет возможность вновь пополнить сигарные запасы. Иногда разговор вспыхивал вновь, как молодой язык пламени в печи, – вспыхивал и постепенно затихал. О чем только они не говорили – вспоминали женщин, обсуждали сигары, рассказывали смешные истории…
Впрочем, это было не так важно. Слова, как нити того полотна, которое, не останавливаясь ни на секунду, ткет вечная ткачиха-судьба, соединяли непрожитые годы и покинутые земли, становились парусом на ветру странствий, на ветру времени, на ветру перемен.
Уже далеко за полночь Володя пошел к океану. И еще раз убедился, что у каждого побережья свой рокот волн. В бухтах океан молчит, там, где холодное течение – шепчет, а там, где сталкиваются холодные и теплые потоки, – ругается и плюется брызгами. «Скоро, совсем скоро я узнаю его голос на мысе Доброй Надежды», – подумал Рощин и с этой мыслью вернулся домой.
Макс же, засыпая, долго еще смотрел на огонь и думал о доме, о родине, о своих близких. Что с ними? Как они там, без него? О чем мечтают, чем заполняют вечера? Странная вещь – наши привязанности. Иногда они делают мужчину слабаком, подкаблучником. Хуже ненависти обрекают на поражение. Но и без них холодно на земле. Привязанности подобны наркотику – короткая радость и долгие ломки. Об этом знал еще Будда. Но классический буддистский пассаж, что за всякой радостью, за всяким желанием, исполненным и неисполненным, следует страдание, еще не означает, что надо отказываться от радостей и желаний…
В этих мыслях не было причесанной гармонии, а была та самая цветущая сложность, которая и делает жизнь по-настоящему прекрасной. В конце концов Макс записал стихотворение:
Медленно тянутся дни.
Быстро проносятся годы. И на краю земли
Свои принимаешь роды.
Быстрее дети растут,
Чем кажется. Мы стареем. Женщины новой уют
Надеждой под сердцем греем.
Сомнения с собой заберут Океана холодные воды.
Родина – близких приют. Быстро проносятся годы.
8 декабря
Утром их разбудило солнце. Оно щекотало им веки, когда они еще нежились в постели, рисовало на теле узоры, когда они толькотолько поднялись и делали первые движения, провожало их, когда они шли к океану, искупаться и умыться одновременно. Шум прибоя, первое прикосновение холодной воды – и у тебя на сегодня не намечается никаких дел, кроме карты местности, мотоцикла и 270 километров до Кейптауна.
Хозяин гостиницы посоветовал нам ехать по берегу, даже и не пытаясь срезать 20–30 километров через континент. Он прочертил дорогу по карте, пообещал, что грунта будет совсем немного, а в остальном там отличный асфальт и потрясающие пейзажи.
Действительность превзошла все радужные ожидания. Покрытие порой напоминало бархат. Дорожка текла через маленькие приморские поселки. Макс и Рощин останавливались, купались, снова нас седлали, заводили двигатель и – вперед. Временами совсем не чувствовалось вибрации, шуршание шин по асфальту тоже куда-то пропадало, и возникало ощущение, что ты летишь над землей.
Ко второй половине дня подул сильный встречный ветер. Парней почти сдувало, и они должны были держать равновесие из последних сил, чтобы остаться в седле. Макс сказал даже, что если выбирать между таким ветром и дождем, то он за дождь. Мы были за ветер, с ветром интереснее…
И вот наконец Кейптаун. Самый южный город в Африке. За задним колесом 7200 километров африканских дорог. Здесь, на мысе Доброй Надежды, Макс еще в Москве мечтал встретить свой 40-й день рождения…
9 декабря
Кейптаун, зажатый между Столовой горой и Атлантическим океаном, оказался на редкость уютным и веселым городом. Макс с Володей выспались, получили наконец свои долгожданные сигары, выкурили по World Trip Dark Line и отправились на покатушки – осматривать окрестности. Их не покидало ощущение, что они не в Африке, а где-то в Америке, в Калифорнии или во Флориде. Ярко светило солнце. Градусник показывал плюс 25. В бухте огромные парусные яхты соревновались за кубок Volvo. По набережной прогуливались беспечные и расслабленные люди. На местной Рублевке – в бухте Канс – ослепительно белый песок, небесного цвета океан, бесконечные рестораны и бары. И очень красивые женщины…
А в это время в Москве начались продажи сигар Total Flame. Макс даже подумал, как проницаем и мобилен современный мир. Можно путешествовать, находиться на другом краю Земли и без всякого напряга, при помощи телефона и Интернета, спокойно вести дела. На вечер у парней была назначена встреча с местными Hell̕s
Angel̕s. Вообще, мотоклубы – это отдельная тема, всегда волновавшая и нас, байки, и, разумеется, наших байкеров. Мужские союзы – в этом есть что-то очень древнее и привлекательное. Мотоклубы – в этом же духе, но все они разные. В одних царит строгая иерархия, в других – независимость и свобода. Где-то – соперничество и самоутверждение, где-то – солидарность и настоящее братство. Одни и те же клубы могут очень разниться не только в зависимости от эпохи своей истории, но и от города и страны.
81-е из Кейптауна оказались на редкость гостеприимными и открытыми парнями. Первым делом мы прокатились по городу, а потом заехали к Джойлу, основателю местного клуба, человеку легендарному и ни на кого не похожему.
Джойл, крупный, улыбчивый и очень радушный мужик со следами бурно прожитой жизни на красивом, породистом лице, недавно попал в аварию и теперь раскатывал по своему дому на инвалидной коляске. Но его жизнелюбию могли бы позавидовать тысячи внешне здоровых и крепких телом городских нытиков. Он сразу нашел общий язык с Рощиным и Максом, насоветовал им с десяток злачных мест в Кейптауне, которые следовало посетить, а наутро обещал показать свою мотокастом – мастерскую. На том и расстались.
До рассвета Макс и Рощин выполняли программу Джойла и его друзей. Была пятница, плавно перетекающая в субботу, и к утру они уже знали много нужного и много лишнего о нравах, обычаях, вкусах и привычках жителей и жительниц города Кейптауна. Возможно, не самых респектабельных из них, но уж точно не самых скучных.
10 декабря
Целых 20 лет Джойл конструировал здесь мотоциклы и жил бурной жизнью. Офис, бар, дом, гараж, мастерская – все в одном месте. Но, скорее всего, именно логово, логово большого, сильного и благородного зверя. Кровать – наверху, на лагах, сбоку прикручена труба, по которой Джойл спускается вниз, в свою коляску…
Такое ощущение, что вместе с траблом хозяина тут остановилось само время. Но стоит только ему прийти в норму, как часы заведутся и пойдут вперед, словно и не было этой досадной паузы.
Harley-Davidson Heritage Softail – ровесник мастерской. Мало что осталось от оригинала этого мотоцикла. Но у Джойла он – любовь на всю жизнь, и правильный человек ни за что не променяет друга на другую машину…
«А теперь, – сказал Джойл, – мы отправимся на авиашоу» – и глянул на Макса и Рощина с надеждой на понимание. Рощин и Макс знали: в годы Второй мировой войны летчики героической 303-й американской эскадрильи носили на бортах своих самолетов надпись Hells Angels и логотип: раскрытую пасть акулы. Увидев акульи зубы, немцы в ужасе бросались врассыпную. После войны пилоты сменили бомбардировщики на мотоциклы. Название Hells Angels перекочевало к ним на жилетки, а акулью пасть долгое время рисовали на бензобаке…
И вот теперь авиашоу, которое – так счастливо все совпало – проходило в эти дни в Кейптауне. Оно начиналось с экскурсии по музею авиации, и парни в очередной раз испытали потрясение. Долгие годы южноафриканская авиация была второй по значению и боевой мощи в Британском Содружестве наций, и в дни Второй мировой войны показала себя во всем блеске в боевых действиях не только на Мадагаскаре, в Северной Африке и на Ближнем Востоке, но и в Италии.
Нынешнее же авиашоу походило скорее на грандиозный спектакль, каки все подобные мероприятияна земле. Прилетели какие-то шведы, мастера высшего пилотажа, вроде русских «Стрижей» или
«Витязей», и они вместе с местными асами расчерчивали небо под восхищенные возгласы трибун. Время от времени на летное поле выезжали ретро-автомобили и мотоциклы, самолеты и вертолеты. Музейная техника заводилась и показывала себя во всей красе.
Джойл познакомил Макса и Рощина с местным дилером HarleyDavidson Микаэлем, очаровательным дядькой, который 15 лет назад приехал в Кейптаун из Голландии и остался тут навсегда. Микаэль пришел в полный восторг и от нас самих, и от самой идеи кругосветки на спортстерах, и от наших седоков. В итоге вот он, апофеоз славы. Нам предложили возглавить колонну Харлеев на этом самом авиашоу.
Долго думать не пришлось. Тусовка байкеров подкатила где-то через час. И вот представьте себе картину маслом. Колонна южноафриканских Харлеев на южноафриканском авиашоу, полные трибуны, город Кейптаун, декабрь, между прочим, месяц, 22 градуса тепла, и во главе этой колонны мы, Иваныч и Могучий, дошедшие сюда своим ходом из города Москвы, где сейчас снег, мороз и птицы на лету замерзают.