Одним из условий мира было: вся новгородская оппозиция должна была покинуть Чернигов.
Пировала на радостях дружина. Торжествовала победу шумно. Славила князя. Заморские вина и мёд, янтарное сусло стояло на столе.
— Здрав будь, княже, во веки веков!
Василько улыбался:
— Испугался, тестюшко. Да оно и лучше так-то: ни к чему кровь проливать. Черниговцы не половцы. Тоже нашего, русского, корня… Попужали, и хватит.
Долго после этого сидел Василько без дела. Некуда было ему свою силу и отвагу приложить, мир и покой стояли в земле Владимирской.
О богатырской славе мечтал Василько. А многого ли достиг?
— Ныне, князь, не твоё время, — успокаивали его воеводы.
— Но оно скоро наступит, — говорили они ему. И как в воду глядели. Осенью стали доноситься тревожные вести, что снова собираются зловещие тучи, что копиться у границ вражья сила. Грядет гроза жестокая. Она уже смела с лица земли булгарские города, выжгла Мордву и теперь готова идти на Европу. А между ними и этой самой Европой лежит Русь, и обойти её вряд ли получится. Тем более наша слава пришлым — что бельмо в глазу.
Все русские князья, от Мурома и Рязани до Углича и Ростова, это понимали. Надеялись лишь на то, что зимой монголы, а именно они были этим врагом, нападать не станут.
А на чём зиждилась такая уверенность? Или это средневековые публицисты поздним числом приписали эту зыбкую надежду князьям для красного словца или пущего трагизму?
Князья лучше многих знали, что степняк он может и зимой нагрянуть, если приспичит. Заветы их предка Мономаха у многих были ещё на памяти. Половцы, например, не стеснялись, приходили в любое время года, и их зимние набеги всегда доставляли больше забот. Так с чего было думать князьям, что монголы глупее их давних соседей, которых они не так давно распотрошили в пух и прах, вытеснив из любимых ими степей.
Да только ждать — это одно, а столкнуться с противником в настоящем деле — это совсем, совсем иное. Враг был силою велик и нагрянул вероломно.
Скакали скорые гонцы, загоняя коней из Владимира в Кострому, Ростов, Тверь, Углич, несли по городам гонцы весть о вторжении.
Всадник, что остановил своего коня на княжьем дворе, соскочил со своего скакуна, отвесил низкий поклон князю и передал ему грамоту от владимирского князя Юрия.
Приезд гонца в момент нарушил установившееся в Ростове душевное равновесие, где всё дышало любовью и миром безмятежной жизни. Так в дружный ростовский дом пришла беда. Василько сломал печать и развернул пергамент: Юрий Всеволодович Владимирский призывал его с дружиной. Нужно было выступать на защиту своей земли.
Было известно, что идут монголы через рязанские границы.
Быть великому сражению — было первой мыслью, промелькнувшей в голове Василько. Запылало его сердце. Давно он уже ждал, не пошлёт ли Господь ему достойного супротивника.
Получив известие об угрозе, Василько стал собирать не только свою верную дружину, а и вообще всех, кто может держать оружие в руках. Если врагов не остановить сейчас, они сожгут города и веси, вырежут или угонят скот, одним словом, уничтожат его род с корнем.
— В лепёшку расшибусь, а не допущу, чтобы красоту родного края поганила орда!
И закрутилось. Всё это время Василько вертелся как белка в колесе.
Дело кипело. На поварне булькали котлы с варевом, у коновязей высились горы свезенного с пригородных слобод сена, слуги как ужаленные бегали от поварни к теремам. Ратный поход непростое дело, если не судить о нем по досужим байкам. Сейчас ошибёшься, а потом за ошибки спрашивать будет не с кого, поэтому Василько совался всюду, всматривался и вникал во все мелочи сам, грелся у дворовых костров, ел из котлов вместе с кметями и сам осматривал возы с припасом.
Только ратники, которых созвал князь, мыслили лишь о возможном походе.
Голодные всадники ежечасно въезжали на княжеский двор, спешиваясь, бросались к котлам с дымящимся мясом, к огненным щам и каше. Узнавая своих, громко переговаривали, делились новостями.
Пришла пора выступать. Тут — старшая дружина боярская, и простые кмети и молодшие, народ собрался боевой. Долгогривые мохнатые кони храпели, натягивая повода.
Мужчины расправляли плечи, от возбуждения то и дело хватались за оружие, гордо осматриваясь по сторонам. Где во всём свете найдётся сила с такими молодцами справиться?
— Едешь? — вопросила-сказала Мария, вглядываясь в лик молодого князя, который не ответил ей, только кивнул.
— С Богом!
— Долгие проводы — лишние слезы! — весело произнёс на прощание князь. Он действительно верил в этот момент, что расставание их будет недолгим.
Молодой богатырь явился пред людьми в красном, расшитом серебряными завитушками корзне, застегнутом на плече золотой запоной, в пушистой собольей шапке с алым верхом.
Он взмахом руки подозвал дружинника:
— Коня под седло!
— Уже осёдлан конь, княже!
— Веди сюда.
Ему подвели коня. Подпрыгнув с медвежьим проворством, он вскочил в седло.
Громкий голос фанфар оповещал о выезде князя с дружиной. Провожая героев, врата детинца распахнули, как рот удивлённого ротозея.
Воротятся — нет? Неведомо!
Князь Василько, как и подобает вождю, ехал впереди под алую хоругвь. Он вольно сидел в седле, приспустив поводья, и улыбался. Каурый жеребец гордо вздымал голову, будто пытаясь соответствовать обстановке. Следом за ним дружинники, дружинники и дружинники. Народ подобрался крепкий, глядит смело. Такой мечом рубанёт, врага до седла раскроит. У многих ратников на груди горели золотые гривны — подарок князя за службу. Кони с хрустом копытами топтали снег. Замыкал кавалькаду небольшой обоз. Василько, как и положено витязю, привык воевать налегке.
За воротами в лицо ударил холодный ветер, взлохматив гривы коням, вскинув красные и синие плащи над головами дружины.
Защищать Ростов было больше некому.
В трудный для своей страны час оставил богатырь родной дом и прибыл к дяде своему, великому князю Владимирскому Юрию Всеволодовичу, на реку Сить, где тот собирал полки против врага, разоряющего землю Русскую.
Места, где князь собирал войска, были самим воплощением дикой природы: пустынные и малонаселённые, скрытые от посторонних глаз густыми лесами.
Сейчас здесь было многолюдно, как никогда не было до этого и уже не будет после.
День угасал. В лесу становилось все темнее, и все ярче разгорались на лесной прогалине искрастые костры. На нескольких из них готовили ужин. Весело потрескивали от жара поленья, и жадные языки пламени озаряли вечерний воздух и освещали лица людей.
Лагерь оброс хозяйством.
В княжьем шатре расставили питейные чаши.
За столом сидели: Юрий Всеволодович, его младший брат Святослав, племянники Василько и Всеволод, а также наиболее авторитетные и доверенные воеводы: Дорож (Дорофей Семёнович) и Жирослав Михайлович.
Все хмуро молчали, переглядывались между собой, ждали, что скажет правитель.
А князь Юрий был поглощён собственными бедами. Убогая обстановка вполне соответствовала мрачному настроению, в котором он последнее время пребывал. Забот, беспокойств, огорчений и опасений, выпавших на его долю, вполне хватало.
С теми силами, что сейчас Юрий собрал в лесах Сити, он мог в одиночку противостоять монголам. Князь умел улаживать дела без посторонней помощи. Но в этот раз он рисковал слишком многим, поэтому решил перестраховаться. Решил обождать брата Ярослава с его дружиной и новгородцами. Хотя можно ли назвать перестраховкой то, что он решил дождаться лучшего полководца своего времени, ещё совсем недавно разгромившего крестоносцев и заставивших их платить ежегодную дань? В этом вопросе каждый выбирает для себя.
Итак, войска было собрано в достатке, и смысла сидеть в лесах больше не было, однако тревожные вести не позволяли владимирскому князю сдвинуть с места всю эту махину. Он боялся сделать опрометчивый шаг. Монгольский хан и так опережал его везде. Татары одолевали в каждом бою! И что еще страшнее — без боя! Они навели такого страху, что скоро города начнут сами открывать ворота, не дожидаясь нападения, просто откупаясь!
На первый взгляд, как и на второй, Юрий всё делал правильно, каждое его действие было верным и обдуманным, но каждый раз монгольский хан не просто выворачивался, а наносил такой удар, от которого Юрию было непросто оправиться. Его земля пылала, его родственники и любимые люди гибли. Что может хотеть в такой ситуации человек, если знает, что второго шанса у него не будет? Он хотел уничтожить Батыя, сломать ему хребет собственными руками. Но пока инициатива была в руках монголов, и они не собирались её выпускать. Поэтому помощь брата, умеющего водить полки, была ему сейчас очень кстати.
Некоторые высмеивали опасения Юрия. Чего ждать, когда такая громада сил в твоих руках?
Пора начинать выдвижение навстречу татарам из непроходимых лесов.
Василько уже весь извёлся, мечтая лишь об одном — развеяться в горячем деле.
— Ну что мы сидим без дела? — досадливо приставал он к Святославу. — Сгинешь тут от скуки… Дядя, послушай! Об чём там Юрий думает?..
Однако ожидаемой поддержки не получал.
— Дай князю покой! — только и звучало в ответ.
Да и сам владимирский князь уже не раз обвинял себя в излишней осторожности, но останавливал себя тем, что он политик, а не ратоборец. Его задача сейчас — изгнать врага, а не пасть славной смертью в бою. И ещё, он как будто ждал какой-то пакости от монголов. Не мог понять, просто чувствовал, и всё. За время этой войны такое уже бывало не раз.
Он сопоставил данные, полученные от дозорных разъездов сегодня, с теми, что сообщили ему вчера. И хотя дозорные не обнаружили неприятеля на многие десятки верст, чувствовалось что-то неладное. Но что?
— Ну, ничего особенного… не наблюдалось? — пытал князь вернувшегося с дозора гридня.
Старший разъезда смотрел на князя, тараща от усердия глаза и не понимая, чего от него хотят.