[Рец.:] Гершензон М.О. «Узнать и полюбить». Из переписки 1893–1925 гг. / Сост., коммент. Е.Ю. Литвин; послесл. В.В. Сапов. – М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2016. – 512 с. – (серия «Российские Пропилеи»).
Михаил Осипович Гершензон – одна из ключевых фигур в истории как изучения русской общественной мысли XIX века, так и общественной мысли XX века, уже не как исследователь, но как деятель, сам в свою очередь становящийся объектом пристального изучения, в последнем отношении достаточно напомнить хотя бы о его роли в издании «Вех». Однако в данной публикации переписки Гершензона второй его ипостаси уделено минимальное внимание: в изданных письмах текущие общественные и политические сюжеты затрагиваются лишь в силу неизбежного касательства их к совсем иным, собственно исследовательским и издательским хлопотам автора и его собеседников, или в той мере, в какой собеседники сами настаивают на обсуждении данных сюжетов, настойчиво переводят разговор на них.
Конечно, подобное положение вещей во многом обусловлено выбором составителя: в книгу вошла лишь сравнительно небольшая часть большого эпистолярного наследия Гершензона, но произведенный отбор более чем удачен: он не ставит, насколько мы можем судить, своей задачей дать «целостный образ автора», но детально обрисовать его облик с одной, самой существенной (по крайней мере оказавшейся таковой в исторической перспективе, привязанной к сегодняшнему дню) стороны – со стороны историка, страстного и иногда пристрастного исследователя русской жизни XIX века.
Издание, подготовленное Е.Ю. Литвин, содержит письма М.О. Гершензона шестнадцати корреспондентам, в частности В.Я. Брюсову, Н.О. Лернеру, В.А. Маклакову, М.В. Сабашникову, П.Е. Щеголеву, причем за исключением писем к брату, А.О. Гершензону, и к Е.Н. Орловой, в книгу вошли и ответные письма, что дает возможность услышать оба голоса в разговоре. Сами письма распределены по разделам, по каждому из адресатов, выстроенных в алфавитном порядке, тогда как внутри разделов – по хронологии, насколько ее удалось восстановить: отметим соразмерность этого решения, поскольку книга дает нам лишь некоторые из писем Гершензона, к тому же в ряде случаев опубликованы далеко не все из известных писем автора[58], перед нами часть, принципиально не претендующая на полноту (иллюзию которой создает «полное собрание»), обусловленную мерой сохранности – фрагмент, представленный в качестве самого себя.
Надобно сказать, что мало кому из авторов этого времени, обильного на письма, столь подходит издание переписки, ведь сам Гершензон был великим любителем эпистолярии прошедшего века, внимательным читателем, собирателем и публикатором писем и дневников, а его лучшие исторические работы, такие как «Жизнь В.С. Печерина» и «Грибоедовская Москва», не только написаны в первую очередь на эпистолярном материале, но и являют один из лучших образчиков литературной работы с ним.
Письма дают доступ к чрезвычайно насыщенной и напряженной жизни Гершензона – напряженной не только интеллектуально, но и сугубо житейски. Как вспоминал его шурин, известный пианист А. Гольденвейзер, «семейная атмосфера жизни сестры, особенно принимая во внимание постоянные материальные трудности ввиду неопределенности заработка Михаила Осиповича, была очень тяжелая, напряженная» (Гольденвейзер, 2000: 9). На протяжении всей своей жизни ему не просто приходилось трудиться для заработка (обстоятельство, не особенно удивительное для нас сегодняшних, но отнюдь не само собой разумеющееся для интеллектуальной атмосферы XIX столетия, предполагавшей в качестве нормативного идеала для такого рода занятий обладание обеспеченным досугом), но и согласовывать свои исследовательские интересы с тем, на что существовал запрос у публики. Путь к академической карьере (Гершензон был учеником П.В. Виноградова, первоначально профессионально интересуясь историей Древней Греции и опубликовав две, не лишенных для своего времени ценности, работы в этой области) был закрыт его вероисповеданием – обстоятельство, весьма характерное для всего духовного облика Гершензона. Сам он отнюдь не являлся ортодоксальным иудеем, однако при этом считал неприемлемым переменить веру из каких-либо прагматических соображений – креститься, не уверовав, значило в его глазах лицемерить, исповедовать публично то, во что сам веры не имеешь. Данное понимание вещей не только закрыло Гершензону путь к продолжению академического образования, но и надолго осложнило его личную жизнь, поскольку Мария Гольденвейзер, с которой он сошелся в 1902 г., происходила из православной семьи, так что повенчаться они смогли уже много лет прожив вместе и родив трех детей (из которых выжили двое, сын и дочь, – Сергей и Наталья), лишь после выхода законодательного позволения выхода из православия, так что Мария Борисовна смогла перейти в лютеранство и выйти за Гершензона, поскольку лютеранам дозволялись браки с иудеями (отметим попутно своеобразие принципов Михаила Осиповича: для себя он считал невозможным переменить веру, но для жены – вполне допустимым, хотя по воспоминаниям дочери, мать сохраняла привязанность к православию, ходила на церковные службы и не воспринимала лютеранство как свою веру, для нее это была юридическая необходимость, открывавшая сыну путь в гимназию).
Для Гершензона была закрыта всякая коронная служба, и обычный путь вел его в разнообразную книжно-журнальную поденщину, разнообразные переводы (вроде предпринятого им перевода «Эпохи крестовых походов» из многотомной истории Э. Лависа или «Истории Греции» Э. Белоха, заказы на которые он получал благодаря сохраняющимся связям с университетом), мелкие статьи и рецензии – он даже пытался стать заграничным корреспондентом, отправившись в Италию, но вскоре был вынужден признать, что это занятие не для него: он был лишен дара быстрого репортерского письма, корреспонденции его были даже по отзывам друзей сухи и шаблонны, лишены непосредственных наблюдений, выглядя списанными с других. Перспективы его были бы довольно печальны (обычное существование еврейского интеллигента в столицах, осложненное житейской неприспособленностью и чрезвычайной нервностью), если бы не счастливый случай, сведший его в самом начале века с Елизаветой Николаевной Орловой, внучкой Михаила Федоровича Орлова, мать которой обладала богатым архивом трех семейств, чьей наследницей была: Орловых, Раевских и Кривцовых. Эти материалы стали на многие годы бесценным ресурсом для Гершензона, на их основе написан целый ряд его статей (часть из которых затем была объединена в книги), принесших ему известность.
Сама Елизавета Орлова («Лили», как было принято ее называть) станет самым близким к семейству Гершензона человеком – на восемь лет старше Михаила Осиповича, некрасивая, с возрастом сильно располневшая, несколько наивная и чистая сердцем, она была «по-институтски» влюблена в него, затем распространив это чувство и на всю его семью, – та жила во флигеле ее дома, что стоял в Никольском переулке на Арбате, а к 1913 г. Орлова построила новый дом, где расположилась на первом этаже, отведя семейству Гершензона второй этаж, а ему самому – под кабинет и библиотеку – мансарду. В этом доме они проживут до конца своих жизней – после революции, на волне первых «уплотнений», Гершензон «подселит» своих учеников – Якова Захаровича Черняка и Веру Степановну Нечаеву, в дальнейшем, правда, защищать дом от «случайных жильцов» уже не получится, он, как и большая часть его соседей по Арбату, станет коммунальным ковчегом, но осколку старой Москвы удастся дожить в нем до 50-х: до конца своих дней, наступившего в 1940 г., в нем, теперь вынужденная переехать со своего первого этажа[59] в бывшую квартиру Гершензонов, будет стариться Лили, в том же 1940 г. умрет и Мария Борисовна; только в 1959 г., уже после смерти Я.З. Черняка, Наталья Гершензон, к этому времени давно добавившая к своей фамилии «Чегодаева», покинет старый дом, к тому времени уже перестроенный и надстроенный, а в конце 1970-х не станет и самого дома.
Везение сыграло большую роль в научной жизни Гершензона: ему повезло познакомиться (через «Комиссию по организации народного чтения») с Орловой, как ранее, в 1900 году, посчастливилось познакомиться с Н.А. Тучковой-Огаревой и получить доступ к ее архиву, его материалы легли в основу подготовленного им двухтомного собрания стихотворений Н.П. Огарева, они же стали источником значительной части материалов известных «Русских Пропилей», в память о которых названа С.Я. Левит выходящая с конца теперь уже прошлого века новая серия «Российских Пропилей», в которой и издана переписка Михаила Осиповича, – старомодный жест почтения к предшественникам, память о которых делает осмысленным наше сегодняшнее существование.
Но если роль везения трудно умалить в делах Гершензона, то более чем уместно вспомнить знаменитую реплику Суворова: «Везение да везение. Мой бог, да когда-нибудь надобно и умение» – Гершензон не только неутомимо разыскивал все новые архивные богатства, неоцененные или недоступные предшественникам, но и обладал поистине великим даром возвращать найденное к жизни, делать подробности прошлого не только интересными своим современникам, но и открывать в них глубокий, несиюминутный смысл. Последнее нередко входило в конфликт с тем, что сами современники считали нужным «здесь и сейчас», так, П.Е. Щёголев, в то время редактор «Былого», писал Гершензону 25.III.1906 по поводу статьи последнего о Чаадаеве: «в настоящий […] момент кажется неудобным подчеркивать, что есть нечто высшее, чем временное, политическое» (стр. 403) – и он же затем искал сочувствия у Гершензона, делясь с последним после выхода «Вех», что многое из им ранее написанного не соответствовало его собственному понимаю, сказано вопреки себе. Вряд ли таким признанием можно было снискать расположение Гершензона, тот был человеком увлекающимся, страстным, но всегда – насколько это вообще в силах человека – искренним в своих словах и поступках. Он умел показать сложность другого, потому что видел ее во всяком, к которому обращал свой взгляд и потому, ссорясь и мирясь, неизменно признавал, что разводящее с другим или даже неприемлемое в нем соседствует с тем, что заслуживает почтения или любви: он сумел показать в людях недавнего прошлого – в декабристах, Герцене и Огареве, славянофилах – их многоплановость; политические бойцы, герои или злодеи, пре