А что, как мы видим, происходило в результате такого вот «надвижения»? Понятие этноцид тогда известно не было. Врагов истребляли, конечно, но не из националистических соображений, а если сопротивлялись. Понятие «этнос» тогда тоже известно не было, и людей различали по принципу «свой – чужой», а в этом принципе главным маркёром был язык. Соответственно, «не наш», который не сопротивлялся, а готов был вносить умеренное вспомоществование захватчикам натуральным продуктом и женщинами, вполне имел все шансы на долгую и спокойную жизнь. Ибо зато он обретал защитников, стены вокруг поселения и уверенность в завтрашнем дне. А пришельцы – что ж, они приносили власть, новые оборонные технологии и ту же уверенность в завтрашнем дне. И, как почему-то я уверен, свои горшки с полюбившейся шнуровой керамикой. Ибо чем ещё можно объяснить её долгое, передающееся из культуры в культуру сосуществование с другими видами керамики, как не тем, что использовали её воины, или, шире, вооружённая элита обществ, которые вокруг этих воинов образовывались.
И чего бы им и не образовываться? Конечно, лучше бы они не приходили и не отнимали, эти воины. Но раз уж так случилось, то, значит, боги так решили. Свои или пришельцев – не важно. Главное, что если с ними не задираться, то ничего тебе и не будет. А зачем задираться? Национальной гордости у тебя ещё нет, ибо живёшь ты в состоянии разложения первобытной общины на родовую, а той – на собственно рода. Представления о нации, этносе, родной культуре ты, следовательно, тоже не имеешь. У тебя есть свои предания и боги – так и на здоровье, никто их у тебя не отнимает и отнимать не будет как минимум до появления иудаизма. О чём спорить?
Нет, в конкретике жизни бывало, конечно, всякое. У кого-то жену увели, а он не простил и затаил. Кто-то из пришлых земледельцев на землю твоего рода покусился – тут воевать или судиться. Кто-то захотел к вооружённой элите примкнуть, но пал во время воинских испытаний, и не всем его родичам это понравилось. То есть почва для конфликтов была, её не могло не быть при тогдашней жизни, как, впрочем, и при нынешней или даже жизни вообще. Но это были именно локальные, ситуативные конфликты, которые не затрагивали главного – синтеза пришлых и местных. Каковой и выражался в образовании новых культур.
Ну а от ареала лендьельской культуры до оставленной нами было культуры эртебёлле – один шаг. Причём давно сделанный – мы помним о торговле, которую люди ЛЛК вели с этими «протовикингами».
И вот, наконец, бывшие наши среднестоговцы, а теперь уже непонятно кто, ибо растеряли многие среднестоговские особенности на своём длинном пути, но оставляют лишь свои элитарные горшки со шнуровыми узорами, сталкиваются с первобытными охотниками, рыбаками и моряками эртебёлле. Делить им особенно нечего. Только землю, которую охотники считали своим заказником, а пришельцам (уже утащившим с собою многие культурные особенности и, главное, экономику лендьельцев) нужна площадь для посевов. Не будем забывать, что у нас ещё засуха на дворе и прежде болотистые низины Северной Германии и Южной Скандинавии стали вполне себе урожайными полями. Вон сегодня даже в Норвегии урожайность пшеницы под 50–55 центнеров с гектара доходит. В Швеции ещё лучше. А тем более в Дании и Северной Германии.
Конфликт? Разумеется. Но только охотник с луком и стрелами с костяными наконечниками – плохой поединщик против конника с медным оружием. Да и мало их, охотников. А во-вторых, ежели с ними по-доброму, как с Гайаватой, то великолепный обмен получается – морской рыбы и лесных животных на всякие нужные охотнику вещи. Бусы какие-нибудь, топорики каменные, изящно выделанные и выглаженные. Да и само вообще умение ходить по морям и добывать морского зверя – разве бесполезно оно?
Вот так и появились носительницы южной генетики в образе фермеров в Швеции. Подселились рядом. А люди эртебёлле… Что ж, которые совсем охотники – гайаваты скандинавские – уплыли себе на закат. Или на север. Или на восток, где смешались с людьми ямочно-гребенчатой керамики. А которые уже на переходе к осёдлости были и жили в рыболовецких-охотничьих поселениях с животноводством и началами земледелия, – те вполне, надо полагать, с охотою переходили к более высокому уровню жизни и быта.
К тому же не будем забывать об извечной человеческой способности плодить врагов и с ними затем воевать. Раз уж вспоминаем о Гайавате, то не будем забывать о вековой вражде алгонкинов, к которым принадлежали и гайаватовы оджибуэи, и ирокезов. И что алгонкины сделали, когда у французских переселенцев в Канаде образовался конфликт с ирокезами? Правильно, вступили в войну на стороне французов. За подробностями можно обратиться к Фенимору Куперу, но сам принцип понятен: немало общин эртебёлле могли захотеть присоединиться и присоединились к пришельцам с юга. Так и образовалась культура воронковидных кубков.
Ареал её простирался от Нидерландов до устья Вислы и от Средней Швеции до Чехии. Вовсю возводятся укреплённые поселения до 25 га площадью. Дома – знакомые степные мазанки из глины. Кстати, здоровенные – площадью 12 на 6 метров. Интересно, что в ней же присутствуют и дома длиной 80 метров, шириной 6,5 метра, сооружённые из дерева. Это, похоже, прототип будущих скандинавских длинных домов, а само сочетание их с мазанками указывает на полиэтничность культуры.
Но при этом культура ещё и не в археологическом смысле: между домами на одном из раскопов обнаружена замощённая камнем улочка шириной 10 метров. Это уже совсем цивилизация!
В этой культуре любили и мегалиты, хотя, судя по всему, они заимствованы от сходных технологий из Ирландии, Франции и Португалии. Причём использовались они в качестве роскошных могил, располагались в центрах поселений и хранили в себе тела представителей элиты.
Частично мы об этой культуре уже говорили ранее, поэтому сейчас обращаю внимание только на детали. Например, на то, что в Швеции было найдено 10 тысяч каменных топоров – и все они утоплены в водоёмах. Что это означает? Непонятно. Жертва богам? Согласимся, странная жертва. То ли капитуляцией отдаёт, то ли, наоборот, угрозой. Хотя если вспомнить тех бедняг из времён маглемозе, которых черепа опять-таки под водой разместили, то не исключено, что легенды о злых водяных, которым нужно приносить жертвы, дошли до носителей КВК с тех седых пор. В охотничьих сообществах предания вообще хранятся долго, а тут, на краю тогдашнего мира, явно наблюдается преемственность основного населения – с тех пор как сюда зашли люди I.
А на каком языке говорили эти сначала пришельцы, а потом и насельники скандинавских земель? На каком-то одном. Это ясно становится из пестрейшего состава женщин, которых наши конники утащили за собою. Среди митохондриальных гаплогрупп тут отмечены H, H1, H24 (западноазиатская); J1d5, J2b1a (Ближний Восток); K1a5 (альпийская); T2b (Месопотамия); N1a1a1a3 (строго население культуры линейно-ленточной керамики), U3a, U3a1, U5b (европейские подруги людей I); V (Восточная Европа – культуры ЛЛК, трипольская); X2b (Греция времени неолита).
То есть что это означает? Что конники наши не заморачивались особо верностью подругам своего языка. А это C, H, U3, U5a1a, U4. Особенно интересна С – происхождением с пространства между Каспием и Байкалом, то есть оттуда, откуда пришли в поволжские степи будущие наши конники с маркёром R1b. Гаплогруппа Н – это, понятно, анатолийские дамы, растащенные своими мужьями-«фермерами» во время первого земледельческого завоевания Европы (старчево-кришская, ЛЛК и т. п.). U3, U4 – местные, степные, есть ещё у хвалынцев. А U5 – знакомая общеевропейская.
И это значит, что местных дам конники с собою не брали, рассчитывая прекрасным полом поживиться на месте. Как видим, расчёты не оказались пустыми – по пути они обрастали женщинами земледельческих культур, распространяя по ходу дела свою Y-гаплогруппу – прежде всего R1b.
Так вот язык к нам приходит прежде всего через семью. Может быть, даже в большей степени – от матери. Но если перед нами общество патриархальное – а каким ещё может быть воинское общество? – если в нём собраны женщины разных языков и сообществ, если у каждого мужчины-воина явно побольше чем одна жена (или наложница, не важно в данном случае), то как будет обеспечиваться взаимопонимание? Да автоматически на том языке, на котором общается центральное большинство его носителей. Каковыми и были мужчины R1b.
А на каком языке разговаривали эти мужчины? Это мы уже выяснили – на индоевропейском или праиндоевропейском. Первое – скорее, насколько-то вообще можно говорить о некоем едином индоевропейском языке. Но столь глубокие лингвистические тонкости можно пока обойти стороной. Потому что мы знаем, что засуха заставила степных конников уходить не только в Европу, но и на юг. Где мы вскоре видим появление разных «индоевропейских народов». Хотя, по гаплогруппам судя, народы оставались теми же – просто получали воздействие, сходное с воздействием сперматозоида на яйцеклетку: воинскую культуру, элиту, оборонительные технологии. И язык.
И в этом смысле мне не только симпатична, но кажется совершенно обоснованной и верной гипотеза Льва Клейна о том, что хетты – ближневосточный конный народ, создавший могучую цивилизацию в Передней Азии и имеющий отношение к легендарной Трое, – пришли туда из ареала бытования баденской культуры. Очень похожа археология, графика, идеология.
Вот что пишет по этому поводу Л. Клейн:
Еще в 1963 году венгерский археолог Нандор Калиц представил много сравнительных таблиц керамики, металлических изделий и каменных статуй, показывающих близкое родство обширной баденской культуры медного века Среднедунайского региона (в Венгрии она называлась пецельской, в Румынии – коцофень) с культурой разных слоев Трои: лицевые урны с поднятыми ручками, антропоморфные фигурки с перевязями крест-накрест, модельки повозочек, миски с катушечными ручками, дома с апсидами и т. д. Баденская культура, по тогдашним представлениям, датировалась примерно 2000–1700, а II–V слои Трои – 2500–1500 годами до нашей эры, то есть для Калица было несомненным, что воздействие шло с юго-востока на северо-запад, из Трои на Дунай. Однако вскоре радиоуглеродная революция перевернула эту концепцию. Баденская культура ушла в глубь веков и теперь датируется 3600–2800 годами до нашей эры, тогда как означенные слои Трои датируются 2600–1700 годами и даже Троя I начинается только около 2900 года.