— Пошевеливайся, мужики. Иди шибче! — торопили конные дружинники.
Князь Всеволод в который раз оторвался от войска с небольшим отрядом и скакал далеко впереди. Был он молод, нетерпелив и верил в свою счастливую звезду. Конь играл под ним и тихонько ржал, Всеволод горячил его легкими ударами тонкой сыромятной плети. А вокруг шумно качались ели.
А в это самое время где-то там, за Рязанью, уже по дорогам ползли на мохнатых низкорослых лошадях ордынские всадники, закутанные в тулупы. Уже убивали князей, грабили и жгли деревни враги, гоня скот, уводя вереницами полоняников, оставляя за собою по дорогам Рязанщины трупы тех, кто пал от злобного удара сабли. И прятались жители в погреба, и уходили в леса, и угоняли скот подальше от завидущих раскосых татарских глаз.
Только в Коломне получили печальное известие, что дальше им идти незачем, что Рязань взята и разгромлена.
Прослышав про разорение Рязани, кипела гневом вся Всеволодова дружина. Теперь уже знали они, сколь страшная Родине грозит опасность, но не боялись ее, а рвались отомстить. В свиной рулет свернуть неприятеля. Беда была в том, что после падения Рязани ситуация в корне изменилась. До этого момента всё было просто и ясно, как день. Князья Всеволод и Роман, объединив свои силы, шли к Рязани, а там под руководством князя Юрия Игоревича Рязанского они должны были встать плечом к плечу на пути монголов и разбить их. Но князь Юрий погиб, Рязань сгорела, и что делать дальше, было пока непонятно. Кто будет руководить собранной ратью, тоже оставалось загадкой.
Войска, собранные в Коломне, не представляли собой единого целого. Роман не готов был признать первенство более молодого Всеволода. Всеволод не собирался подчиняться Роману. И проистекало это не из глупого упрямства или гонора, это была неосознанная им самим привычка к первенству и влиянию. Как-никак он был старший сын владимирского властелина. Тем более и виды на дальнейшие действия между молодыми князьями разошлись, а разногласия захватывали коренные вопросы тактики и стратегии. В политической жизни, как и повседневной, большинство людей привыкло видеть и трактовать факты односторонне, в свете собственного опыта или полученного знания. Из этого никоим образом не следует, что все они более или менее не правы. Каждый может оказаться прав по-своему. Но война такой правоты не признаёт. На войне от принятия того или иного решения их зависят судьбы и жизни десятков, а порой сотен тысяч людей. Поражением в войне и собственной независимостью можно заплатить за одну единственную ошибку. Рязанский князь, например, расплатился за собственную горячность и нетерпение головой. А посему, прежде чем действовать, нужно было крепко подумать. Если растратить лучшие силы бесполезно, тогда и Владимирской Руси конец.
Роману представление о силах орды подсказывало, что надо укрепляться в Коломне и оборонять город, а заодно перекрыть путь на Владимир, Всеволод же предпочитал продолжать работать по заранее выстроенному плану, идти совместно на Рязань и бить монголов там, на пострадавшей уже территории.
Когда взгляды диаметрально расходятся, конфликта не избежать, беда в том, что рядом нет ни кого, кто бы мог выступить третейским судьёй и своим авторитетом разрешить ситуацию. А договариваться необходимо было здесь, на месте, между собой.
Особенностью их спора было то, что никто из них — ни князь Всеволод, ни князь Роман, ни даже опытный воевода Еремей Глебович, не знали всю полноту обстоятельств, которые следует принимать во внимание, и потому не могли сделать правильные выводы. И в споре они все время оперировали догадками и обострёнными чувствами, заполняя ими незнание дела. Разговор был долгим и трудным. Эмоции преобладали, поэтому, сразу уйдя от сути обсуждаемой проблемы, они вступили в словесную перепалку.
— Я и мои люди сгорают от нетерпения вступить в схватку с врагом, — произнёс Всеволод, он был лишён всяческой изворотливости и рубил напрямик.
— Тебе лишь бы самолюбие свое потешить: вот, дескать, я какой сильный, да грозный, да храбрый! — с военной прямотой, пренебрегая всяческим этикетом, язвительно говорил Роман. Он был несловоохотлив от природы, это вошло у него в привычку. — Эх, князь, — сказал он с упреком. — Ты хочешь удаль свою показать, а надо бы разум и дальновидность.
— Думай как хочешь! А только мои ребята теперь так злы, что кого хочешь в клочья разнесут! — распаляя себя, отвечал Всеволод в тон.
— Да ты не слушаешь меня!.. Не пришёл ещё час. Если мы слепо кинемся на татар, результат будет один. Наша гибель. И что в том проку! — попытался осадить его Роман. Но Всеволода было уже не унять. Он не хотел сдаваться так вот, вдруг и сразу! От сказанного однажды отступать не любил.
— Я расскажу тебе историю, которую мне однажды рассказал мой дядя, Ярослав. Однажды князь Святослав Черниговский решил атаковать противника, разорявшего его земли, хотя врагов было в десять раз больше. Он был уверен в том, что победит, но его дружина сомневалась. Тогда он остановил отряд возле церкви и сказал своим людям: «После того как я посещу святыню и помолюсь, я брошу жребий, вот эту старую монетку. Если выпадет орёл — мы победим, если решка — проиграем. Судьба держит нас в руках». Святослав вошёл в церковь и молча помолился. Выйдя, он бросил монету. Выпал орёл. Его дружинники так рвались в бой, что легко выиграли битву. «Никто не может изменить судьбу», — сказал ему один из доверенных бойцов после битвы. «Конечно, нет», — ответил ему Святослав, показывая монетку, у которой с обеих сторон был орёл.
— Пойми, Роман, люди сами вершат свою судьбу!
— Ну что же, — Роман, поймав нить разговора, не хотел уступать, — твою притчу я понял, только вот я не хочу, чтобы было так, как в моей истории. Правда, будет она совсем короткой. Слушай. Схватил волк козла и поволок в лес. А коза вслед ему кричит: «Муженек, а муженёк! Вот уходишь ты из дому, а скоро ли вернешься?» — «А это как дела пойдут, — отвечает козел, — может, и совсем не вернусь». Вот и с нами может то же случиться, коли сами на рожон полезем!
Спор между молодыми горячими князьями мог бы затянуться, но у Романа был аргумент, который перешибить было нечем, а не считаться с ним Всеволод не мог, ведь он был разумным человеком. Коломенский князь наотрез отказывался вести свои полки под Рязань или куда бы то ни было в другое место, навстречу орде, а решительно настаивал на обороне города. Он доказывал, что именно здесь нужно ставить заслон татарам. И в этих словах и доводах был определённый резон. Больше, как на Коломну, врагу было двигаться некуда, заболоченный практически безлюдный лесной массив к северу от Оки, по обе стороны реки Пры, был абсолютно не приспособлен для прохода больших масс конницы, а тем более большого обоза и стенобитных орудий. Вряд ли татары их бросили прямо у стен Рязани за ненадобностью. Единственный удобный путь к центру Владимирского княжества, в сердце которого и должен был быть направлен удар, лежал по льду Москвы-реки и Клязьмы, этот путь и запирала амбарным замком Коломна. Здесь, в стратегически важном пункте, на скрещении речных путей, и стояли сейчас русские войска и ждали подхода неприятеля. Сам город, на случай если войска потерпят неудачу в поле и будет необходимость укрыться за стенами, был достаточно укреплён. Стратегически Роман мыслил правильно, эмоции не довлели над ним или были отброшены за ненадобностью, только трезвый расчет. Тут и не захочешь, а призадумаешься.
— Я выслушал тебя, — твердо сказал Всеволод, не глядя в лицо собеседнику, но чувствуя на себе его хмурый взгляд. — То, что ты сказал, дает мне богатую пищу для размышлений. Возможно, я действительно не был так дальновиден, как ты.
Даже если Всеволод и был раздосадован, всё одно, после длительного обсуждения, поколебавшись с минуту для приличия, он вынужден согласиться с таким решением. Атаковать в одиночку орду было глупо, княжич это понимал, и, несмотря на обидные и несправедливые вещи, которые оба наговорили друг другу, они с еще большим рвением принялись каждый за свое дело, забыв все обиды. Главное, остановить врага.
Величайший русский историк Н.М. Карамзин, сочиняя свой эпохальный труд, не мог обойти это событие стороной. И, конечно же, каждое слово, сказанное им, было правдой. Но кто ожидает услышать правду с первого раза?.. Обдумав окончательную формулировку, Николай Михайлович приготовился к тому, чтобы сделать первый росчерк, обмакнул перо в чернильницу, и оно, прильнув к бумаге, заскрипело, выделывая завитушки и оставляя на память потомкам короткую запись: «Батый близ Коломны встретил сына Георгиева, Всеволода. Сей юный князь соединился с Романом Ингворовичем, племянником Юрия Рязанского, и неустрашимо вступил в битву, весьма неравную». Скупо, но точно. Да и что говорить, большие историки любят большие кровопролития, о малых упоминают вскользь, вот и Карамзин с высоты своего авторитета не разглядел всей значимости произошедшего.
Битва должна была произойти на широком заснеженном поле, способном вместить большие конные массы. Обе армии вышли на исходные позиции.
От мерного шага копыт татарских коней поднялась туча снежной пыли, заслонившая собой рыжее солнце. Уже слышно было лязганье доспеха тяжёлой конницы.
Пришла пора готовить генеральный бой с многочисленной Батыевой ордой.
Выстроились в шеренги на поле пешие ратники, видно, как подрагивают копейные острия и реют стяги над рядами полков. Одетые в толстые кожаные доспехи с металлическими пластинами, бойцы опирались на длинные копья, ожидая своего часа. Каждый знал, за что будет драться и за что умирать, если придётся. С лиц исчезло благодушие, медленно загорались гневом глаза, появились выражения суровости, озабоченности и ожесточенности, изо рта вырвались маленькие облачка пара. Такие лица бывают у людей, готовых кинуться в холодную воду с криком: «Была не была!»
Владимирская дружина стояла возле своих заседланных коней, держа руки на поводу, и представляла собой великолепное зрелище. Вои у Всеволода были один к одному — высокие, широкоплечие, закованные в брони, способные не только выжить, но и взять верх в большинстве вооруженных столкновений. Они знали друг друга не только в лицо, но как брат брата по тяжелым боям. Среди них нет места тем, кто дорожит своей жизнью. Тренированные, опытные, они знают, что такое поле боя, они знают, что значит стоять до конца, их не страшит численное превосходство врага. И голой