Одним словом, ничем из массы таких же мелких князей, как и он сам, Вячко не выделялся и даже думать не думал, что его имя войдет в историю.
Годы шли своим чередом, неторопливо переходя в вечность. Зиму сменяло лето. Весна и осень приходили в свой срок. Всё было привычно и обычно. Ничего нового, те же враги, те же друзья. Но с 1201 года жизнь на границе изменилась. Именно в этот год в устье Западной Двины высадились крестоносцы во главе с епископом Альбертом Буксгевденом и основали город Ригу. Официальным названием ордена меченосцев было — Братья Христова воинства. Или на немецкий манер: Schwertbruderorden. Что означало — «Орден братьев меча». Изображение на белых плащах красного креста с расширяющимися концами, под которым вертикально располагался такого же цвета меч, дало нарицательное название всему братству — орден меченосцев. Меченосцы были единственным монашеским орденом в истории, кто подчинялся не папе римскому, а служил создателю организации — непосредственно епископу Альберту.
Перспектива виделась епископу весьма радужной. Он давно мечтал о том дне, когда идеальные, по его мнению, служители и монахи, исполненные христианских добродетелей, под руководством не ведающих страха братьев-рыцарей, которые счастливы уже одним тем, что исполняют его приказы, понесут свет истинной веры по всей Прибалтике! И всё это во славу Христа!
Нет, епископ Альберт не был простым фантазёром, у него была светлая голова, и он умел просчитывать свои действия на несколько ходов вперёд, но вот помечтать… помечтать о сияющем будущем каждому приятно. Тем более последнее время дела у него складывались как нельзя лучше. Благодаря упорному труду и созданию «своего собственного ордена» рижский епископ Альберт Буксгевден, а совсем ещё недавно каноник города Бремена, теперь очень и очень важная фигура. В его руках сосредоточена вся светская и духовная власть в этой забытой богом земле. Круче него здесь только звёзды.
Ни Вячко, ни более опытные и важные князья на факт высадки крестоносцев внимание тогда не обратили. Своих дел много. Времена были суровые, литва заедала. Если так пойдет дальше, то недалек тот день, когда Кукейнос со всех сторон будет окружен врагами и без могущественного союзника будет просто раздавлен, несмотря на всю решимость князя и мужество его небольшой дружины. Полоцкий князь Владимир проявлял удивительную пассивность, считая, что всё само рассосётся, и никакой активности не предпринимал, охраняя всё больше свои рубежи. Словно не чуя ни литовской грозы, ни латинского натиска на Русь! К этому моменту он наводил больше страху на своих приближенных, чем на врагов. А ведь именно от таких князей, как Владимир Полоцкий, зависели не только честь и слава, но и грядущая судьба Великой Руси!
Крестоносцы действовали иначе, они сделали свою столицу Ригу плацдармом для завоевания всей Прибалтики. Немцы, а именно они в первую очередь составляли ядро организации, активно развивали своё наступление, занимая и подчиняя себе всё новые и новые территории. И вот всего лишь четыре года спустя границы владения ордена братьев меча уже вплотную соприкасались с границами русского княжества Кукейнос. Пойдут они дальше или нет, вопрос спорный. Ответа на него никто дать не может. А противостоять такой организованной силе и планомерному напору Вячко в одиночку не мог, не те у него были возможности, ему с литвой бы справиться. Начальство из Полоцка по-прежнему отмалчивалось, не давая никаких указаний, как вести себя молодому князю в такой обстановке. Словно не видя угрозы, наползающей на Русь. Одной из причин этой вялости, возможно, было и то, что мать полоцкого князя, прекрасная Святохна исповедовала «веру папежскую». То есть латинскую. Хотя перед свадьбой она наружно отреклась от нее (а куда ей было деваться, если хотелось идти во власть) и «приняла веру греческаго изповедания, но тайно твердо оную содержала и между дворян ея держала попа латинского». Так написали о ней монахи-чернецы, а они за делами веры следили ох как пристально.
Тянуть до бесконечности было нельзя, нужно было что-то предпринимать, и Вячко принял решение самостоятельно. То есть единолично. Он уже давно следил за действиями крестоносцев, и надо сказать, молодой князь запал на орден.
— Католики, православные, невелика разница, и те и другие христиане. В одного бога веруем, — думалось ему. Поэтому он не видел в крестоносцах врага, наоборот, разногласия различных концессий его мало волновали, он смотрел глубже. В своих мечтах он представлял, как в союзе с «рыцарями Христа» он навсегда отучит дикие соседние племена язычников покушаться на его границы. Воины с красными крестами на девственно белых плащах, несущие свет истинной веры язычникам, стали его кумирами.
Ордена по религиозной принадлежности на Руси не создавались никогда, не было в том необходимости, но свод рыцарских правил, уже давно гуляя по Руси, пустил свои корни в княжеской среде довольно глубоко. Каждый уважающий себя князь считал себя рыцарем и действовал сообразно этим представлениям. Вячко был не исключением из общего правила. К тому же, напомню, он был молод и любопытен, а наивность и романтизм у молодых людей сочетаются почти всегда. И уж если сочетаются, то переплетаются довольно крепко. И держатся они до того момента, пока их разом из головы не выбьют, вот только тогда наступает отрезвление, правда, для некоторых оно приходит излишне поздно.
Вот среди «рыцарей Христа» таких идеалистов уже давно не было. Там попадались всё больше люди опытные, им палец в рот не клади, откусят, не поперхнутся, это лишь на первый взгляд кажется, что они идейные и безобидные. Такими их рисовал лишь официальный хронист ордена братьев меча Генрих Латвийский, всю свою жизнь положивший на то, чтобы не только обессмертить деяния ордена, но создать вокруг меченосцев ореол некоей романтики. Трудился он неустанно. Писал и о том, «что жизнь братьев-рыцарей полна трудностей и приключений, что на каждом шагу их подстерегает смертельная опасность». И о том, что братья-рыцари к встрече с этой опасностью всегда готовы, с момента принесения ими клятвы о вступлении в братство и до своего последнего вздоха. Подчёркивая со всем своим воодушевлением, что как бы трудно ни приходилось, ничто не могло сбить их с ранее выбранного пути.
А вот его земляк, идеолог социализма и автор масштабного труда под названием «Капитал», Карл Маркс придерживался иного мнения и со всей революционной прямотой называл меченосцев не иначе как прохвостами и крестоносной сволочью. И был он намного ближе к истине.
Под белыми плащами служителей культа таились настоящие хищники. Безжалостные. А многие даже безыдейные, для которых вера служила лишь необходимым прикрытием к достижению достатка. Их под эти самые плащи загнала жизнь.
Но все мысли князя Кукейноса лежали сейчас в иной плоскости. Приняв для себя решение, он тут же приступил к его исполнению, так как был он человек деятельный, и уж если что решил, то непременно делал.
Советоваться в этом щепетильном деле было не с кем. Полоцк всё так же молчал, как воды в рот набрал, видимо предпочитая не вмешиваться. Соратники больше владели мечом, топором, булавой, в крайнем случае кистенём, но способностей к политике и анализу не имели вовсе. Их дело было лететь за своим князем в атаку на лихом коне или прикрыть его своей грудью или своим щитом, в случае, если такая необходимость возникнет. А стратегия, и прочие тактические ухищрения — с кем дружить, кого бить, это дело князя, он для этого над ними и поставлен. Может, даже и посомневались где над затеей княжьей и поговорили между собой, посудачили, а как без этого? Но отговаривать и совать свой нос в дело не стали. Суровые ветераны, отмеченные в пограничных стычках десятками шрамов, днями и ночами не покидавшие седла, хорошо разбирались лишь в тонкостях войны, а не жизни. Если и выйдет из поездки толк, так всем хорошо будет. И нечего лезть с ненужными советами, блистая напоказ умом перед князем. А опасности никакой они для своего князя в этом деле не усматривали.
Несмотря на свой молодой возраст, Вячко поступил очень дальновидно. Сам, без отцова подсказа, без совета бояр понял, что надо.
Добыв через гонца пропуск у епископа, он отправился к нему на корабле. Плыть было недалеко, не больше трёх миль вниз по реке. Сойдя на берег, князь тут же отправился к епископу Альберту, где был прекрасно встречен. У епископа Альберта были далекоидущие планы на каждого русского князя, что готов был сотрудничать с орденом. Епископ Буксгевден не покладая рук трудился над приобретением друзей в этом непростом регионе, а тут молодой русский князь пожаловал с визитом и предложением дружбы сам. Ещё более актуально это выглядело в свете того, что теперь границы земель ордена напрямую соприкасались с землями королевства Кукейноса, то есть они были соседями. А когда соседи друг за друга горой, это очень большое удобство. Говорить о соседях, как вы понимаете, можно бесконечно, а главное, объяснять никому ничего не нужно, для многих это и сейчас больная тема.
Епископ казался на первый взгляд человеком хорошим, в общении простым, добрым и покладистым, во всяком случае, лицо у него было располагающее к доверию и общению. Он был человек умный и умел вызывать на откровенность собеседника. Когда он слушал, то всегда улыбался, время от времени кивая головой в знак согласия и поддержки. Но всё это было лишь ловушкой. Теплота в его взгляде могла в одно мгновение испариться и смениться холодным металлическим блеском. Менялся и его тон. Он становился резким и не терпящим возражений. Обескураженные столь разительной переменой собеседники часто терялись, понимая, что спорить с епископом или уговаривать его бесполезно. А сейчас епископ Альберт источал только теплоту и любезность.
Немецкий хронист Генрих Латвийский отметил: «Проведя в самой дружественной обстановке в доме епископа много дней, он (князь Вячко) наконец попросил епископа помочь ему против нападений литовцев» — и в ответ на эту просьбу