И не просто бродит, а начинает миграции! И как раз упомянутые хетты – это и есть представители среднестоговской культуры, пришедшие на Ближний Восток, куда –
– в дальнейшем в связи с переходом этих племён к бронзовому веку и приручением лошади начались интенсивные миграции индоевропейских племён в различных направлениях. /356/
Что же дальше?
По мнению академика Иванова, первой действительно отделилась анатолийская диалектная группа. Она сдвинулась на запад на относительно небольшое расстояние. Освоившись на новом месте, люди – носители этого диалекта – позднее возникают в истории в качестве хеттов.
Это было бы логично, но некие протохетты у нас уже есть – и они живут по ту сторону Чёрного моря.
Дальше, по Иванову, от общеиндоевропейской языковой системы отделилась греко-армяно-арийская диалектная общность, которая в дальнейшем распалась на греческий, армянский и индо-иранский диалекты. Уже из этой общности выделился арийский диалект.
Снова вопрос: мы знаем, и это подтверждено археологией, что люди, говорившие на индоиранских диалектах, вошли в Индию и Иран с севера, с территории Южного Урала. Это были представители синташтинской культуры, создавшей, среди прочего, Аркаим.
На этот вопрос авторы гипотезы отвечают довольно жалко: к сожалению, процесс миграции индоиранской или арийской диалектной группы не очень ясен. Во всяком случае, они появляется в Центральной Азии. А уж оттуда, –
– по-видимому, в виде повторных миграционных волн, направленных с востока на запад Евразии, где в дальнейшем эти племена оседали и заселяли определённую общую территорию /177/, —
– и возникли индоевропейские «европейские» языки. В том числе и славянские.
Естественно, ответа на вопросы, как и почему возникали эти миграционные волны, учёные не дают.
А вот какие сведения на эту тему даёт генетическая генеалогия. Нынешние индоевропейцы, утверждают генетики, являются носителями по меньшей мере десятка гаплогрупп. В этом отношении данная языковая семья весьма напоминает алтайскую, на языках которой также общаются генетически разнородные этносы.
Потому исследователи делают закономерный вывод:
Не могли эти десяток гаплогрупп выйти из одного узкого ареала, причём всего 12–15 тысяч лет назад (когда большинство этих снипов было получено, и, следовательно, эти гаплогруппы были уже сформированы). /335/
И действительно, –
– большая часть армян наследует Y-хромосому гаплогруппы J2 – ближневосточной группы с возрастом общего предка 6200 лет. /335/
Армяне, как мы знаем, – часть протоиндоевропейцев.
А греки, которые ушли от армян?
А у греков, которые ушли от армян, сохранилась та же гаплогруппа J2, которая и сегодня является самой распространённой в этом этносе – 25 %.
У хеттов – похожая картина: на той территории, где они жили, группа J2a*-M410 тоже превалирует.
И всё это говорит об очень простой вещи. Индоевропейский язык на Ближний Восток привнесён! Привнесён мигрантами из степной зоны Евразии, которые пресытились своими скотоводческими досугами, и их потянуло на завоевания богатых городов юга.
Отсюда неизбывный спор на тему «двух индоевропейских прародин». Их и было две, не о чем спорить. Да, степи Волго-Донского междуречья – раз. И Передняя Азия, куда надвинулись носители господствующего (по причине завоевания) диалекта, – два.
По щедрости душевной можем добавить и третью прародину – балканскую: через Балканы наши среднестоговцы тоже передвигались и лексику свою местными реалиями обогащали.
А уж там, на месте, в Передней Азии, мелкие раздробленные остатки языковых праностратиков – генетических наследников гаплогруппы F – с необходимостью воспринимали объединяющий и властвующий язык завоевателей.
А кого носители индоевропейского языка завоевать не смогли – шумеры, эланцы, – те так и остались с языками, генетическую связь которых с нынешними установить не удаётся. Ещё бы – они ведь говорили на диалекте группы F. Которую как бы ещё не неандертальцы базовым понятиям цивилизации учили…
А вот теперь осталось рассмотреть группу, о которой мы до сих пор умалчивали – не из вредности, а интереса для.
Вот только сначала просится на язык вопрос: а откуда, собственно, брали свои новые языки все эти группы, уходящие прочь из ближневосточного плавильного «котла»? Прямо вот так уходили и решали: а теперь будем говорить по прадравидийски? А мы – мы избираем пама-ньюнга?
Разумеется, нет. Мы, повторюсь, не знаем, как собирались относительно большие группы людей и уходили прочь от сородичей. Сперва кого-то из них хлестало мутацией, и он проявлял завидные качества осеменителя или вождя, после чего собирал свою банду и уходил? Или же сначала по тем или иным причинам какая-то группа уходила, а уж потом в ней образовывалась мутация, после которой и появлялся штатный папа, оставлявший после себя массовидно награждённое им собственным маркёром потомство?
Возможно, тут применима теория Гумилёва: по некоей территории стегает какой-то импульс, то ли космический, то ли земной, как результат появляются пассионарии, которые потом устраивают приключения себе и соседям. Если вставить в эту схему наши рассматриваемые здесь мутации, в ней ничего не поменяется по существу, но она приобретёт дополнительную полноту и стройность.
В самом деле: изменение ли природных условий – вулканизм, оледенение, потепление, – космический ли фактор, земной ли, но он вызывает в группе людей мутацию, которая, в свою очередь, продуцирует пассионарность. Которая выливается не только в желание идти и крушить, как у Гумилёва, но и люто размножаться. Что, впрочем, одно другого не исключает, а вполне себе дополняет: пассионарные воины оставляют своё потомство среди женских масс покоряемых или просто ограбляемых племён и земель. Из-за чего всё разрастается, как снежный ком, и до той же Австралии доходит, потрясая копьями, Y-гаплогруппа С1, сопровождаемая женщинами из десятка-другого митохондриальных гаплогрупп в тростниковых юбочках…
Вот как шли до Австралии завоеватели в тростниковых юбочках…
Впрочем, это занимательно, но, повторюсь, механизма образования и распространения гаплогрупп на громадные расстояния мы не знаем. Точно установленным можно признать только одно: если где-то та или иная гаплогруппа присутствует в превосходных, а то и подавляющих количествах – значит, когда-то она туда дошла в относительно компактном виде. Ибо невозможно по определению представить, что один треснутый мутацией мужчина смог осеменить столько австралийских аборигенок, чтобы ныне мы видели 62 % его потомков в популяции.
И хотя ныне гаплогруппа – не этнос, но когда-то она развивалась и крепла именно в составе и, скорее всего, в форме этакого протоэтноса. Точнее – племени. Ибо для покрытия наибольшего количества самок – а результаты говорят именно об этом – самцу человеческому всегда надо было выбиваться в альфы. По тем временам – в племенные вожди или хотя бы в шаманы. А потом охранять и поднимать именно своё потомство. Как племенной жеребец, да.
А впрочем, можно сказать ещё короче. Если мы видим в истории движение гаплогрупп в массовом количестве особей – значит, они было оформлены в некие общественно организованные формы. Вот и назовём их условно – племена. И хотя уже и по тем временам эти племена не могли не включать в себя представителей разных гаплогрупп, в основе их должен был лежать костяк особей, связанных близкородственными узами.
Простим меня за такое долгое отступление, но я лишь хотел ещё раз, с другой стороны, показать, что у нас есть модель этих уз для тех времён, когда люди ещё не узнали про генетику и не придумали Международное общество генетического родословия.
Эта модель называется – язык.
Только если в случае с гаплогруппами мы не можем сказать, что было раньше – мутация и потом отрыв или же мутация как следствие отрыва и смены природных условий, то с языками картина более понятная. Они эволюционируют в любом случае (как и люди), даже если их носители живут стабильно и на одном месте. Но особенно бурно они эволюционируют, если их носители сменяют обстановку.
И тот и другой случай мы можем видеть сегодня. При всём величии Ломоносова его русский язык сильно отличается от нынешнего. А ведь с его времени Россия ни разу не была завоёвана носителями других языков и в массовое переселение тоже не ударялась. Но язык поменялся сильно чисто на внутренней своей логике.
Пример второго рода и вовсе перед глазами: лексика, например, солдата сильно отличается от лексики его же собственной матери. Даже если не брать в расчёт профессиональный матерный русского военного. Потому что армия – не семья. А новые условия – новые понятия, всё логично.
Вот теперь и обратимся к нашим гаплогруппоносным сапиенсам, что, вывариваясь, вываливались из ближневосточного «котла» и убегали оттуда аж до Австралии.
Разумеется, они не заговаривали сначала на языке пама-ньюнга, а затем не уходили искать местность, которую этот язык наиболее подходящим образом описывал бы. И наши праностратики, если быть ближе к теме, сначала уходили, разговаривая по-пра-ностратически, и лишь по ходу своего путешествия приобретали новую лексику, а затем и грамматику.
Скажем, пока варились они в составе народа с маркёром гаплогруппы F, то и говорили на языке – назовём его F-язык, чтобы не злоупотреблять многими считающимся сомнительным термином «ностратический».
Итак, у нас есть носители F-языка. Пока они сидят на месте в Передней Азии, лексика их довольно стабильна. Да и синтаксис, пожалуй. Вызовов-то языку нет! Тут, пожалуй, и гипотеза о глоттохронологии подойдёт. С пересчётом сроков согласно ДНК-генеалогии и археологии.
А потом образовалась гаплогруппа G (опять же – то ли на месте, то ли после ухода – не знаем) и пошла себе на Кавказ. А там – новые птицы, новые звери, там снежные вершины и водопады, там есть мох и там нет пальм. Всё это, естественно, требует осмысления. И называния, разумеется. А также и неких синтаксических перестановок. Вода падает! Как это может быть? До сих пор её видели только текущей!