Сказать, что Вячко был счастлив, значит не сказать ничего. Сверкающая свежесть мая успокоила его легким весенним духом, и оттого все вокруг виделось ему легко, ясно и радостно.
Он сидел за столом, с удовольствием уминая за обе щёки праздничный пасхальный кулич и даже не подозревая, какие грозные тучи уже сгущаются над его бесшабашной головой. Но даже если бы и подозревал, то ни в коем случае не утратил бы аппетит — настолько он был в себе уверен. Возможно, только бы самонадеянно усмехнулся про себя. Молодой князь считал, что общий христианский праздник и слово, данное ему епископом Альбертом, уберегут его от беды. Но как сказал большой поэт — надежды юношей питают.
Пока в Кукейносе, как и на сердце князя было легко и весело, в мрачном замке Леневарден совершенно непразднично. Хозяин замка, оттого что заняться было нечем, а время скоротать было просто необходимо, походил немного по залу, а затем сел к столу и, подпёрев голову рукой, задумался о своих планах. Перспективы выходили неясные. Но обратной дороги уже не было. И пока русский князь готовился отойти ко сну, его ближайший сосед и «союзник» Даниил фон Леневарден думал с мстительной радостью о том, что до момента удовлетворения своей мести ждать осталось совсем не так много.
Как гласит пословица английская — счастье гарпунёра в том, что левиафан в нужный момент спит. А Даниил собирался загарпунить этой ночью довольно крупную рыбу.
«Спи, Вячко, спокойно спи. Вполне возможно, что сегодня ночью ты заснешь навеки». От этой мысли у рыцаря сладко ныло под ложечкой, он был уверен, что всё пройдёт как надо.
Дождавшись глубокой ночи, Даниил поднял своих слуг и вместе с ними выдвинулся к замку русского короля, как его называет всё тот же Генрих. Будить слуг не пришлось, они уже во всеоружии ждали сигнала своего господина, чтобы начать действовать. А слуги у брата-рыцаря не разжиревшие от спокойной жизни швейцары и дворники, с привычными больше к хозяйским делам лакеями да конюхами. Это не садовники с гувернёрами, которые не знают, с какой стороны взять меч. Это братья-служители, такие же отпетые авантюристы и головорезы, как и сам рыцарь, только не знатные. Большей частью это воины, прошедшие огонь и воду и прекрасно умеющие управляться с оружием. Это стрелки и меченосцы, в смысле люди, прекрасно управляющиеся с мечом. Сколько они на своём веку крови пролили, сколько сирот пустили по белу свету, никому про то знать неведомо. Они пришли в Прибалтику за тем, чтобы спасти свою бессмертную душу от геенны огненной, которая ждала их за все совершённые проступки, а заодно и поправить за счёт язычников, или кого они считали таковыми, свои финансовые дела.
Придя к замку на рассвете, они нашли стражу беспечно спящей. Такой поворот многократно облегчает поставленную задачу.
Сон на посту дело до чрезвычайности опасное. Если часового застанут за этим делом, то лучшим из последствий, на которое он может рассчитывать, будет мордобой. Неслучайно в «Уставе гарнизонной и караульной службы», книге, в прямом смысле написанной кровью, в параграфе номер 189, говорящем о том, что запрещается часовому, первым в череде из 14 пунктов стоит — спать. И только уже потом: сидеть, есть, разговаривать. Часовой, не выполняющий этих требований, есть прямая угроза для безопасности гарнизона.
Если бы князь застал своих постовых спящими, он бы их убил, но это сделали без него.
Пока Вячко мирно сопит под одеялом, немцы деловито занимают город. Они действуют без малейшего промедления.
Неожиданно взойдя на крепостной вал, меченосцы без труда захватили главное городское укрепление. Три десятка человек в длинных белых плащах, на которые были нашиты красные кресты и мечи, призывая на помощь Деву Марию, рассыпались по ночному городу, подминая его под себя. Убивать всех подряд, не разбирая, как это бывало с язычниками, они не решились. Поэтому, глуша оплеухами и пинками, разогнали высыпавших на шум и не проснувшихся толком ратников по углам, обращая в бегство. Тех, кто ещё пытался сопротивляться, брали в плен и вязали, как вяжут кули с мукой. В числе захваченных и связанных оказывается и сам король.
Вячко проснулся под утро, вдруг, словно ударили, и несколько мгновений не мог понять: что не так и в чем дело? Когда протёр глаза, было уже поздно.
Несколько хмурых, одинаково жутковатых с виду, давно небритых мужчин, прямо с утра стоящих у твоей постели с оружием наготове и немигающим взором глядящие на тебя в упор, могут испортить настроение кому угодно. И оттого что они вооружены, а на их плащах нарисован красный крест, спокойствия не прибывает. Скорее наоборот. Это способно повергнуть в панику любого. Сейчас Вячко сам был, наподобие своего замка, гостеприимно распахнувшим перед неприятелем ворота. То есть: слаб, беззащитен и уязвим. Тут ему жутко захотелось заснуть обратно, чтобы стоящий перед глазами кошмар исчез, рассыпался, растворился как дым. Но как ни тёр князь руками глаза, неприятное видение не исчезало.
Думать о каком-либо серьёзном сопротивлении даже не приходилось. С голой пяткой лезть на остро отточенные клинки несподручно. Хорошо, если можно откупиться тем, что лежит в твоём кошельке. Но от тех, чью грудь украшает латинский крест, такой мелочью не откупишься.
Чтобы русский князь понял всю серьёзность своего положения, они отвесили природному Рюриковичу несколько крепких зуботычин. Разумей. Шутки шутить никто не собирается. Затем позвали господина своего Даниила, бывшего поблизости, уточнить у него, что делать им с русским королём. Прямо здесь задушить подушкой, сунуть под рёбра остро наточенный кинжал или взять с собой в качестве военного трофея?
Пока благородный фон Леневарден думал, свободные от охраны пленённого хозяина дома крестоносцы начали переворачивать сверху донизу княжеские хоромы, собирая в одну кучу: серебряные блюда, чаши, цепи и пояса с каменьями и яхонтами, вынося из комнат мягкую рухлядь, выискивая кожаные мешки, набитые новгородской гривной, тащили амфоры с заморским вином, из княжеских погребов выносили вязанки сушеной рыбы, грибов — одним словом, брали что под руку попадётся… Люди, принявшие при вступлении в орден обет бедности и давшие клятву не нарушать его, увлечённо и самозабвенно грабили! Сейчас они больше напоминали не служителей религиозного братства, а разбойников с большой дороги. Они увлечённо ругались между собой из-за княжеского добра, и каждый хотел что-то присвоить себе втихомолку.
Рыцарь Даниил горел желанием прикончить русского князя прямо на месте, но он просто не знал, как посмотрит на такое самоуправство епископ. Брат-рыцарь, не привыкший к таким сложным умственным задачам, страшно мучился, прежде чем принять решение. Тем более что дело было уже сделано. Теперь осталось предугадать последствия.
«Грохнуть его! Мёртвые не создают проблем!» — бухнуло в голове. И это было бы логично. Оскорблённое самолюбие может возжелать мести. Тогда жди беды. А так нет человека — нет проблемы. Гуманизм в таких вопросах только мешает! Если не таким кардинальным образом, то как в таком случае прикажете решать неразрешимые вопросы?
Гуманизм не одержал верх, но победила осторожность. Буксгевден — это не пустой звук. И если с ним вынужден считаться сам магистр ордена, то Даниилу это положено изначально. Он уже и так наворотил дел, за которые всё одно придётся оправдываться. А это тяжело, особенно тогда, когда тебе не верят. А раз так, значит, нужно всё подать в лучшем свете. Может, тогда и обойдётся. Брат Бертольд Венденский и не такие дела проворачивает, и всё ему с рук сходит. Но Бертольд, в отличие от Даниила, это уже величина, авторитет, его имя легенда при жизни как в самом ордене, так и по всей Прибалтике.
— Король Кукейноса, я, рыцарь Даниил из Леневардена, объявляю тебя своим пленником, — громким надменным голосом произнёс он, демонстрируя своё превосходство.
Задобрить же вышестоящее начальство Даниил решил просто. Поделиться добычей.
Всё имущество, добытое в замке, братья-служители снесли в одно место и тщательно охраняли. Потом сложили на телеги, привязали к задку пару коров и несколько овец и только затем бросили сверху на одну из них связанного по рукам и ногам короля Кукейноса, с чем и отправились восвояси. Одним словом, пришли и забрали…
Дружина пребывала в хмурой задумчивости. Против лома нет приёма. Оказавшиеся в кольце копий и обнаженных мечей ратники лишь ворчали, словно побитые собаки, глухим ропотом выражая возмущение, но не смели ринуться на помощь плененному князю. Отчего обливались жарким стыдом и чувствовали себя погано. И даже когда крестоносцы покинули Кукейнос, кмети ещё долго смотрели пустым взглядом вслед укатившей с их князем телеге.
Так закончилась эта операция.
Что мы в итоге имеем? А имеем мы открытое оскорбление чести и достоинства главы соседнего государства. Это был прямой повод к войне с Полоцким княжеством.
В данный момент орден меченосцев ещё не был к ней готов!
Оказавшись в тевтонской темнице, Вячко затосковал. Постель в темнице жёсткая, неудобная, совсем не княжеская. Ни перины, ни подушки нет. Воздух несвежий, затхлый. Мыши бегают. Тут соображение проясняется вмиг. Отличить незабудку от дерьма — никаких проблем. Не он первый, не он последний оказывается в тюрьме в тот самый момент, когда все его грандиозные планы должны были вот-вот осуществиться.
Именно в тюрьме Вячко оценил все прелести как свободы, так и независимости. Такой вот парадокс. И это чёткое, выкристаллизированное соображение подсказало ему, что княжество своё он, кажется, профукал. Именно сейчас в этом затхлом тёмном подвале, с цепями на руках он осознал, как глупо и несообразно он пытался решить возникшие вопросы. Зачем-то попёрся в Ригу. Пытаясь лично решить проблему. Возомнил себя наравне с большими князьями. Не по Сеньке шапка. Рюрикович! И чего добился? Вот и сиди теперь за решёткой в темнице сырой. Впору было удавиться от стыда и горя. И винить некого, сам, один во всём виноват. Не нужно быть таким лопухом.
От расстройства Вячко даже голову руками обхватил. Цепи печа