Перед стартом на рекорд парни договорились, что будут ехать практически до сухого бака. Макс рассчитал, что одному из нас, а точнее, Иванычу бензина хватит километров на 300, может, даже на все
320. Второй же, Могучий, должен пройти 300 как минимум. Но через 270 Могучий встал. В чем было дело, непонятно. Володя – седок, конечно, крупнее и тяжелее Макса, так что и парусность больше, и нагрузка. Но неужели это дает такой значительный эффект? Так или иначе, выяснилось, что расход у Могучего оказался на 10% больше, чем у Иваныча. Дальше была картина маслом. Два великолепных Харлея тянут один другого по обочине со скоростью 30 километров в час. Но это далеко не все.
Вечер. Проехали Францию, началась Испания. На первой же бензоколонке в нас влили полные баки. Парни выпили очередной «Ред булл» и съели очередной сникерс. И что за черт?! Могучий стал чихать и выбрасывать клубы серого дыма. Макс сразу предположил худшее и стал выяснять у Володи, каким пистолетом тот заливал топливо. В общем, прикололись. Все, кто видел картину, просто умирали со смеху. Возможно, усталость наших седоков преподнесет нам за это путешествие еще немало таких сюрпризов. Так или иначе, бедняга Могучий был по самую макушку залит дизелем. Макс даже предположил, что Рощин, раздосадованный большим расходом топлива, решил его несколько подсократить. Ведь дизель экономичней, не так ли? Начитался парень мотожурналов…
Дизель сливали где-то около часа. В конце концов промыли мотор и залили бензин. Прочихался Харлей, и двигатель зацокал, как часы. Интересно, что бы они делали, если б поехали на BMW или Hond̕е. Наверняка провели бы на сервисе дней пять, а то и неделю, пока бы им осуществляли общую диагностику и перебирали двигатель. Все-таки Харлей в чем-то близок русскому характеру. Если очень надо – поедет. Как Калашников, не подведет ни при каких обстоятельствах…
…К трем часам ночи мы прошли 1450 километров. Парни стали совершенно вырубаться и решили несколько часов поспать, поскольку запас по времени у них еще был. Курортный сезон уже закончился, все гостиницы оказались закрыты, а мотели были заняты под завязку, и Макс с Рощиным бросили спальники прямо на стоянке дальнобойщиков. Еще один чудесный кадр в стиле Easy Rider. Осень, теплая испанская ночь, упоительное чувство свободы.
30 октября
Проспав пару часов, Макс и Володя вновь рванули вперед и успели пройти 1600 километров за отведенные 24 часа. Есть норматив! И с хорошим настроением и ощущением стальной задницы докатили в Севилью, проехав 2400 километров за 32 часа.
31 октября
На месте первой в Европе сигарной фабрики в Севилье уже лет 200 шумел университет. О табаке здесь напоминали только студенты, дружно курившие на ступенях парадной лестницы свои ароматные самокрутки. Макс с Рощиным взяли кофе с круассаном в университетском кафетерии, обмолвились парой слов о том, как течет время и меняется мир, и решили двигать на запад, к атлантическому побережью, в славный город Лиссабон.
Отличное, хотя и сильно поворотистое шоссе, которое вело в Португалию, позволяло не слишком заморачиваться на дороге. Доехали легко и уверенно.
В холле гостиницы отмечали Хэллоуин. Этот сомнительный американский праздник дошел и сюда, в цитадель европейского католицизма. Заканчивался октябрь, заканчивалась Европа. Диджей лет 50 в очках ставил замшелые хиты брит-попа 1980-х. Парни с удовольствием выкурили по сигарке World Trip Total Flame и в отличном настроении разошлись по номерам спать.
1 ноября
Утро мы встретили на берегу океана. Было тепло, но пасмурно. Чайки, едва касаясь воды крыльями, взлетали с отчаянным криком и вновь бросались на гребни волн. Пожилые португальцы кормили на пристани голубей. Кто-то вглядывался в даль, кто-то следил за линией прибоя. Макс и Рощин просидели почти час в полном молчании. Каждый думал о своем, слушая рокот волн. А может быть, они вообще ни о чем не думали, просто растворились в этой музыке пространства, в шуме прибоя, в криках чаек. По сравнению с океаном все кажется очень маленьким и временным – дома, города, люди, их радости и печали. Хотелось хоть отчасти соответствовать этому величию – любить, совершать подвиги, познавать законы вселенной. Океан не терпит суеты, лукавства и лицемерия, он обращается к человеку всерьез и хочет говорить только начистоту…
Когда-то отсюда уходили корабли исследовать неизведанные земли, покорять Африку, Америку, Азию. Здесь росли и крепли гордость и величие европейцев – покорителей пространства, хозяев мира, смело бросивших вызов неизвестным проливам, таинственным бухтам, зловещим преданиям и варварским странам. Они заранее чувствовали себя победителями и были убеждены, что кроме смерти и удачи нет на земле силы, которая способна сбить их с намеченного пути.
Мы, два байка, Могучий и Иваныч, тоже были наследниками этой великой воли, великого порыва. Верность духу свободы, кровь Харлей-Дэвидсон в наших жилах вели нас дальше и дальше – от этого берега к берегам других континентов.
Но наша дорога к экватору шла через Париж. Там нас должны были погрузить на самолет, который приземлится в Найроби. И наши шины уже предчувствовали пыль африканских дорог…
2 ноября
Возвращение на север было окрашено в тона расставания с Европой. Наши путешественники немного утомились от бесконеч ных трасс и рады были скорее попасть в давно любимый город, взять там небольшую паузу. Отдохнуть от седла, побродить по бульварам и набережным, ощутить атмосферу праздника, который, как сказал бы папаша Хэм, всегда с тобой…
В первый день мы прошли от Лиссабона до Биаррица где-то 1000 километров. Биаррицмногозначитдлярусскогослуха. Здесьстоитодин из самых известных на Западе православных храмов – Покровский собор. Он посвящен тому же чудесному спасению Константинополя от варваров (славян, кстати), что и собор Василия Блаженного, от которого мы, собственно, и стартовали. Так что круг замкнулся.
Почти столетие назад этот курорт, нынче одна из столиц европейских серфингистов, дал приют русской эмиграции. Здесь жили Стравинский со своей возлюбленной Коко Шанель, Шаляпин, коекто из Романовых. Трудно себе представить, что еще раньше Виктор Гюго, побывав на этих берегах со своей подружкой Жюльеттой Друэ, записал в дневнике: «Надеюсь, Биарриц никогда не войдет в моду». Немного грустно и немного смешно. В чем-то такова участь почти всей Европы, обжитой и заселенной, известной и растащенной на кинокадры и цитаты…
Макс и Рощин с утра вновь сидели на берегу, курили, наблюдали за линией горизонта. Поскольку до Парижа оставалось меньше 800 километров, а за эту неделю мы покрывали и гораздо большие расстояния, ребята решили никуда не спешить и просто насладиться этим милым городом. Они еще побродили по набережной, вкусно поели и отправились в дорогу, когда день уже клонился к вечеру.
В Париж въезжали через Орлеанские ворота глубокой ночью. Когда пересекли Périférique, стало окончательно ясно: первый этап кругосветки завершен.
И это было хорошо.
Еще в Биаррице Макс написал стихотворение под названием
«Шум шторма».
Бьют волны о берег Штормовым пульсом.
Идешь без оглядки вперед Неведомым курсом.
Позади Москва
И знакомые лица,
Впереди океан новых встреч.
Навеяло за сигарой
на набережной Биаррица.
Наверное, из таких моментов,
Созерцания шторма и покорителей волн на маленьких досках, Собирается в пазл жизнь
Из кружевной паутины душевного роста.
Шагом неспешным бреду по набережной Биаррица, Я так бежал эти годы куда-то,
без шанса остановиться.
Бросив все, разорвав круг предсказуемости конца,
Обернувшись на миг, вспоминаешь о прошлом с улыбкой, Первый раз к сорока мимолетно пока ощутил
В унисон с океаном неспешно звучащий блюз свободного сердца.
Первый итог кругосветных странствий Пришел на набережной в Биаррице.
То, за чем, бросив все, побежал вперед.
После сорока лет цунами
воцарился покой в душевном пространстве.
Посмотрю, что напишет жизнь на этой чистой странице!!!
3 ноября
Парижские мостовые, которые ныне оттаптывают миллионы туристов, видели на своем веку все, что только может предложить человек мирозданию. Их ничем нельзя удивить. Сквозь швы и трещины наведенного бароном Османом глянца и по сей день просвечивает другой Париж, который никогда не пытался скрывать свои язвы и тайны. Париж революций и бунтов, публичных казней и головокружительных романов, королевских приемов и императорских амбиций. Не только Наполеон, но и Дантон, не только Тьер, но и маркиз де Сад – все они топтали эти мостовые, мечтательно чертили по ним основные линии своей жизни. У нас, Харлеев, все хорошо с воображением. А Париж позволяет ему разгуляться, как мало какой город на земле.
Мы двигались в сервис. Надо было произвести профилактический осмотр – это как диспансеризация у людей. Все-таки было пройдено почти 10 000 километров, а впереди ожидался африканский грунт. Парни забили адрес сервиса в навигатор и катились не спеша, обозревая окрестности. В Париже совсем необязательно гнаться за общепринятыми достопримечательностями. Каждый метр пейзажа радует глаз.
Вот, приехали. Максим от удивления чуть не выпал из седла. Рощин тоже долго смеялся. Перед нами красовалась вывеска
«Ремонт скутеров Peugeot».
Маленький француз, вероятно, много лет подряд ремонтировавший эти скутеры, что-то пытался объяснить парням по-французски, но они, увы, языка Дидро и Лафонтена почти не понимали. Наконец он стал делать пасы рукой и указывать на другую сторону улицы. Тут как раз Володя и догадался обернуться. Там, прямо напротив, красовалась чаемая вывеска. «Харли, – как говорится, – мать его, Дэвидсон». «Дух, что неизбежно, свободы». Магазин, сервис, склад запчастей – все в одном месте.
Французский механик нас нахваливал. Ему понравилось все: и качество сборки, и дополнительные опции. За 10 000 километров вибрация не справилась ни с одним узлом, и это было крут