Родился я маленьким, ловким и весёлым. Я не умел говорить, но прыгал по всей комнате, подобно обезьяне. И родители весело смеялись, глядя на меня. Потом для меня сделали колесо, и я крутился в нём по-беличьи, сначала молча, а потом стал петь, подражая Господу. Мотив всегда был один и тот же: не бравурный и не слишком грустный, а такой, скорее, размеренный и деловой. Давайте, давайте, товарищи. Давайте, давайте, друзья. Нам некогда, некогда, некогда. Много работы у нас. Давайте, давайте, товарищи. Давайте, давайте, друзья. Нам некогда, некогда, некогда. Много работы у нас.
Вот так я постиг, что такое жизненное счастье. Не нужно переходить из комнаты в комнату, не нужно выходить из дому. Там мальчишки кинут камнем и попадут в глаз; глаз потом станет плохо видеть. Там злая тётка посадит в волосы на голову стригуна. Там дедушка поведёт к лошадям, а лошади, они только с виду добрые, а вот возьмут и отгрызут палец или сжуют панамку с головы. И будешь потом всю жизнь заикаться, а дети будут над тобой смеяться и поджопники тебе выписывать. И особенно уж не стоит заходить в баньку с пауками: пауки спустятся на паутинках тебе на лицо, и наступит в душе чёрный мрак, и крикнешь громко и иступлённо. На работу не нужно ходить: начальство, известное дело, будет воровать, а обвинят во всём тебя, посадят в тюрьму, а в тюрьме жизнь хуже всякой смерти. И жениться не нужно: глядишь, дети пойдут, а детям только дай да дай, и всё мало. Гораздо веселее крутиться по-беличьи в своём колесе и петь весной, летом, зимой и осенью. Давайте, давайте, товарищи. Давайте, давайте, друзья. Нам некогда, не когда, некогда. Много работы у нас. Давайте, давайте, товарищи. Давайте, давайте, друзья. Нам некогда, некогда, некогда. Много работы у нас. А Господь смотрит на меня ниоткуда и радуется, смотрит и любит меня. Господу всего-то и нужно, чтобы мы пели и радовались и никогда не впадали в отчаяние.
Белобров-Попов
Высшие силы
День рождения назначили на шесть вечера. У Мишки ещё было дополна времени. Он надел новую рубашку, сомбреро, повязал на шею пионерский галстук задом наперёд, поверх рубахи – солдатский ремень, пристегнул к нему кобуру, натянул резиновые сапоги, на всякий случай сунул в карман коробок спичек и вышел во двор. Во дворе, как назло, никого не было. Мишка прошёл до гаражей, заглянул за них, посмотрел на крыше. Никого. Только из-под «москвича» торчали ноги дяди Пети, отца Светки Петровой. Одна дяди-Петина нога почесала другую. Дядя Петя засвистел из-под машины мелодию «В нашем доме поселился замечательный сосед». Мишке ужасно хотелось хоть кому-нибудь показать, какой ему подарили пистолет. Он обошёл машину и подошёл с той стороны, где, по идее, должна была торчать голова дяди Пети, будь он немного подлиннее. Мишка вытащил пистолет, натянул платок до носа и уже собирался присесть на корточки, чтобы подсунуть его под машину и сказать дяде Пете «руки вверх», как вдруг увидел кошку. Рыжая кошка с поднятым кверху хвостом медленно кралась на полусогнутых лапах к кучке воробьёв. Мишка, как в кино, развернулся на каблуках резиновых сапог и выстрелил в кошку от бедра.
Одновременно: кошка подскочила кверху, шмякнулась и припустила под забор; стайка воробьёв взметнулась в небо, сделала там круг и села на забор, громко чирикая; дядя Петя вздрогнул, врезался лбом в днище машины и крикнул по-матерному.
Из-под машины высунулась его голова с рукой на лбу. В другой руке дядя Петя сжимал разводной ключ. Выражение лица у него было злое и недоумённое.
– Мишка? Что это было? – спросил он.
Мишка понял, что хвастаться теперь пистолетом как-то не к месту, и спрятал его за спину.
– Не в курсе, – ответил он, пожимая плечами. – Это оттуда грохнуло. – Мишка показал рукой. – Пойду погляжу. – И пошёл.
Мишка вернулся во двор и обрадовался. На качелях качалась Светка Карташова в польском джемпере Marlboro, джинсовой юбке и сандалях с гольфами. Изо рта у Светки торчала палочка петушка.
Ага!
Мишка слегка сдвинул сомбреро на затылок, натянул на рот галстук, вытащил пистолет, крутанул на пальце (пистолет чуть не улетел) и вразвалочку двинулся к Светке.
– Карташова, руки вверх! – Мишка поднял пистолет и выстрелил.
Против ожидания, Светка усидела на качелях. Даже петушок не выпал у неё изо рта.
Светка сама вытащила его и сказала:
– Ух ты! Мишка, дай стрельнуть!
Мишка не ожидал.
– Вообще-то, – сказал он, – девчонкам оружие давать не положено.
– Жмот! – Светка показала язык.
– Ладно, на, один раз разрешаю. – Мишка протянул Светке пистолет. – У меня сегодня день рождения. Пользуйся моей добротой.
– Поздравляю. Ух ты! Какой тяжёлый!
– Капсюльный, – объяснил Мишка. – Вот тут нажимай.
– Подержи петушка.
– Можно я лизну разок?
– А ты не сифилисный?
– Сама ты трипперная!
Светка подняла пистолет двумя руками, зажмурилась и нажала на спусковой крючок.
Бабах!
– А если возле уха выстрелить, оглохнешь? – спросила она.
– Не знаю. Ещё не пробовал.
– Давай у тебя над ухом стрельнём, – предложила Светка.
– Ишь ты какая хитрая! Давай у тебя стрельнём!
– У меня нельзя. У меня воспаление было. Давай сначала у тебя.
Мишка подумал и согласился.
– Ладно, давай. – Он сложил руки на груди, расставил ноги и замер.
– Шляпу сними.
– Ковбои шляпу не снимают. – Он поправил на лице платок. – Стреляй быстрее.
Светка поднесла пистолет к Мишкиному уху, зажмурилась и выстрелила.
У Мишки на мгновение потемнело в глазах и отключился слух. В ухе всё звенело. Он обернулся к Светке и по её губам понял, что она чего-то спрашивает.
– Во! – Мишка показал большой палец. Слух понемногу возвращался. – Как на войне!
– Я тоже хочу, – сказала Светка.
– У тебя ж воспаление.
– Ну и фиг с ним!
– Лучше не надо. Ещё оглохнешь, а мне потом отвечать.
– Так не честно.
– Ну, я тебя предупреждал. Сама напросилась. – Мишка взял пистолет и выстрелил у Светки над ухом.
Вот тут петушок всё-таки выпал у Светки изо рта. Светка постояла немного, похлопала себя по уху и сказала очень громко:
– Зыканско! В ухе звенит, как Царь-пушка!
Когда звенеть перестало, Мишка предложил:
– Давай в подвал спустимся.
– Это зачем?
– Там Васька с Петькой видели в углу кости. Похожие на человеческие.
– А ты не боишься?
– Чего нам бояться? У нас же пистолет настоящий.
– Ну пошли.
У подъезда дворничиха тётя Аля подметала асфальт.
– Чего это ты, Мишка, вырядился, как фриц? – спросила она.
– Не как фриц, а как ковбой! – важно ответил Мишка. – У меня сегодня день рождения.
– Ну поздравляю!
Мишка и Светка зашли за угол. Мишка поднял решётку.
– Прыгай, а я решётку подержу.
Светка спрыгнула вниз.
Мишка спрыгнул за ней, жалея, что не прыгал первым. Если бы прыгал первым, увидел бы Светкины трусы.
Открыли окошко. В подвале было темно. Пахло сыростью и кошками. И ещё чем-то неприятным, от чего спина у Мишки покрылась мурашками. Мишка почему-то подумал, что пахнет могилой. Мишка могилу ещё никогда не нюхал, но представлял, что пахнет она именно так. Идти немного расхотелось. Но отступать было поздно. Иначе Светка может подумать, что он ссыкло. Ничего, это даже хорошо, что в подвале темно. В темноте проще будет Светку зажать. Про человеческие кости-то он, ясное дело, присочинил. Хотя чего-то такое вроде бы пацаны и говорили. Да только Мишка всё равно не очень верил. Он уже взрослый, чтобы в такое верить. Это только дети и девчонки верят в привидений, скелетов, жёлтые пальцы и зелёные перчатки.
И всё-таки было немного жутковато лезть в подвал. Дом, в котором они жили, был дореволюционной постройки. Мало ли что могло быть в таком старом подвале. Может, там и правда замурованы чьи-нибудь кости.
Мишка вытащил из кобуры пистолет и решительно спрыгнул через окошко на каменный пол. С пола поднялась пыль.
– Пчхи! – Мишка чихнул.
– Будь здоров! – крикнула сверху Светка.
– Спасибо. – Мишка шмыгнул носом. – Прыгай сюда! – Он протянул Светке руку.
Светка перехватила Мишкину руку, спрыгнула и, чтобы удержать равновесие, обхватила Мишку за шею. Она задела сомбреро, и шляпа слетела с Мишкиной головы. Мишка схватил Светку за талию. Он моментально покраснел. Хорошо, что в темноте не видно, подумал Мишка, а то бы было западло. И ещё он подумал, что не зря они полезли в подвал. Сердце застучало как бешеное. Мишка зажмурился, хотя в тёмном подвале этого можно было и не делать, и чмокнул Светку в щёку. Светка вздрогнула. И Мишка вздрогнул. Светка молчала. И он молчал. Было непонятно, чего она думает. В темноте Мишка не мог увидеть, какое у Светки выражение лица. Тогда он набрал в грудь побольше затхлого подвального воздуха, зажмурился и снова поцеловал Светку в щёку.
Светка дёрнулась, оттолкнула Мишку от себя, но как-то не очень сильно.
– Ты что, дурак? – спросила она.
– А что?
– Зачем ты это сделал?
– А чё я сделал?
– Ничего! – В голосе Светки Мишка услышал лёгкую обиду и ещё… вроде как любопытство. – Вы, мальчишки, думаете, что вам всё можно! А у девчонок может из-за этого… вся жизнь испортиться!
– Ты про девчачью жизнь говоришь, как про консервы. – Мишка почесал ногу дулом пистолета и вспомнил, как говорит об этом папа. – Жизнь-то на этом не кончается.
– Это у мальчишек не кончается. Все мальчишки чёрствые.
Мишка сразу представил себе старые пряники, которые несколько месяцев уже лежат в хлебнице на холодильнике. В прошлом году, когда Мишка вернулся из пионерского лагеря, он нашёл на холодильнике такие вот пряники и чуть не сломал об них зуб. В качестве эксперимента Мишка взял один и кинул им с балкона об асфальт. Внизу шла какая-то тётя, и пряником этой тёте попало точно по голове. Хорошо, что у неё сверху был накручен шиньон.
– А ты «Анну Каренину» помнишь? – спросила Светка.