Ну а далее мы видим первые результаты климатических изменений. Оголодавшие и утерявшие былой экономический потенциал кочевники окончательно сбиваются в кучу. По тем временам это означало выяснение самого сильного вооружённым путём. Что, понятное дело, вводило в идеологию этих людей культ оружия, необходимость жестокости и поклонение личной доблести и героизму. Вовсе не исключаю, что будущий культ скальпов и голов врагов у скифов мог зародиться именно во времена переформатирования прежних степных охотничьих культур в военизированную захватническую ямную. Но это, что называется, – опционально: предположение из ряда тех, от которых я предпочитаю воздерживаться. Три тысячи лет временной пропасти между культурами – не шутка.
С другой стороны, скифы-то как-то пришли к этому обычаю. Почему другие степные всадники не могли? Те же киммерийцы, их предшественники? А вот между этими ребятами и конечным этапом ямной культуры разница в годах уже не столь велика – 1100 лет. И в неё попадают по очереди – среднеднепровская, абашевская, срубная культуры. Все – преемственные, и, что, очень важно, преемственные в биологически генетическом смысле: во всех у них мужчины носят гаплогруппу R1a. Вплоть до одной и той же мутации – R1a1a1b2a2a-Z2123.
Но это всё же мелочь, деталь. Я её привёл только для того, чтобы показать непрерывность степных всаднических культур, начиная от ямной.
А ямная у нас между тем сразу после начала засухи ещё не существует. По степям, стремительно превратившимся в полупустыню, на качающихся от бескормицы лошадях ковыляют кочевые общности. По быту и организации они – боевые. Потому что лесостепным землельцам и скотоводам тоже пришлось несладко, но всё же хозяйство есть хозяйство. Как говорили много позже, но верно, «коровка всегда прокормит». А вот всадникам приходится реально худо.
При этом всадниками, номадами, кочевниками, в общем, совсем отдельной стратой они себя не осознают. Это пока всё те же носители днепро-донецкой культуры, которые, в зависимости от обстоятельств, могут кормиться как при табунах коней, так и при волах, и при охоте, и при рыбалке. Лишь бы кормовая база позволяла.
А вот с этим, похоже, стало трудно у всех. Примерно на этот период разгула засухи приходится распад очень многих прежних культур: эртебёлле, линейно-ленточной керамики, хвалынской, сурско-днепровской, льяловской. Причины их исчезновения называются разные, но совпадение должно как минимум насторожить.
Оно и настораживает. И вот какая картина начинает вырисовываться, если сопоставить все факты и совместить получившееся со здравым смыслом, человеческой психологией и историческими аналогами.
Среди наших степных «европейцев», скотоводов, склонных к земледелию, начинает с 6,5 тысячи лет назад выделяться среднестоговская культура. Развивается она из сурско-днепровской, но, судя по отмечаемому в погребениях смешению двух расовых типов – южного средиземноморского европеоидного и северного европеоидного кроманьонского, – в чисто человеческом плане участие в формировании её населения принимали выходцы из днепро-донецкой культуры. Это они имели северный кроманьоидный облик.
В общем, тот самый типичный случай – как и днепро-донецкая, являет собою переходно-смешанный тип как по экономическому укладу, так и по культурной и антропологически-генетической принадлежности.
И вот живут себе среднестоговцы земледелием, скотоводством и охотою, никого особо не трогают, развиваются себе потихоньку. Получают между делом разнообразные импульсы от соседей – то коневодческие от хвалынцев, у которых уже развитое общество с вождеством (то есть военизированное), то земледельческие от трипольцев. Постепенно под этими воздействиями матереют, богатеют, социально усложняются. А без того и не обойдёшься в тех условиях: раз конники по соседству – волей-неволей своей защитной конницей обзавестись возжелаешь. Но конь – удовольствие дорогое для земледельца, для стойлового его содержания. А тут трипольцы пример показывают: не просто съедают всё, что поймают, пока не испортится, а продуктами запасаются, и у кого-то этих продуктов накапливается больше личной потребности, а на том уже и торговлишка начинается, имущественная.
А поскольку археологическая культура – не этнос, то и внутри среднестоговских общин начинается движение, как социальное, так и по разделению, так сказать, труда.
Но тут наступает засуха. И буквально сразу же археология нам выдаёт важное наблюдение: в захоронениях людей этой культуры начали встречаться шнуровые орнаменты и каменные боевые топоры! То, что присуще только через 800 лет появившейся культуре шнуровой керамики/боевых топоров!
И, наконец, последнее ключевое событие для реконструкции того, что произошло: появление культуры чернаводэ около 6 тысяч лет назад на территории современной Румынии. Образовалась она, как сообщают учёные, в результате вторжения на Нижний Дунай степных пастушеских племён (среднестоговская культура).
Что это за культура? Вернее, что сделал народ, носитель этой культуры? Вытеснил на запад культуру гумельница. Повлиял на формирование баденской культуры. Основное занятие – земледелие и скотоводство. И – в который раз уже? – следует сообщение, что была одомашнена лошадь.
Жилища глинобитные. Это будет иметь значение в дальнейшем расследовании. Поселения укреплённые. Аналогично. Но вот за этот пункт мы возьмёмся отдельно.
Что значит – поселения укреплённые? То, что люди воевали, причём речь шла о столкновениях правильных воинских контингентов. У которых, само собою, были командиры. Которые, в свою очередь, выдвинулись либо своими боевыми заслугами, либо высотой происхождения. Либо благодаря связи этих двух факторов, ибо на высоту в обществе должны были ставить воинские заслуги, а дальше – в детях – роль играло происхождение от заслуженного отца.
В то же время – от кого было защищаться среднестоговцам? Насколько мы можем следить по археологии, это они, наоборот, совершали экспансию по разным направлениям. Мы знаем об их проникновении на северо-запад, на север, на северо-восток, на восток и юго-восток, чуть ли не до предгорий Кавказа. Характерную керамику находят возле поселений волосовской культуры – а это широта Московской области и севернее.
Кто мог совершать такие набеговые рейды – набеговые, ибо это было не переселение, культура сохраняла свою прежнюю локализацию? Очевидно, кто-то, достаточно мобильный, – раз. И достаточно оторванный от повседневного земледельческого труда – два. И это даже не скотоводы – три. Ибо достаточно тяжело представить себе степное скотоводческое хозяйство, кочующее от Нижнего Дона до Москвы, за тысячу километров.
Следовательно, этими набегами занимались мобильные группы мужчин, оторванные от добывающего хозяйства, но сменившие метод добывательства. То есть воинские подразделения на лошадях, вооружённые и опасные настолько, чтобы от них требовалась надёжная защита.
И вот теперь дошла речь до укреплений. Среднестоговская культура, как мы помним, происходит от сурско-днепровской. То есть это линия местных сначала охотников, потом скотоводов-земледельцев через кукрекскую до анетовской культуры – южные европеоиды средиземноморского расового типа. И именно они начинают выстраивать первые оборонительные сооружения на днепровский островах. От кого? От носителей днепро-донецкой культуры, антропологически северных европеоидов-кроманьонцев.
Защита была не очень успешной, ибо эти ребята вытесняют носителей сурской культуры. Но она им пригодилась, потому что, как мы помним, как раз к днепродонцам стали наведываться с визитами всадники из самарской общности. И вряд ли эти визиты были сильно дружественными.
Что у нас получается в итоге? Вспомним: археологическая культура – не этнос. Это всего лишь ареал использования тех или иных технологий. Зато по типу хозяйства, а значит, и социального устройства население распадалось – по крайней мере социально, но, учитывая появляющуюся связь днепродонцев с самарцами и вообще с «волжанами» из-за Каспия, этот распад в дальнейшем приводил и к делению этническому. Не всегда, но условия для этого возникали. И не исключаю, что генетически разница тоже была: сельскохозяйственное население было «рассыпным» с включением R1a, I2*, E и т. д., а вот конное – R1b. Впрочем, надёжной статистики накоплено ещё мало, так что это всё – на уровне гипотез.
И вот когда началась Великая Засуха, и в новых климатических условиях прежний рельеф уже не мог прокормить всё предкатастрофное население, самая пассионарная и подвижная его часть пошла искать лучшей доли. И вот тут мы уже начинаем замечать не набеговое воздействие стреднестоговских удальцов и резвецов, а массированный культурный сдвиг.
И вот в низовьях Дуная, где засуха ударила тоже, но это не так сильно сказалось, как на степном рельефе, появляется новая культура. Появляется совершенно естественно – по этому же маршруту ещё тысячелетиями заходили в Европу кочевники, вплоть до угров, печенегов и половцев, ставших нынешними венграми. А если считать не только переселения, то и монголо-татары доблестного, но злого Бату, сына Джучи, дошедшие до Адриатики.
Но – опять же климат. И не так много места возле Дуная для подсечно-огневого земледелия, каковое и было тогда известно. Потому как Дунай-то он, конечно, Дунай, но – степь. Та же засушливая. И вот уже носители культуры чернаводэ – с теми же, впрочем, среднестоговскими горшками с обильной примесью ракушек, а нередко и с шнуровыми узорами – объявляются западнее и северо-западнее, где образуется баденская культура. Которая, да, тоже начала строить укреплённые поселения. Очень большой контраст с прежними поселениями местной культуры линейно-ленточной керамики, в которых не было ни укреплений, ни даже оружия.
Понятно, что угодившие в этакий рай бывшие степные молодцы, а теперь уже вооружённая элита развитых земледельческих сообществ, решили на достигнутом не останавливаться, ибо добычи и новых женщин никогда не бывает много. И двинулись на наследников культуры ЛЛК – население лендьельской культуры. Которое тоже явно не могло оказывать серьёзного сопротивление, ибо тоже жило в так называемых длинных домах и неукреплённых поселениях.