Городское правительство выделило несколько зон, включая Hosier Lane, где произведениям уличных художников сегодня ничего не грозит. Впрочем, как поведал нам на стоянке скутер одного из местных неформалов, проще не попасться полиции, чем получить официальное разрешение на то, чтобы разукрасить безликий кусочек городской стены.
Меж тем наши наездники, отдохнув и набравшись сил после долгой дороги, пребывали в том восхитительном состоянии, когда ничего не нужно и никуда не надо. Когда наконец есть время, чтобы, не торопясь, поделиться впечатлениями и случайными размышлениями о том о сем. Просто поглазеть вокруг. Для нас этот день тоже был своего рода выходным – мы почти не ездили, поскольку бόльшую часть времени ребята ходили пешком и сидели в кафешках.
Пока мы болтали о городских субкультурах с припаркованным рядом скутером, Максим и Володя уже который час зависали в соседнем баре. Через стеклянное окно нам было видно, что парням, несмотря на долгое совместное путешествие, по-прежнему есть что рассказать друг другу. Иной раз они замолкали, чтобы посмотреть на танцующих неподалеку брейк-дансеров или чтобы сделать глоток «Джека» и затянуться сигарой, но затем снова погружались в увлекательный разговор… Тут, собственно, и выяснилась история с той самой мельбурнской девушкой, которая упала в водопад Виктория и осталась жива. Макс скачал это видео из ютуба, а Володин врач, тот самый, что ремонтировал ему спину, оказался ее близким приятелем. Мир временами и вправду сжимается как шагреневая кожа. Хорошо, что он, в отличие от нее, способен распрямляться и обретать прежние размеры.
…Путешествие – это обостренная форма жизни. В дороге человек всегда находится в пограничном состоянии: между пунктами А и Б, между прошлым и будущим, между волей и случайностью, которая может обернуться судьбой. Кажется, это состояние присуще человеку по природе – он создан, чтобы существовать на границе между материальным и духовным, добром и злом, рождением и смертью. Порой стоит лишь человеческой жизни войти в размеренное русло, обрести заданный ритм и погрузиться в колею повседневности, как это ощущение границы становится все более размытым и в итоге почти исчезает. Если человек перестает быть самим собой и ощущать себя пограничным созданием, то рано или поздно он сваливается в кювет. Для тех, кто в дороге, пространство раскрывается во всей пол-
ноте сопряженных с ней удовольствий и опасностей, тайн и загадок. Мы, мотоциклы, видали множество ездоков – в них мало общего с теми, кто всю жизнь бродит по улицам одного и того же города. Осознание конца, который может настать на следующем километре, случиться за каждым поворотом, заставляет видеть мир таким, каков он есть, радоваться всему, что способно дарить радость, и, если надо, биться за то, чтобы оставаться самими собой. Таким людям не надо напоминать, что трос может оборваться. В любой момент.
Несчастных случаев на водопаде Виктория происходит немало, но история с мельбурнской девушкой, оказавшаяся, пусть и косвенно, связанная с событиями нашего путешествия, заставила Володю и Максима взглянуть на пережитые дорожные приключения немного по-другому и перед завершающей австралийское турне поездкой в Сидней с новой остротой ощутить себя в дороге. В баре, со стаканом хорошего виски и вкусной сигарой. С видом на улицу, где на фоне разукрашенных баллончиками стен какие-то парни ловко выделывали акробатические трюки. За 880 километров до ближайшей цели. Вдалеке от возлюбленных и знакомых. Внутри непостижимой тайны человеческой жизни.
14 января
Дорога на Сидней показалась приятным сюрпризом после унылых хайвеев вдоль пустынного южного побережья. Почти 500 километров – серпантины и горные перевалы высотой до 700 метров. Трудности маршрута воспринимались скорее как удовольствие: виды сменяли друг друга за каждым виражом, да и с погодой повезло – термометры показывали под 30.
Где-то на середине пути мы остановились на заправке в местечке Холбрук (Holbrook). Поначалу показалось, что оно не сильно отличается от уже виденных нами городков, одиноко стоящих посреди австралийского небытия. Но атмосфера и настроение места были куда более жизнеутверждающими. Быть может, Максим и Володя действительно успели сильно соскучиться по трассе за два дня, проведенных в Мельбурне, и им все было в кайф. По крайней мере из местного кафе они вышли крайне довольные. Хозяйничали в заведении две 80-летние бабульки. Необычайно веселые и задорные, они будто бы и не замечали своих лет, нежно подшучивая над путешественниками и угощая их кофе со свежеиспеченными сладостями. Парням показалось даже, что Австралия извиняется перед ними за тяжесть и однообразие предыдущих остановок и переездов. Все выглядело иначе. Даже предмет гордости жителей Холбрука действительно впечатлил – огромная подводная лодка, «припаркованная» невесть как километров за 300 от океана.
Несмотря на то что спутниковый навигатор в Мельбурне показал расстояние до Сиднея на пару сотен километров больше, чем показывал еще в Перте, переезд выдался не слишком трудным, и уже к вечеру мы прибыли в самый крупный город Австралии. Макс, тщательно изучивший купленный на последней заправке атлас достопримечательностей для мототуристов, окончательно убедился в том, что это, скорее всего, последняя точка австралийского маршрута. Описания и фотографии мест на восточном побережье провоцировали невероятную скуку. Впрочем, перспектива провести несколько дней в Сиднее ни у кого не вызвала сожаления. Максим собирался отдохнуть со своей семьей, а Володя не сомневался, что в городе непременно найдется, чем разогнать кровь.
15–20 января
Мы, два Харлея, нареченные Иванычем и Могучим, всегда были с характером. У каждого – своя история наездников и дорог. Но, отправившись в кругосветку с Максимом и Володей и обретя имена, мы успели стать одним целым, единым организмом, пересекающим океаны и континенты. И хотя всякий раз, когда нам приходилось расставаться в городах, мы вновь становились Иванычем и Максом, Могучим и Рощиным, ощущение общего пути ни на миг нас не покидало. Просто количество пережитых впечатлений и увиденных мест умножалось надвое. Когда наши наездники встречались в баре или отеле, а мы – на стоянке, новые истории сплетались в единое полотно событий. И мы не переставали удивляться рассказам наших наездников – оставаясь верными самим себе, Володя и Максим открывали совершенно разные миры. Но при этом, за глотком виски или сигарного дыма, эти рассказы об увиденном и пережитом легко дополняли друг друга. Поэтому, даже когда приходилось разъезжаться на перекрестке, путешествие оставалось общим, а мир благодаря нашему единству в итоге лишь обретал сложность и многообразие. Так случилось и в Сиднее.
Максим бόльшую часть времени провел с женой и детьми, исследуя город, каким он предстает перед приезжими, желающими неспешно отдохнуть и насладиться местными достопримечательностями. «В конце концов, – похлопал он Иваныча по баку, – если Сидней окажется столь же хорош, как о нем шумят по всему миру, я, пожалуй, изменю свое мнение об Австралии».
С этой мыслью Макс решил посетить знаменитую своими бетонными «парусами» сиднейскую оперу, где давали «Волшебную флейту». Билеты стоили недешево, и это только подпитывало ожидания надеждой. На поверку оказалось, что даже гений Моцарта не способен вытянуть представление в этих залах. Акустика никудышная, а пропорция пения и диалогов, объясняющих происходящее, и это при бегущей строке над сценой, составляла примерно 40 на 60. Постановка напоминала скорее действо в провинциальном театре, декорации и костюмы которого не обновлялись со времен Олимпийских игр. Когда, сбежав после первого акта, Макс еще раз взглянул на здание, то окончательно убедился, что сиднейская опера – это туристический миф. Главное в нем – отнюдь не величие спектаклей, но архитектура, вернее, инженерия. Здание театра, по картинкам представляющееся чем-то действительно грандиозным, вроде стадиона в Лужниках, на самом деле невелико. И о проблемах с акустикой из-за низких потолков австралийцам было известно всегда. Поэтому своеобразие проекта – это единственное, чем примечателен сиднейский оперный театр. Говорят, при его строительстве применили уйму уникальных инженерных решений, вроде самоочищающихся плиток, меняющих свой оттенок в зависимости от освещения, которыми покрыты «паруса». Тема и впрямь способная взволновать, правда, разве что лишь технологов.
Но все-таки Сидней впечатлил. Особенно вечером, когда Макс смотрел на него с арки Харбор-бридж, одного из самых длинных стальных арочных мостов в мире. За изогнутый вид местные называют его «вешалкой». На вершину этого моста водят всех желающих, и безопасность подъема продумана столь тщательно, что восхождение на «вешалку» легко совершать даже с маленькими детьми. Созерцая с высоты птичьего полета великолепие большого и многонационального города, в котором куда-то устремлены почти пять миллионов жизней, Максим вспомнил о громыхающем водопаде Виктория. И, глянув вниз, не без удовольствия отметил, что прыгать необязательно. Сидней действительно очень живописен. Деловой центр с его небоскребами и суетой берет начало на изрезанном бухтами и заливами берегу океана. Изобилие пляжей лишает атмосферу города излишней серьезности и пафоса. Серфингисты катаются на волнах, отдыхающие – наслаждаются морским ветром и улыбками. Время от времени тех и других едят акулы. Доброжелательность – важнейшая часть местной political correction.
В день Крещения Макс прогуливался по одному из таких пляжей, чередуя купание в прохладной воде, которая всеми верующими в этот день считается святой, с дегустацией морских деликатесов в ближайшем ресторанчике. Иной раз ему казалось, что Австралия, какой она предстала перед ними за недели путешествия, – всего лишь странный, хоть и не очень приятный сон. В любом случае можно было начинать подводить итоги, вглядываясь в горизонт, за океан, туда, где лежал берег Латинской Америки, встретиться с которой предстояло уже через п