Поехал богатырь в Поморское царство, в город его престольный, нашёл ветхую избёнку, где лежала его суженая.
Как увидел её, обомлел с испугу: лежит девица в избёнке одна-одинёшенька, и на всём теле у неё точно кора наросла, а сама и не шевелится.
Вынул Святогор пятьсот рублей, положил на стол, обнажил булатный меч и ударил им девицу в грудь. Вышел из избушки убогой, вскочил на коня и уехал к себе на Святые горы. «Отделался, – думает, – от такой невесты!»
А девица тем временем проснулась, смотрит: кора с тела свалилась, и стала она такой красавицей, какой никогда ещё на белом свете не видывали, – ростом высокая, статная, очи ясного сокола, брови чёрного соболя.
Увидела девица пятьсот рублей на столе. «Вот, – думает, – счастье Бог послал!» Стала она на те деньги торговать и нажила несчётную золотую казну, нагрузила корабли товарами драгоценными и отправилась в путь.
Куда ни приедет, все бегут товары покупать, на красавицу невиданную, неслыханную полюбоваться. Доехала она и до Святых гор, и прошёл о ней слух по всему царству.
Пришёл и Святогор взглянуть на диво дивное; как взглянул, так и подумал: «Вот это невеста по мне, эту за себя сосватаю!»
Полюбился и богатырь девице, поженились они, и стала жена Святогора про свою прежнюю жизнь рассказывать, как она тридцать лет лежала, корой покрытая, как вылечилась, как начала торговать на те пятьсот рублей, что неведомый богатырь ей оставил. Слушал Святогор, слушал и говорит:
– Да ведь это я и был.
Подивились они, что от судьбы своей никак не уйдёшь, и стали жить да поживать на Святых горах.
Встреча Святогора с Ильёй Муромцем
Ездил как-то богатырь Илья Муромец по белу свету и заехал ко Святым горам.
Бродит по утёсам и день, и два, притомился, раскинул шатёр белого полотна, привязал у входа своего коня богатырского и уснул ни много ни мало – на двенадцать дней. Вдруг слышит во сне: храпит его бурушко, ржёт, копытом землю роет и говорит ему человечьим голосом:
– Ай же ты Илья свет Иванович, спишь ты, прохлаждаешься, беды над собою не чуешь: едет к шатру Святогор-богатырь! Отпусти-ка меня в чисто поле, а сам полезай на сырой дуб.
Послушался Илья своего верного товарища, пустил его в чисто поле, а сам на дубу спрятался. Видит: едет богатырь выше леса стоячего, головой упирается в облако ходячее, за плечами у него хрустальный ларец. Слез Святогор с коня, отпер ларец золотым ключом, вышла красавица, жена богатырская что зорька на небе. Раскинули они шатёр, разложила красавица скатерти браные, расставила яства сахарные, питья медовые, – стали они есть, пить, а Илья сидит на дубу, не шелохнётся.
Увидала Илью жена богатырская, побоялась, как бы не убил Святогор добра молодца, и спрятала его в мужнин карман, да с конём вместе.
Сидит Илья в богатырском кармане и день, и два, возит его Святогор, сам того не ведает, да на третий день невмочь стало коню Святогорову тяжесть такую таскать: споткнулся он, подогнулись ноги его быстрые.
Разгневался Святогор на своего верного товарища, со всей силы богатырской хватил его плетью по крутым бёдрам, крикнул громким голосом:
– Что ты, травяной мешок, спотыкаешься?
Отвечает ему конь:
– Как мне не спотыкаться? До сих пор возил я одного богатыря да жену его богатырскую, а вот уж три дня вожу двух могучих богатырей, да ещё и коня богатырского в придачу.
Удивился Святогор, сунул руку в карман, а там и вправду богатырь с конём шевелятся. Вытащил Святогор Илью из кармана, стал его спрашивать, допытывать:
– Ты откуда родом, как тебя звать-величать?
Назвался Илья.
– А зачем к нам на Святые горы пожаловал?
– Да захотелось мне повидать Святогора-богатыря.
– Ну, я самый и есть Святогор; давай побратаемся, научу тебя всем похваткам-поездкам богатырским.
Кликнул Илья своего коня, поехали они вместе по Святым горам. Научил Святогор Илью всем похваткам-поездкам богатырским, звал его меньшим братом, делил с ним хлеб-соль, пил из одного ковша.
Едут они путём-дорогою и наехали на огромный гроб. Стоит гроб, весь из камня высечен, а подле крышка лежит.
– Давай, – говорит Святогор, – померяем, для кого этот гроб изготовлен: кому из нас придётся впору, для того он и есть. Полезай-ка ты, Илья, вперёд.
Лёг Илья в гроб, да не по нему домовина: и широка, и длинна, и высока не в меру.
– Ну, – говорит Святогор, – видно, мне в него ложиться.
Лёг, протянул ноги, гроб пришёлся как раз по нему.
– Гроб-то ведь как нарочно для меня сделан, – говорит он Илье. – Ну-ка, меньший братец, сослужи мне службу, закрой меня крышкой.
– Нет, старший брат, вижу я, ты не малую шутку пошутить задумал: заживо себя хоронить собрался. Не подниму я крышки, не закрою тебя.
Привстал тут Святогор, сам поднял крышку и закрыл ею гроб.
Только что сошлись края, как и срослись вместе.
Силится Святогор поднять крышку – не может, зарос гроб, давит богатыря, не совладать ему со своею судьбиной. Бился он, бился, просит Илью:
– Братец меньший, душно мне, знать, конец мой приходит! Попробуй-ка поднять крышку.
Попробовал Илья – нет, куда ему! Срослась крышка с гробом, ничего с нею не сделаешь.
– Возьми, Илья, мой меч-кладенец, – просит Святогор, – попробуй-ка разрубить крышку поперёк.
Взялся Илья за богатырский меч, силился, силился, не может и приподнять его, не то что крышку рубить.
– Нагнись ко гробу, – говорит Святогор, – я дохну на тебя своим духом богатырским.
Нагнулся Илья, дохнул на него Святогор, и почуял он в себе силы втрое против прежнего.
Поднял он тогда меч-кладенец, взмахнул им над крышкой, опустился меч, зазвенел о камень, – глядь, а из-под него поперёк гроба железная полоса проросла.
– Душно мне, меньший брат, – жалуется Святогор, – попробуй-ка ударить мечом вдоль крышки.
Ударил Илья и вдоль крышки, из-под меча искры посыпались, и другая железная полоса выросла.
– Ох, тяжко мне, – стонет Святогор, – наклонись-ка ко мне, меньший брат, я дохну на тебя своим духом богатырским, передам тебе всю свою силушку великую.
– Довольно с меня и этой силы, старший брат, – отвечает Илья, – а коли ты передашь мне всю свою силушку богатырскую, так меня земля носить перестанет, как и тебя.
– Ну, хорошо же ты сделал, Илья, что не послушал меня: я бы дохнул на тебя мёртвым духом, и ты бы умер вместе со мною. Прощай, мой названый меньший брат, владей моим мечом-кладенцом, владей моей силой, а коня моего привяжи ко гробу, – кроме меня, никто с этим конём не совладает.
Замолк богатырь, замерли слова его, а Илья всё стоит, слушает, опершись на меч-кладенец, всё думает, не скажет ли ему старший братец ещё хоть словечко. Нет, затихли слова богатырские, пропала мощь-сила заветная, а из щёлки гробовой мёртвый дух пошёл.
Опоясал тогда Илья меч-кладенец, привязал коня Святогорова ко гробу, положил перед гробом три земных поклона глубоких, смахнул слезу горючую и поехал на святую Русь, к князю киевскому, Владимиру Красному Солнышку.
Богатырь Михайло Поток
Собрались славные богатыри на пиру у князя Владимира: все потешаются, гуляют, веселятся.
А Владимир Красное Солнышко по гридне столовой похаживает, то тому, то другому богатырю службы раздаёт. Наливал князь чару зелена вина, ковш мёду сладкого, подносил старшему богатырю, Илье Муромцу:
– Илья Муромец свет Иванович, ты съезди-ка на горы Сорочинские, побей силу неверную, татарскую.
Наливал Владимир-князь вторую чашу, подносил другому богатырю, молодому Добрыне Никитичу:
– Эй ты, молодой Добрынюшка Никитич, ты отправься-ка за море синее, ты прибавь-ка нам земельки святорусской, чтобы было с кого брать дани немалые.
Третью чару подносил он богатырю Потоку Михайлу Ивановичу:
– Ты съезди-ка, Михайло Поток, сын Иванович, в Подолье Лиходеево, ты возьми-ка с Лиходея дани за двенадцать лет с половиною.
Приняли богатыри чаши одною рукою, выпили сразу, не поморщились, седлали скоро-наскоро коней богатырских, поехали по чисту полю каждый в свою сторону, исполнять службу княжескую.
Как приехал Михайло Поток в землю Лиходееву, раскинул он шатёр белого полотна на зелёных лугах, на траве шелко́вой. Надел он на шатёр маковку красного золота: днём маковка что солнце сияет, ночью не уступит светлому месяцу.
У Лиходея Лиходеева была дочь, Марья Лиходеевна, хитрая девушка, всякому колдовству учёная. Увидела она шатёр в поле и просится у отца:
– Отпусти меня, батюшка, что-то прискучило сидеть в тереме, погуляю я в чистом поле с нянюшками, с матушками и с сенными девушками.
Отпустил её отец. Разбрелись по чисту полю нянюшки, матушки и сенные девушки, а Марья Лиходеевна к шатру подбежала, внутрь заглянула.
Спит богатырь в шатре, похрапывает. Смотрит на него в щёлку девица, посматривает, а богатырский конь оземь копытом бьёт и говорит человечьим голосом:
– Спишь ты, Михайло Поток Иванович, а у шатра-то твоего девица-красавица стоит!
Вскочил Михайло Поток на ноги, вышел из шатра – не видит девицы, одни лебеди да гуси по заводям плавают. Присмотрел он лебёдку золотое перо – голова у лебёдки унизана нитями золотыми, перевита каменьями самоцветными, скатным жемчугом.
«Вот ту лебёдку намечу да и подстрелю», – думает богатырь. Натянул лук, насадил стрелу, метит в лебедь белую золотое перо, а лебедь-то поднялась высоко-высоко, покружилась да и спустилась перед самым Михайлом на землю, обернулась красной девицей, Марьей Лиходеевной, и говорит ему:
– Не стреляй в меня, молодец, а вези меня на святую Русь, окрести в православную веру да и женись на мне.
Полюбилась Михайле Потоку девица, и дали они друг другу зарок: как женятся, кто первый из них умрёт, с тем в могилу и другого живьём закопать.
Не поехал он за данью, а взял с собою Марью Лебедь Белую и пустился в обратный путь к Киеву.
Повстречал он в чистом поле Илью Муромца и Добрыню Никитича. Везёт с собою Илья добычи, золота, серебра бессчётно, везёт и Добрыня дани немало, что вперёд забрал с покорённых земель, только один Михайло Поток свет Иванович не везёт ни золота, ни серебра, а ведёт за руку одну свою Марью Лебедь Белую.