Достал солдат карты, крест пожалованный положил в карман. Пред игрой, когда карты были уже сданы, солдат снял тавлинку и понюхал табаку. Черта это заинтересовало, и он тоже понюхал, но с непривычки хватил много, стал чихать и бегать по избе, а солдат в это время набрал себе из колоды козырей да трефовой масти. И когда стали играть, то черт трефовой масти крыть не может, а солдат кроет козырями да сходит с трефей.
В конце концов солдат оставил в дураках черта. Черт подставил лоб, а он захватил крест в кармане, а и щелкнул им со всего размаху черта в лоб!
Некогда было черту еще играть, кубарем укатился из избы, полно солдата тревожить.
Убил черта
Во время грозы шел солдат мимо пруда и видит: на плотине черт (водяной) ногами в воде болтает, на небо смотрит и Бога языком дразнит, что Он ему ничего не сделает.
Солдат подумал, что «одной смерти не миновать, а двух не бывает», взял ружье (он был с ружьем), зарядил его и вместо пули положил пуговицу, которую тут же отрезал от своей солдатской шинели, прицелился и выстрелил в черта.
Черта тут же разнесло в прах, так что с неба послышалось радостное восклицание: «Ага!»
Так солдат убил черта и сам сгинул тут же без вести. Говорят, что за солдатом сошло с неба светлое облако и он был взят живым на небо за убийство черта.
А этот год тебе хуже всех!
Мужик рыбу ловил на Амборских озерах (там, где скиты), увидал черта на заязке. Черт сидит, качается и говорит:
– Год году хуже, год году хуже, год году хуже!
Мужик его веслом и хлопнул:
– А этот год тебе хуже всех!
Да и убил.
* * *
Собралась раз о Святки посидка. Много плясали, в игры играли, пели. Ребята разбаловались и стали выдумывать, что бы такое почудней сделать.
Вот один парень и говорит:
– Дай-ка попытаю (испробую), как люди давятся! До смерти не задавлюсь же на глазах у всех! Вы меня, ребята, подержите, а я в петлю голову суну.
Все рады: новая забава нашлась. Сделали мертвую петлю, привязали к матице. Только он сунул туда голову да затянул малость – вдруг в дверь становой, да как гаркнет:
– Кто тут давиться задумал! Я вот сейчас всех вас разберу!
Все по углам расскочились, кто к дверям бросился: глядь – никакого станового не бывало, только метель крутит, да ветерок воет и снег переметывает.
Подошли все к парню, а он и вправду задавился: висит в петле да покачивается. А становым-то враг-от прикинулся да на людей мороку навел.
Вообще удавленники – любимая добыча черта, «черту баран», как говорит пословица.
Железные зубы
Вот девки ходили по улице, а там была пустая изба. В этой пустой избе на потолке – железные зубы. И вот тебе, когда бы ни зашли они в эту избу, всегда там гармонист играет в гармонь до того-то хорошо.
Вот раз они туда зашли, два зашли, какой человек играет – и не знают. Вот в третий зашли они туда. Соседняя девчонка с маленьким ребеночком тоже туда забегла. Ей некуда деться, она залезла на печку и сидит-глядит.
Они с гармонью заиграли, девки заплясали. А она видит между брусьев, что это черти. Они не в гармонью играют, а маленького ребеночка тащут (он присыпальник, ребеночек-то).
Она выскочила да бежать. Прибегла домой и говорит:
– Мама, мама, там черти с железными зубами играют, а девки наши пляшут.
Они кинулись туда, а двери позаперты. Кинулись двери отворять, они (девки) шумят:
– Бока у нас болят!
Они кинулись потолок разбирать, а они шумят:
– Виски у нас болят!
А черти девок передрали да к потолку за косы привязали. Матери пришли, покричали, покричали, так дверь не отворили и окна не откупорили.
Так они все и погибли.
Гармонист у чертей
Вот был такой знаменитый гармонист. Как Анна Куприяновна славилась сказками, так и он с гармонью. Хорошо играл! Вот брали его по простым беседам везде, как он ославленный, по купцам и по царям он игрывал. Дюже везде восхваленный был. Где ни поиграет, хвалят везде да все в ладушки щелкают.
Он и говорит:
– Везде я был, во всем белом свете, только у чертей не был!
Вот тебе, является человек на коне в двенадцать часов ночи.
Играл-играл он. Там убрата комната, завеси хорошие, и барышни убраты хорошо, и кавалеры.
И играл он до тех пор, пока не запотел. Вот тебе, плясали они и не видели, как он завесью утерся. И вдруг он видит, что эти завеси – удушельники, утопленники, передратые ихние кожи висят; присыпальники на фартуках у чертей. Удавленник на штанах у черта, прямо шкура снята и надета. И утопленники.
Вот он играл-играл и говорит:
– Пора домой!
Вот они подвели к вороху деньгам и вороху углей. Вот если бы он не утерся и взял бы деньги углями, а как он утерся, то он видит: эти – деньги, а эти – уголья. Вот, значит, они подвели к уголю и деньгам. На уголь показывают – деньги, а на деньги – уголь.
Он почесался-почесался и говорит:
– Мне деньги так не требуются, как уголь.
И насыпал. А заместо угля денег полны карманы.
Подали ему вместо кареты удушельника-человека, вместо коня – утопленника-человека. И обоих он их знает, они недальние, ихнего села. Подъезжает он к деревне и смелости набрался, говорит:
– Костя, это ты?
А Иван, вместо коня, отвечает:
– Почему ты нас знаешь?
– Да вижу!
Вот они слезами залились:
– Только нам встреча с тобой одна, а то нам мука вечная-бесконечная здесь!
Тот малый страсти набрался и гармонь свою побил и по теперь не играет; боится – черти разорвут.
Как черт ангелом стал
У чертей старшие есть и младшие. Первые приказания отдают, а вторые исполняют.
Вот раз чертенку дали приказ пакость какую-то сделать, а он не исполнил. Ну, ему сейчас под железные прутья до́лжно воротиться. Испугался он и давай Бога молить:
– Господи, коли ты меня от железных прутьев избавишь, никогда пакостничать не буду!
Бог его и не оставил: спрятал чертенка в церкви, под плащаницу. Черти его и не могли найти, бросили искать.
Стал после этого черт ангелом, и возрадовались и на небе, и на земле.
Священник один благочестив был, а молился он однажды в алтаре церковном. А дьявол хотел искусить его на горячей молитве.
Тогда святой начал кругом себя все ограждать крестным знамением, и увидал дьявола, и погнал его крестным знамением, и загнал его в уголок алтаря, и прижал его в уголку крестным знамением.
И запросил дьявол пощады у человека.
– Пусти, – говорит, – отче! Что ты мучишь меня? Все равно, что огнем жжешь ты меня.
– Пой серафимскую песнь! – сказал святой.
– Ты знаешь, что я не могу, – простонал дьявол.
– Пой, – закричал человек, – а то все равно замучу! Пой!
– Не могу, – отвечал дьявол. – Если я запою, ты истаешь, как восковая свечка, от песни той.
– Все равно пой!
Тогда запел дьявол серафимскую песнь:
– Свят, свят, свят, Господь Саваоф!
И храм наполнился благоуханием, а тело человека стало таять, как зажженная восковая свеча. И сделался дьявол светлым ангелом и продолжал петь серафимскую песнь.
Ведьма
Откуда взялась ведьма? Пожалуй, можно искать ее в индийских книгах Веды (Vedas), в подсолнечных государствах; но это слишком глубоко, а в Летописце Царств Солнца, в наших сказках о делах ведьмы нет ни слова. Ведьма принадлежит, собственно, устному преданию славян южных, особенно киевлян. Там знают, что такое: ведьма. Она старуха лет незапамятных; она ворожит, колдует, чарует; она захочет и тотчас оборотит вас комаром, мухою, букашкою, козлом; а из козла – мужиком…
Она же, ведьма, красавица писаная, сладострастная, огненная, пламенная. Если она полюбила вас: то ждите беды неминуемой – вы иссохнете, как лучиночка, вы пропадете, как былиночка. Какие красавцы юноши гибли от неистовой любви нашей ведьмы, в этом любовном случае: нашей Венеры; но Венера была женщина обыкновенная, замечательная только сладострастием, а у ведьмы есть хвостик, так же картинно загнутый, как и хвостик болонской собачки; этого хвостика она во всех своих превращениях оставить не может.
Любимое превращение ведьмы – превращение в сороку. В образе этой птички она куралесила несказанно, неописанно, неизъяснимо. У нас есть тьма историй о ведьме-сороке, которая, наконец, при распространении у славян христианства, заклята каким-то праведником и оставлена навеки в образе сорочьем.
Похождения ведьм (ибо их считается множество, т. е. едва ли не столько же, сколько сорок) чудны, неимоверны и весьма занимательны. Однако же, читая и слушая сказки о ведьмах, с удовольствием видишь, что они не столько были злы, сколько любезны: самое коварство их закрашивалось любовью.
Киевляне, да и многие из великороссиян, еще и поныне сказывают, что они сами видели некоторых из ведьм в образе красавиц девиц; они видели, как эти злые ведьмы прилетали к добреньким молодчикам в виде ужасного огненного змея, как они рассыпались мелкими искрами и как всякая от них искорка, если попадала кому на тело, то печатала на нем такое страшное пятно, которое и по гроб не стиралось. Под Киевом у этих ведьм-проказниц бывает почти еженедельно шабаш; он собирается там на Лысой горе в самую глубокую полночь. Ведьмы туда слетаются, выпорхнув из домашней трубы на помеле верхом. Лысых гор по славянским землям очень много, и все они – пристанище для ведьм. Если где ведьма облюбует для себя гору, там уже не скоро поселятся люди.